Справедливости ради
Шрифт:
— Его покупает какой-то романтичный парень, — «романтичный парень» она произнесла играя бровями. Я хохотнул.
— Здорово, — я взял и перенёс его к порогу. — Пойду завтрак сделаю, — я ушёл.
Минут через пять в дверь позвонили. Медведя забрали, а денег она не взяла, назвала какой-то фонд и попросила перечислить на лечение ребёнку. Почему мне кажется, что я совсем не знаю эту девушку??? — эта мысль всё чаще посещала меня, с самого момента, как я стал жить у Ангелины.
— Ты в порядке? — выдернула она меня из задумчивости. Я перевёл взгляд на неё,
— Да. А что?
— А то, что ты не вафли, видимо, делать собираешься, а резиновые подставки в виде вафель, — я опустил взгляд и понял, что взбил тесто до состояния поставь и будет стоять.
— Да уж… — посетовал я.
— Подвинься, — она подтолкнула меня бедром. — И подай воды и молока, — я принёс. — О чём ты так задумался? — хороший вопрос… Я немного помедлил.
— Мне кажется, ты изменилась… — она никак не отреагировала сначала. А потом посмотрела на меня.
— Это плохо?
— Непривычно.
— В хорошем или плохом смысле?
— И не хорошо и не плохо. Это просто по-другому.
— Хех, — хохотнула она от чего-то.
— Что?
— У меня всё ещё всё запутано в голове. Я не уверена, что знаю, как было по-другому… Расскажи, — и так посмотрела, что у меня икры дрогнули на ногах.
— Ладно… К примеру… Раньше, ты бы ни за что не согласилась, сделать, как я говорю. Я сейчас про поездку в магазин и дальнейший мой план. Ты бы сделала так, как решила ты… Ты стала больше шутить. Да, и вообще ведёшь себя иначе… — она, кажется, напряглась немного. Перестала замешивать тесто, и посмотрела на меня.
— Например?
— Ну, хоть с этим медведем. Деньги на лечение больному ребёнку?
— Я раньше не помогала другим?
— Помогала. Но иначе. Своей работой. Может быть и благотворительностью занималась, но я не знал… — мы замолчали. И я молчал о том, что ещё я заметил.
Было страшно даже самому в этом признаться. Она изменилась и в отношении ко мне… Не вздумай лелеять какие-то надежды — приказал я себе.
— Слушай, я пока была ту неделю в больнице, слышала не раз, что моё воскрешение это чудо. Так и не узнала в чём было это чудо. Расскажешь? — непринуждённо спросила она, продолжив замешивать тесто. Такс, приехали. И как такое расскажешь?
— Эм… Ну… — она посмотрела на меня серьёзно. — Всё было плохо. Очень плохо. Настолько, что твоя мама и Олег ехали прощаться с тобой…
— Ого! И что же произошло? — она внимательно всматривалась мне в глаза. А меня её вопросы наводили на мысль, что она знает больше, чем говорит. Сплетни в больнице? Потому что, кроме меня, о том, что там было не знает никто.
— Я умолял тебя вернуться. Как когда-то, так же делала ты.
— И после этого я вернулась? — она внимательно смотрела мне в глаза, а я не знал, что ей ответить. Я целовал тебя и говорил, что люблю, что не смогу жить без тебя, что не могу отпустить… — проговорил я мысленно. А потом серьёзно ответил:
— Я молился, — её брови взлетели.
— Ничего себе! Считаешь, это помогло?
— Не знаю. А ты не веришь в такое?
— Нет.
—
— Это хорошо, — она улыбнулась, и перевела взгляд на миску с тестом.
— Кто ты? И что ты сделала с Ангелом? — она с лёгкостью рассмеялась. А я залюбовался её улыбкой.
— Да, кстати… Это прозвище. Твоя или Олега идея? — она спрашивала уже серьёзно, глядя мне в глаза.
— Я тебя так назвал. Когда тебе было шесть. Вслух. А Олег подхватил.
— Вслух?
— Мысленно я называл тебя так с трёх твоих лет.
— Да-да, про три года я помню, — и, улыбаясь, она снова вернулась к тесту. А я так и не понял, что в ней изменилось.
Мы делали очередную уборку вместе. Она включила музыку, от которой у меня уши в трубочку сворачивались, и голова начинала болеть. Не то, чтобы я не любил рок, но она слушает такой отвал башки, что просто… Да, ещё и через отличную акустическую систему.
— Твои соседи на слух или головные боли не жалуются? — спросил я, подойдя к ней вплотную, чтобы она меня услышала. Как она засмеялась. Я даже дыхание задержал.
— Нет. Не жаловались. Хочешь, можешь выключить. Или включи то, что тебе нравится, — я в очередной раз поразился изменениям, что произошли с ней после комы, но промолчал. Пошёл к ноутбуку и включил свой плейлист. Заиграла Coldplay — О. Она вытирала окно и замерла. Я подошёл к ней.
— Всё нормально? — она повернула лицо ко мне.
— Правда, что ты назвал меня «любимая» в больнице? — кроме всех прочих изменений, у неё ещё появилась способность задавать неожиданно компрометирующие вопросы. И смотрит, не отводя взгляд. Попробуй выкрутись, Алексей! А, к чёрту! В омут с головой!
— Правда, — она просто кивнула, повернула голову, и снова стала вытирать окно. Хотя, что-то в ней осталось неизменным. Она всё ещё обладает способностью совершенно выбить меня из колеи. Может, теперь она и делает это другим способом.
Оставалось несколько дней до конца того, как мне необходимо жить с ней. Она стала более задумчивой. Больше пропадала в своих мыслях. Правда, сменила свои жуткие песни на что-то более спокойное.
Захожу одним утром на кухню. Она в наушниках. И напевает песню NickeIback — After the Rain. Хоть что-то из моего плейлиста ей понравилось. Хоть не оглохнет от басов своих песен. Стою улыбаюсь, глядя на неё. Она поворачивается, облизывая палец от чего-то приготавливаемого ей, и мурлыча песню.
— Привет, — выдернула наушники.
— Привет.
— Садись завтракать, — пригласила она. Я прошёл, и сел.
— Рад, что ты уже можешь слушать что-то ещё, кроме тяжёлого рока, — решил я поднять тему окончания моего проживания у неё. — Наверное, ты возвращаешься к норме. И это отлично, потому что завтра мой последний день в качестве твоего надсмотрщика, — я улыбался, а она, как-то резко, стала серьёзной. Я даже испугался. Она тоже села за стол.
— Серьёзно? Завтра последний день? — спросила она, и так сморщила нос забавно.