Спорим, тебе понравится?
Шрифт:
Мой главный буллер этой элитной гимназии — Марта Максимовская.
Но самый страшный агрессор — это безликая и равнодушная толпа. В моём случае и того хуже, ибо безнаказанность и попустительство единственной в этом обществе власти трансформирует болезненный игнор в глумливое повизгивание, а косые взгляды в насмешливые и полные желчи. А ещё теперь я ловлю тычки от всех, кому не лень.
Просто, потому что они могут себе это позволить.
Но ещё больше подсыпала перца в и без того жгучий коктейль людского порицания та, что вчера встала
Молекула выделила меня своим отношением на фоне остальных учащихся. Перед уроком показательно попросила меня подойти ближе и несколько минут выспрашивала как у меня дела, как вообще настроение, дальше все сорок пять минут после звонка смотрела на меня с приличной долей сожаления, а потом и вовсе попросила задержаться, тем самым провоцируя всех вокруг смотреть на меня как на непотребное нечто.
А там уж и перемена прошла за бесконечными и монотонными расспросами, пока в кабинет не стали стекаться ученики из параллельного класса. И Максимовская со своей свитой.
— Вот так раз! — громко и визгливо потянула с задней парты Марта, пристально рассматривая свой маникюр, а я вся сжалась до размеров атома.
— Жалкое привлечение внимания, — в тон ей усмехнулась Стефания.
— Ну так что делать, если больше нечем? — и после этого замечания Регины, девчонки весело рассмеялись.
— Марина Максимовна, можно я уже пойду? — ссутулилась я и опустила глаза в пол.
— Не бойся их, Вероника. И начни уже говорить о своих сложностях, а иначе я не смогу тебе помочь, — назидательным шёпотом выговаривала мне химичка, но где-то здесь страх окончательно расплющил мои мозги и потрёпанное терпение.
— Спасибо, — нервно поправила на плечах я лямки рюкзака, — но вы не помогаете. И больше, пожалуйста, не надо ничего предпринимать. Я очень вас прошу.
— Но, Вероника...
— Разве вы не видите, что делаете только хуже мне? — едва слышно прошипела я, а затем крутанулась на месте и без разрешения покинула кабинет, оставляя Молекулу потрясённо таращиться мне в спину.
В дверях сталкиваюсь с Басовым и Аммо. Ловлю их вопросительные и сканирующие насквозь взгляды, но тут же отвожу глаза.
Хватит с меня всей этой «помощи»! Молекула убивает, а эти лишь на словах молодцы-удальцы.
Вот только Марта, от излишнего участия Марины Максимовны, разошлась не на шутку и в край попутала берега. Всё свободное от уроков время она кружила вокруг меня словно коршун и, пользуясь моей паникой, выискивала, как бы выгрызть из меня очередной кусок плоти и сожрать.
Пока не уничтожит меня полностью.
Подножка на следующей перемене. Коварная. Вероломная. Подлая. Исподтишка. Я падаю навзничь и разбиваю себе ещё не зажившие колени, чувствуя, как лопается нежная кожа, а колготки становятся мокрыми и липкими от выступившей из ранок крови.
И нет, встать мне тоже не дают. На этот раз нас для отвода глаз обступает целая толпа, чтобы не навлечь на себя гнев
Так я и стою перед всеми этими жестокими, заблудившимися в своей злобе, девочками, в неприглядной позе на четвереньках и отрешённо смотрю, как солёные капли срываются с моих ресниц и разбиваются о мраморный пол.
Почти так же, как и я.
— Привет, Крыса, — шипит Марта, — а ты чего это встала на задние лапки? Кто позволил эволюционировать, м-м? Ты должна пресмыкаться и ползать перед нами на четвереньках, выпрашивая крошки с нашего стола. Поняла?
Молчу. Просто жду, когда же весь этот ужас закончится. И молюсь, впервые в жизни молюсь от всего своего сердца, от всей души, взывая к Богу и прося для себя лишь человеческого отношения. Мне многого не надо, просто снова стать невидимкой среди этой жестокой толпы.
Пожалуйста, умоляю!
Но мои молитвы, очевидно, затерялись и не дошли до адресата, потому что ничего не прекратилось. Всё тот же закуток тёмного школьного коридора без камер, злобный голос Марты и довольный рокот её прихлебателей. Им весело. Они рады быть полезными. А то, что человека унизили за просто так? Так это ничего.
Я ведь всего лишь Крыса...
— Нажаловалась, гадина? Нам из-за тебя весь вечер вчера родители мозги сношали. И мы за это, ух, какие злые теперь! Но, знаешь, меня спросили, почему мы тебя травим, убогая. Хочешь знать ответ? Мы тебя травим, потому что хотим травить. Как таракана, понимаешь? И уже неважно, чем именно ты нас раздражаешь. Просто знай — мы превратим твою жизнь в Ад. И никто не спасёт тебя. Никто! Потому что ты — пустое место, а мы — дети сильных мира сего. Теперь ты наша игрушка, девочка для битья. Крыса, которую для забавы мы будем ежедневно кормить отравленным сыром.
— Пока ты не сдохнешь, тварь, ибо тебе тут не место! — прошипела Регина, наконец-то убирая ногу с моих пальцев.
Дьявольский, злорадный смех резанул барабанные перепонки. Сердце в груди остановилось и впало в какой-то коматоз. Лёгкие с жалобным стоном качали воздух, не справляясь с запредельной дозой адреналина, выброшенной в кровь.
Но я лишь села на корточки и, как это ни парадоксально, выдохнула от облегчения.
Что ж...
В моей жизни было кое-что похуже ненависти этой безразличной мне толпы. Я пережила тот кошмар наяву, справлюсь и сейчас.
Встала, отряхнулась и пошла в туалет замывать кровь с колен и стирать с лица следы ненавистных слёз. Я не знаю как, но я должна на суперклей приклеить к своему лицу маску абсолютной отчуждённости.
Им нужны мои эмоции? Они их не получат!
Но уже в конце учебного дня, стоя в гардеробной, я вновь чуть не расплакалась навзрыд и только нечеловеческими усилиями смогла справиться с тем безумным шквалом отрицательных и разрушительных эмоций, который буквально стёр с лица земли мои отстроенные с нуля защитные стены.