Спорим, она будет моей?
Шрифт:
Тогда она поднимает на меня глаза. Они у нее практически черные, надо же. Необычные. Это меня немного стопорит, поскольку я не ожидал увидеть в ней ничего красивого.
— В семь, — твердо произносит она, а на моем лице расцветает победоносная улыбка.
Конечно, она не устояла. Вот Федька охренеет! Мне уже не терпится выложить ему все.
— В восемь, — теперь я снова чувствую себя хозяином положения.
Я вдруг понимаю, что на самом деле немного сомневался, клюнет ли она на удочку. Зубрилки – существа непонятные. Не уверен, что
— В семь, — повторяет она, не сводя с меня черных глаз.
Я крепко стискиваю зубы, но продолжаю дружелюбно ей улыбаться. Рыбка на крючке, и это главное.
— Чудно. В семь так семь. Я за тобой заеду.
После этого быстро удаляюсь, тем самым оставляя за собой последнее слово.
Федя даже не скрывает своего торжества. Широко улыбается мне.
— Ну что, отшили тебя, красавчик?
Я демонстрирую ему выражение глубочайшей скорби. А потом резко обнажаю зубы в хищном оскале.
— Да сейчас! Согласилась, как миленькая!
Федя меняется в лице, таращит на меня глаза. Я беззаботно посвистываю, наслаждаясь моментом. Утерли тебе нос, Федя, прими это!
— Гони бабло, — мурлычу я.
— Рано, — хмурится Федя. — Может, она не придет. Решила пошутить над тобой.
Я посылаю ему насмешливый взгляд.
— Ты меня видел? Придет, конечно. Зато я буду совсем в другом месте с совсем другой девчонкой.
— Ты, кажется, не совсем уловил правила игры, — лекторским тоном говорит Федя. — Спор заключался не в этом.
Я выдыхаю воздух через нос и хмурю брови.
— Типа тебе недостаточно того, что она согласилась на свидание?
Федя и не думает отступать, смотрит на меня, как учитель на двоечника.
— Спор заключался не в этом, — повторяет он, как будто я идиот, не понимающий с первого раза.
— Она же страшная! — взрываюсь я. — Не собираюсь я с ней…
— Что тут у вас?
Тима приземляется рядом и швыряет на пол свой рюкзак.
— Операция «Красавец и Чудовище» началась, — улыбаясь, сообщаю я Тиме и обнимаю его за плечи, но взгляда от лица Феди не отвожу.
Федор ухмыляется и качает головой. Тима напрягается, начинает ерзать на подоконнике.
— Вы никак не успокоитесь, да? — бурчит он.
— Пусть золотой мальчик приложит немного усилий, — таким приторным противным голоском отзывается Федя, и мне хочется втащить ему. — А то привык, что ему все достается на блюдечке.
Мне не нравится, что я ведусь на его манипуляции, но ничего не могу поделать. Я хочу, чтобы он усвоил одну вещь: в этой школе я царь и бог, и любая девчонка будет моей, если я того захочу.
— Спорим, она будет моей? — на этот раз я обращаюсь к Тиме. Хочу, чтобы и он поучаствовал вместо того, чтобы молча осуждать меня. Я же вижу, ему любопытно.
Тима нервно дергает головой и опускает взгляд.
— Я не буду в этом участвовать.
— О, ведь мы такие правильные, — дразнит его Федя.
— Да заткнись ты, — говорю я, — не хочет – и не надо.
Дома
Глава 4. Олеся
— Ты что, плакала? — спрашивает мама обеспокоенно.
Я опускаю глаза и судорожно стараюсь выдумать какую-то отговорку. Мама ставит передо мной тарелку с горячим омлетом и садится напротив. Выжидает.
— Просто не выспалась, — я пытаюсь натянуть на лицо дружелюбную улыбку.
— Может, расскажешь, что случилось? — доверительным тоном просит мама, пока я ковыряю вилкой омлет.
Вздыхаю. Поднимаю глаза на маму. Она смотрит на меня по-доброму, как в детстве, когда я валялась в постели с высокой температурой, а она всеми возможными способами пыталась меня развеселить. Вот и сейчас у меня такое ощущение, будто бы она собирается включить мою любимую «Русалочку» и вручить мне коробку с пирожными.
— Устала? — продолжает задавать вопросы мама. — Много задают, да? Переутомилась?
— Да не в учебе дело! — неожиданно для самой себя выпаливаю я. — Дело… в другом.
— В чем же? — хмурит брови мама.
Я не знаю, как ей сказать. Меня выбил из колеи тот подслушанный нами разговор парней. Они с таким пренебрежением говорили обо мне, так у них все просто. Кто их воспитывает, если они позволяют себе делать подобные ставки? То есть, затащить девчонку в постель – для них просто развлечение, игра. О чувствах девушки они даже не думают, это неважно. Мне противно, просто до тошноты! А самое поганое то, что они спорили на меня.
Я знаю, что парни меня сторонятся, даже не так, они просто не замечают меня, будто бы я – невидимка. Так было всегда, и я к этому привыкла. Но с тех пор, как я получила свое прозвище, разрыдавшись на сцене, кое-что изменилось. Теперь одна половина школы меня игнорирует, как и раньше, а вот другая – в открытую смеется надо мной. В некотором роде я стала популярна. Все знают, кто такая Плакса. А некоторые, особо одаренные, даже заключают омерзительные пари.
— Есть один парень, — говорю я и вспоминаю самодовольное лицо главного красавчика Матвея Калиновского, — вернее, даже несколько. Они…
Мама смотрит в сторону, поджимает губы.
— Обижают тебя?
Киваю, ухмыляюсь. Все-то она знает. Грустно, конечно. Если я заговорила о парнях, значит, скорее всего, они меня обижают. И ведь не поспоришь, она права.
— Не обращай внимания, Леся, и они отстанут. Ты у меня – умница и красавица, а они слишком избалованны и глупы, чтобы понять это.
Я чувствую, как мое лицо напрягается, сердце бьется чаще.
— А если не отстанут?
— Тогда я пойду к директору.
— Только не это, мама! Я же уже не ребенок! Я уже достаточно взрослая, чтобы самой во всем разобраться.