Спорим, тебе понравится?
Шрифт:
Мне больно! Без него и с ним тоже, чёрт его раздери!
— Истома, я сутки не спал. Забил болт на все организованные для меня встречи со спонсорами, обменял билеты и сразу же после соревнований сорвался к тебе с грёбаными пересадками. С аэропорта сюда. Потому что уже просто не вывозил!
Говорит, а сам комкает подол моей ночной сорочки в кулаках, задирая его всё выше и выше.
— После этого душещипательного монолога я должна пожалеть тебя? — мой голос начинает предательски дрожать, потому что я слышу, как гулко стучит за рёбрами каменное
Будто бы не врёт. Будто бы впервые мы с ним в равных весовых категориях.
— Прости меня.
— За что именно? — всхлипываю и снова его отталкиваю, но он сжимает меня чересчур сильно. — За то, что кинул меня сразу же после того, как дорвался?
— Я не кидал.
— Ах, вот как? Тогда может быть за то, что не звонил и не писал мне целую неделю?
— Я проспал утром, потом торопился как чёрт и оставил дома телефон, так что...
— Ты совсем ошалел, Басов? А кто тогда в понедельник отправил моей матери несколько интересных сообщений?
— Ты всё равно мне не поверишь, — вдруг замирает парень и форменно обращается в солевой столб. Его тело неожиданно прошивает судорога и он делает шаг назад, упираясь ладонями по обе стороны от моего лица. Всматривается в меня пристально, а затем выдаёт какую-то сущую околесицу. — Но это всё не было специально спланированной акцией. И это главное. Ты поняла меня?
— Что именно?
Ввинчивается в меня взглядом. Чуть наклоняет голову набок. Хмурится. И молчит. А я не выдерживаю, потому что меня разносит изнутри от всего этого второсортного вранья.
— Что там было?
— Где? — задерживает дыхание и даже не моргает, пока смотрит на меня. Словно хищник, который с минуты на минуту собирается вцепиться в шею бедному травоядному.
— В тех сообщениях?
И вот здесь происходит странное — Басов тут же прикрывает глаза и продолжительно выдыхает, будто бы с невероятным облегчением, а затем снова смотрит на меня, но на этот раз так широко улыбаясь, словно бы не было всей этой недели моих слёз, бесконечного отчаяния и разъедающей душу боли.
— Послушай, Истома, я честное пионерское не знаю, как это вышло. Какие-то глюки или, может... п-ф-ф-ф, — разводит руками.
— Это ложь, — после минутного молчания и сканирования друг друга взглядом, шёпотом порешила я.
Вечность трещит между нами по швам и с треском рвётся.
— Кажется..., — прикрывает парень веки и снова легонько толкается в меня, против моей воли высекая из меня искры.
— Что?
— Я люблю тебя, Истома.
— Пф-ф-ф..., — закатываю глаза, но внутри меня рой пьяных бабочек уже взвился в воздух и закружился, оголтело хлопая крылышками. А ещё будто бы одновременно с этим, прямо в сердце мне загнали огромный осиновый кол.
И я не знаю, чего мне хочется больше всего: сдохнуть от горя или от счастья?
— Люблю...
— Ты говорил мне это тысячу раз, — отрицательно качаю головой, приказывая себя не верить его
— Говорил, да...
— Ты врал! — обвинительно тычу ему пальцем в грудь.
— А теперь я хочу, чтобы ты мне наконец-то поверила.
— Да пошёл ты! — шиплю я, когда он начинает покрывать моё лицо короткими, отрывистыми поцелуями.
— Я не могу, — шепчет горячечно, а затем всё в моём мире вновь взрывается и разлетается в щепки, потому что рот Басова снова набрасывается на меня, а руки подхватывают под задницу и усаживают к нему на поясницу.
Боль отрезвляет, но ненадолго. Стоит только парню завалить нас на кровать и приняться с удвоенной прытью целовать меня. Везде! Перемешивая действия с пылкими, искрящимися искренностью словами.
Или я снова рада быть обманутой?
— Я не хотел всего этого сумасшествия, Истома. Ясно тебе? Думаешь, я не пробовал соскочить, остыть, забыться? Но ничего не получается — ты в моей голове сидишь занозой. Днём, ночью... Тогда казалось, что нет у нас с тобой будущего, а теперь плевать я на всё это хотел! Я его сам слеплю, если надо будет. И по хрену мне на то, что скажет твоя мать. Потому что всё — я вляпался по самые гланды. В тебя!
Так сладко слушать. Так упоительно позволять себе надеяться, что это не очередная отборная ложь. И облегчение перекрывает любые проблески сознания. Почему? За что? Уже неважно. Пусть только продолжает целовать меня! Пусть продолжает врать, пожалуйста...
— Ты веришь мне?
— Я не знаю!
— Прости меня, Истома. Я налажал, да. Снова. Но, обещаю, этого больше не повторится.
Его руки везде! Рвут сорочку вверх. Пальцы обжигают ткань нижнего белья между ног. Он шипит. Я проваливаюсь в нирвану. Любовь, отчаяние и сомнения закручивают меня в адовой центрифуге, но мне уже всё равно.
Я так по нему скучала!
И да, чёрт возьми, я готова последний раз рискнуть. И, наверное, обязательно пожалею об этом в будущем. Но, боже, без него мне так плохо, что я согласна на любые условия, только бы быть с Ярославом и не биться в бесконечной мучительной агонии одиночества.
— Я люблю тебя, Истома, — рычит Басов и языком закачивает в моё тело концентрированный восторг, — слышишь меня? Чувствуешь?
— Ты только больше не предавай, Яр. Пожалуйста...
— Никогда, — толкается в меня, и я охаю, не справившись с лавиной чувств, что обрушивается на нас снова и снова.
Басов — мой десятибалльный шторм!
— Верь только мне, Истома. Только мне одному...
— Хо... хорошо... ах!
— Не слушай никого. Никогда. Поняла меня?
— Да...
И я практически захлебнулась эйфорией, но тут же почти взвизгнула, оттого что Басов слишком сильно прихватил меня за бёдра и потянул на себя. Слишком!
— Ой, ой...
— Что такое?
— Полегче, пожалуйста, — я попыталась прикрыться, но было уже поздно, так как Ярослав успел вынырнуть из глубин своей страсти и теперь приподнялся, пристально рассматривая мои ноги.