Справедливость для всех. Том 1. Восемь самураев
Шрифт:
Биэль, которая сидела на корме, цепляясь за страховочные ремни, а также рулевое перо, взвизгнула, поддавшись страху. И немудрено! Когда рядом, не дальше пары саженей, беснуется тварь, место которой по левую руку сатаны, сложно помнить о многих поколениях славных предков и фамильную храбрость.
Чудище не издало ни звука, бронированная морда не умела выражать что-либо, даже глаза остались прежними, как стеклянные плошки. Лишь судорога заставила содрогнуться могучее тело, плавники ударили по воде, вздымая соленые фонтаны. Панцирная рыба отстала, бешено молотя хвостом и взбивая пену, затем ушла вниз, однако неглубоко. Темное пятно под поверхностью скользнуло вперед, так, словно чудище собралось вынырнуть с лодкой на спине.
Биэль
Курцио подхватил второй гарпун и понял, что веревка мешает — не развернуться достаточно быстро, не превзойти ловкостью ярмарочного канатоходца. Одним движением охотник дернул конец узла на поясе, распуская его совсем. В три шага Курцио пробежал к носу лодочки, балансируя на палубе, что ходила ходуном. Тварь прошла, скребя доски костяным гребнем, под самым днищем, едва не опрокинув посудину. Как Монвузен сумел удержаться и не упасть за борт, сам не ведал, то было истинное чудо. Однако — удержался, встал у короткого бушприта, занеся оружие
По странной причуде естества «Dyn mawr o’r mor» никогда не уходил от боя и также не отворачивал в сторону хвоста. Создание или уходило влево, или норовило обогнать жертву, чтобы сокрушить ее хвостом, коль не удалось бронированной головой и челюстями. Сейчас… Прямо! Тварь шла строго прямо. И, опять выждав необходимое время, Курцио метнул второй гарпун, целясь в основание хвоста, воскликнув одновременно во всю мощь голоса:
— Вправо! Поворот направо!!!
— Опасная забава, — сказал вполголоса Мурье, опираясь на трость. Он с трудом удерживал равновесие на шаткой палубе.
— Ценное замечание, — сухо вымолвила Флесса, не глядя в его сторону. — И своевременное.
— Я не знал, что намерен делать островной уб…
— Помолчи, — отрезала вице-герцогиня Вартенслебен, управляющая всеми делами семьи по воле отца и владетеля.
Мурье Горбун чувствовал себя очень плохо. Он не любил море, корабли, а тем более качку, от которой душа и утроба выворачивались наизнанку. Увечья делали его неловким на палубе, ловаг все время боялся упасть, показавшись смешным. Однако приходилось соответствовать гордому положению капитана и первого стража вице-герцогини. Поэтому Горбун крепче вцепился в трость и, преодолевая боль в спине, грустно подумал о несправедливостях жизни. Ведь если ублюдок с Острова отправит на дно старшую дочь герцога — с кого спросит злобный старик?..
Красивая шатенка, нынешняя фаворитка Флессы, тоже страдала. Одеться просто и практично девушка не захотела, теперь соленая вода и ветер методично превращали ее батистовый наряд в тряпки, а прическу, сделанную лучшими куаферами столицы, в паклю. Сама Флесса, одетая в мужское платье, на беспогодицу внимания не обращала. Что еще печальнее, вице-герцогиня не обращала внимания и на свою новую любовницу, от чего та страдала и всячески пыталась вернуть милостивый интерес госпожи.
Полыхнул дьявольским огнем второй гарпун. Борясь за жизнь, Курцио мимоходом подумал, что стал вровень с лучшими людьми Сальтолучарда — лишь самые знатные бономы семьи могли охотиться на морских демонов, прочим эта забава была запрещена, и никакие деньги не позволяли купить давнюю привилегию. Опаснее считалось лишь приманивание глубоководных спрутов в зимнее полнолуние, но там угроза была такая, что развлечение превращалось в опасную работу. И потому большим успехом не пользовалось.
Смертельно раненое чудовище встало над водой почти вертикально, словно кит, только без красоты и грации повелителя морей. Бледная кровь хлестала фонтанами, челюсти щелкали с такой силой, что попадись в зазубренный клюв галерная мачта — ее перекусило бы на раз. Страшилище весом с десяток быков тяжело рухнуло в море, подняв огромный фонтан. Тяжелая волна ударила в корму и борт лодочки, так что мачта опустилась почти горизонтально, и натянутый парус зачерпнул
Биэль, не дожидаясь команды (что в данном случае было вопиющим нарушением правил охоты, но мудрым действием само по себе) поставила руль прямо. Курцио буквально прыгнул на задранный борт, чтобы уравновесить его своей тяжестью. Поскользнулся и едва не упал, однако все-таки удержался. Не дав лодке перевернуться, Монвузен вцепился в такелаж, управляя парусом, стараясь уменьшить скорость и выровнять движение. Охота закончилась, так что исчезла необходимость нестись во весь опор, выжимая из стихии воздуха до капли всю его силу.
За кормой в последний раз ударил по воде огромный хвост, затем панцирный титан ушел на дно, словно брошенный в омут камень. Почему-то бронированные страшилы, умерев, тонули сразу. Поэтому их черепа и костяные пластины считались великой драгоценностью — требовалась редкая удача, чтобы добыть этакое чудо.
Монвузен выровнял дыхание, отер с лица воду, постарался накинуть прежнюю маску сдержанного аристократа, коего нечем удивить и для которого манеры — прежде всего. Лишь после этого Курцио повернулся к маркизе и осведомился самым, что ни на есть, придворным голосом:
— Надеюсь, вам понравилось, бриллиантовый шип моего сердца?
Биэль, в отличие от мужчины, даже не пыталась скрыть восторг и возбуждение.
— Это было великолепно! — призналась она со всей откровенностью и сразу предложила. — Следует непременно повторить!
Курцио счел за лучшее промолчать, гадая: маркиза и в самом деле не поняла, как близко прошла ныне смерть или наоборот, отлично поняла, однако сочла это лишь острой приправой к блюду?
Лодка направилась к большому кораблю, над которым реяло знамя Курцио аусф Монвузена — бело-красный щит-в-щите, перечеркнутый наискось полосой желто-красного цвета. Курцио до сих пор не знал, как воспринимать этот занимательный казус геральдики и монаршей воли.
Изначально герб Монвузенов был очень прост (что выдавало древность рода или претензию на таковое прочтение) — одна фигура, два цвета. Курцио им не пользовался, потому что принадлежал больше к ветви Мальтов семьи Алеинсэ. После того как островной шпион дезертировал, сменив хозяина, апелла Сальтолучарда, безукоризненно соблюдя все формальности, лишила ренегата дворянского достоинства и личного герба. Однако по материнской линии Курцио был Монвузеном и, соответственно, имел определенные права. Апелла Сальтолучарда не имела возможности эти права отобрать, однако внесла официальное представление об умалении символики и перечеркивании герба желтой полосой, в данных обстоятельствах и в таком виде — цветом измены. Оттовио лично рассмотрел вопрос, посоветовался с лучшими пурсиванами геральдической коллегии, а затем принял решение. Он утвердил представление Алеинсэ и тут же личным указом добавил поверх желтой полосы более узкую, красного цвета — знак достоинства и доблести. Толковать это можно было разными способами, но Курцио предпочитал о них вообще не думать. Тем более, что вместе с красной полосой на щите получил приставку «аусф» и пожалования от императора. Куда больше геральдических закорючек ренегата интересовало — когда материковые Монвузены явятся, чтобы выклянчить себе привилегий и выгод из внезапного вознесения далекого, презираемого родственника.
Лодка приближалась к кораблю, над бортами виднелись головы экипажа и охраны сразу трех благородных персон. Лица под шляпами и шлемами выражали самые разные эмоции, от явной тревоги до неприкрытого восторга. Наиболее злобной и неприятной выглядела Флесса аусф Вартенслебен. Впрочем, она и на борт взошла уже с таким видом, будто выпила чистого уксуса. Кажется, план Биэль развлечь младшую сестру изначально был обречен. «Срубая» парус, мужчина покосился на спутницу и обнаружил ее вполне довольной жизнью. Маркизе было не свойственно энергичное проявление чувств, но сейчас Биэль искренне улыбалась, а взгляд ее темных глаз казался лукавым, будто у сказочной лисы.