Спорим, тебе понравится?
Шрифт:
А сейчас Ярослав собирал на полу последний штрих этой идиллической картинки — старенький игрушечный заснеженный домик, который должен был приветливо светиться в темноте.
— Его мне подарили родители, — неожиданно парень оторвал от меня глаза и перевёл их на то, чем был занят, — мне в тот год было пять, и я хотел лего, а не этот дурацкий дом. А теперь чертовски рад, что он у меня есть.
Я тут же кинулась к нему и обняла настолько крепко, насколько могла. Разгладила пальцами морщинку, залёгшую между его хмуро сведённых бровей, и ласково запечатлела на щеке поцелуй.
—
— Знаешь, они так же, как и твои, не были идеальными.
— Ну уж не настолько, — потянула я и захихикала, а Басов потрепал меня по щеке, обнял в ответ и повалил нас обоих на ковёр с длинным ворсом, тиская меня в своих руках.
— Моя мать была из первого эшелона — избалованная, эгоистичная, ленивая до безобразия прожигательница жизни и отцовских средств. Единственная залюбленная до невозможности дочь моего деда и его же сильнейшая головная боль. У неё было все — связи, бабки, в друзьях сплошные сливки общества и сын от неудачного первого брака. У моего же отца в активе, за исключением смазливой физиономии, не было ничего, кроме трешака — мать умерла в родах, отец мотал срок за поножовщину, воспитывали его бабка и дед, которые бухали, как черти. Старшая сестра тоже сидела на стакане, младший брат по малолетке уже успел усвистеть в колонию. Из хорошего только одно — его не били и выбиваться в люди не мешали.
— Да уж, — закусила я нижнюю губу, — вот и думай теперь, как лучше, да?
— Никак, Истома. Раз решили рожать, так будьте родителями, а не куском дерьма, — и я тут же грустно, но согласно кивнула, — у моих же всё пошло по другому сценарию. Мать знала, за кого собирается выпрыгнуть замуж, а отец сильно и не скрывал, что женится не на любимой женщине, а на богатой наследнице. Даже фамилию её взял, чтобы легче было с ноги двери открывать. Но женщинам свойственно очаровываться там, где не надо.
— Я не такая, я другая, он для меня изменится?
— Именно. Вот только отец не изменился, но и даром времени не терял. За годы брака тянул с матери нещадно, благодаря чему успел намутить тёмных схем и всё-таки отхватил разваливающийся пивоваренный цех, почти обанкротившийся ликёро-водочный завод и парочку винных плантаций, приходящих в упадок. И сделал из них конфетки, благодаря уму и сообразительности, а также взяткам и откровенному шантажу.
Ярослав неожиданно замолчал. Нахмурился. Откинулся на спину и заложил руки за голову, а я лишь легла ему на грудь и покорно ждала, когда же он продолжит. И он сделал это.
— Мать начала недовольно верезжать, мол, так и так, мужа не вижу, живу как в тюрьме. Тут и дед подключился и начал отцу угрожать, мол разведу вас, если дочурке любименькой времени не станешь уделять должным образом. Ну, отец внял, настрогал меня и на том посчитал, что его долг выполнен. Мать же, обиженная на мужа за такой развод, тупо спихнула нас с братом многочисленным нянькам, а сама ударилась в страдания по поруганной любви.
— Яр...
— Да, фигня.
— И... что было дальше?
— Дальше отец начал грести бабки лопатами, вот только моему деду такой успех был поперёк горла. Он страшно ему завидовал. Я был малой, но помню, как они словно две истерички орали друг
— В смысле?
— Знаешь, все думали, что отец у меня сирота из провинциального Зажопинска без рода и племени, а когда копнули глубже, оказалось, что там столько секретов припрятано, что узнай о них кто-нибудь пронырливый, и на политической карьере деда можно было бы ставить однозначный крест.
— Ты хочешь сказать, что...?
— Нет, я ничего не хочу сказать, Истома. Моя мать сама себя утопила в стакане и веществах. Её организм просто не выдержал того количества дряни, что она в него усердно трамбовала. И всё из-за чего? Из-за моего отца, который использовал её, как праздничную пиньяту — разбил, выпотрошил и выкинул. Да и сам он, вместо того чтобы радоваться всему, что нажил, выбрал наибольшее из зол — он тупо возомнил себя богом и оскотинился. У него даже умереть нормально не вышло, знаешь ли. Дорогая сауна, продажные бабы и куча дури. Дед пытался всё подать под удобоваримым соусом, но журналюги были быстрее и проворнее. Кандидатуру с выборов пришлось снять.
— Но сейчас он с тобой так носится, помогает, у директора отмазывает, — улыбаюсь я ласково, но тут же вздрагиваю, потому что Басов вдруг начинает хохотать, только в смехе его не слышно веселья.
— Истома, мой дед, как ты сказала, со мной носится только потому, что отец в самый последний момент что-то пронюхал и всё-таки успел переписать завещание, все активы оставив не матери, а мне, поставив у руля своего бизнеса верного человека, который точно не прогнётся под Тимофея Романовича Басова. Хитрый старикашка просто выжидает, когда же я окончу школу и завещание вступит в силу, чтобы потом отжать у меня всё или почти всё.
— Но зачем?
— Потому что он жадный старый хрен, вот почему! А ещё потому, что дед лютой ненавистью ненавидел моего отца и до сих пор мечтает достать его даже на том свете, оставив меня без трусов, точнее, без того, что он считает, принадлежит только его семье.
— Ты его в чём-то подозреваешь?
— Да. Но какой с того толк, если доказать я ничего не смогу? — парень это сказал с таким отчаянием, что я решила тут же перевести тему, чтобы он не мучился.
— Так вот, значит, откуда у тебя такое рвение бить морды барыгам? — Басов тут же хмыкнул и рассмеялся.
— Проблемы нужно решать, Истома, а не маскировать их синькой и дурью. А я эти маски-шоу почти ежедневно видел. Дед пытался вытащить мать, по рехабам чуть ли не за волосы таскал, но всё было тщетно. Отец же считал, что у него нет проблем, он просто так ускоряется, чтобы быть умнее, хитрее и вообще лучше всех.
— Кстати, — зачем-то перешла я на шёпот, — вчера подслушала разговор матери с бабкой. Так вот, оказывается, наш Сёма спёр из дома китель с отцовскими медалями. Тут же сдал их в ломбард, а деньги потратил на вступительный взнос на какой-то там киберчемпионат.