Спору нет!
Шрифт:
Я стою под сенью небоскребов,
Лужей растекаясь по асфальту.
В мире слишком много долбо*бов!
Я уеду в праздники на Мальту!
Рогинский, поправив на пальце черненое кольцо с золотыми цифрами, сумрачно покосился на бывшую жену, снова принявшуюся сверять эскизы товарных знаков.
«Интересно, а Ломакин знает?» – пронеслось у него в голове. АнтАнт почесал затылок, ликуя от потрясающей возможности отомстить незадачливому адвокатишке, а вслух презрительно
– Поздравляю, дорогая! Только что ты лишилась лучшего специалиста по продажам. Можешь закрывать фабрику!
Глава 17.
Когда-то давно дед объяснял Денису теорию относительности. К большому удивлению Цесаркина, их оказалось две. Специальная и общая. И как запомнилось Денису, Иван Алексеевич пустился в подробный рассказ. Но из полутора часов дедовых объяснений Цесаркин вынес лишь два постулата: скорость света везде одинаковая, и для разных предметов и обстоятельств время может замедляться или идти быстрее. Вот и сейчас, лежа вместе с Ниной на мятых простынях в огромном номере люкс отеля «Лазурного», он наконец понял всю правоту Альберта Эйнштейна. Два часа, проведенные в любовной схватке с любимой женщиной и два часа, потраченные на ведение дел Рогинского, – это совершенно разные отрезки времени. Сиди он сейчас в переговорной АнтАнта, минуты слагались бы в часы значительно дольше, чем сейчас, когда на его груди дремала Нина, разомлевшая и слегка уставшая.
Денис покосился в окно, являвшее взору красоту Лазурного озера, белесую полоску песчаного пляжа с ярко-желтыми зонтиками и видневшуюся на пригорке рощицу. Святое место!
Нина легко провела ладонью по его груди, потом животу. А когда шаловливые пальчики побежали ниже, Денис, шутливо рыча, перевернул ее на спину и поцеловал нежно и медленно, словно старался распробовать на вкус.
Нависнув над Ниной, он попытался губами обхватить большой розовый сосок, нахально поднявшийся над полушарием. Нинуля, томная ото сна, принялась извиваться в его объятиях, легко и приятно царапая коготками спину. Денис вгляделся в ее расслабленное лицо и залюбовался.
– Какая же ты красивая, – прошептал он, а Нина, улыбаясь счастливо, провела коготками по спине, а потом по ягодицам.
– Давай же, – хрипло прошептала она. – Скорее!
– Все, как ты хочешь, дорогая, – пробормотал он и, сгорая от желания, погрузился в теплую негу.
И двигаясь с любимой в едином сумасшедшем ритме, Денис почувствовал, что ему окончательно сносит башню.
– Я люблю тебя, Нинка! – прошептал он, задыхаясь от счастья.
Она молча прижалась к нему, а потом тихо прошептала на ухо:
– Я тоже, но мне страшно ... Очень.
– Почему? – рыкнул он, намереваясь тут же победить всех ее врагов. Призрачных и настоящих.
– Боюсь, что все закончится так же внезапно, как и началось.
– Не надейся, – хмыкнул он, напирая на нее всем телом. – Ты моя на веки вечные, а я всецело принадлежу тебе.
– Мне нравится такой подход, – проворковала
– Это Рогинская, – поморщилась она. – Нет желания слушать ее вопли…
– Никак не пойму, почему она так поступила? – пробормотал Денис, обнимая Нину и нежно целуя ее в висок.
– Она заметила, как Антон меня разглядывал, – пробурчала недовольно Тарантуль. – Вот и взревновала.
– А мне показалось, что она не обратила внимания, – раздраженно бросил Цесарки и добавил успокаивающе: – Бог с ними. Отвратительная семейка!
– Я с ними ладила, но, пожалуй, ты прав. И Антон, и Вера привыкли разбрасываться людьми. Ничего не помнят хорошего. Считают себя великими.
Нина потянулась к телефону, чтобы выключить звук, и посмотрела на часы.
– Половина второго, – ужаснулась она. – Матильда, наверное, уже заждалась меня!
– Сколько? – подскочил Цесаркин. – Мне через сорок минут нужно быть в арбитраже. Нина, быстро собираемся!
Они подскочили с кровати и, одевшись впопыхах, вывалились из номера, бегом скатились вниз.
– Расплатись. – Денис протянул Нине карточку. – А я пока выеду с парковки.
Дорогой Цесаркин гнал как бешеный, но около самого города остановился и тихо велел:
– Садись за руль, Нина.
– Зачем? – промямлила она. – Я боюсь.
– Крути баранку, Тарантуль, – хмыкнул Цесаркин и уже серьезно добавил: – Времени мало. Я не успею тебя отвезти на Московскую. Да и около суда очень трудно припарковаться. Ты меня подвези, а потом я домой пешком дотопаю. Мне еще Костика из СИЗО забирать, только сначала неплохо бы бабу Варю домой отвезти. Вон подарки до сих пор в багажнике болтаются.
Нина кивнула и пересела за руль.
– Страшно, – пробормотала Нина.
– Ничего, – успокоил Денис. – Такая же таратайка, как и у тебя. Руль и педали!
«Ага, – пробурчала она про себя. – Руль и педали! Вот именно! Даже поцарапать такую страшно. Ломакин ни за что не доверил бы свою «ласточку», – мысленно вздохнула она и, нажав на педаль газа, медленно тронулась.
Только дома до нее дошел коварный план Цесаркина. Пока Нина управляла Гелендвагеном, она словно забыла о своем увольнении и Вере Рогинской.
– Что-то долго вы совещались, – фыркнула крестная, невольно напоминая об утреннем инциденте. – Ромулька набаловался и заснул, – прошептала она, пытаясь понять, какие эмоции гложут крестницу.
– А меня уволили, Матильда, – хмыкнула Нина и, достав из кармана сотовый, обнаружила двадцать четыре пропущенных вызова от Веры Юрьевны и парочку от Антона.
«Да пошли вы», – мысленно ругнулась Тарантуль, решив никому не перезванивать.
– Как уволили? – всплеснула руками крестная. – За что?
– За роман с твоим родственником, – фыркнула Нина и, зайдя на кухню, потянулась к свежеиспеченным пирожкам, накрытым линялым полотенцем.
– Вкусно, – кивнула Нина. – Люблю твои пирожки с картошкой.