Спроси свою совесть

Андрианов Федор Константинович

— Вот как? Значит, успели уже сдружиться с классом?

— В основном — да.

Женька ловит на себе мимолётный взгляд Нины. «В основном». Исключение — это, вероятно, он, Женька Курочкин. А Владимир Кириллович закрыл журнал и сделал от стола шаг вперёд, ближе к классу.

— Ну, что ж, ребята, будем жить дальше — познакомимся поближе. А сейчас поговорим о литературе, вернее, о вашем отношении к ней. О чём вы любите читать, что вам нравится в книгах и что не нравится?

Планируя свой первый урок, Владимир Кириллович решил пойти на небольшую хитрость. Простая беседа о прочитанных книгах должна была стать своего рода разведкой: отвечая, ребята вольно или

невольно выскажут свои мысли, взгляды, то есть хотя бы немного приоткроют занавес, скрывающий их души.

— Так что же вы любите читать, ребята? Вот вы, например, Коротков?

Толька Коротков, прозванный ребятами за свою неповоротливость Тюленем, медленно вылез из-за парты и стоял, переминаясь с ноги на ногу. Посмотрел налево, потом направо, словно ожидая подсказки, и наконец пробасил:

— Про войну я люблю читать.

— Ну, а что вы последнее прочитали?

Толька снова переступил с ноги на ногу.

— Прочитал я Шолохова «Они сражались за Родину». Сильная книга! Лопахин там больно хорош, да и Звягинцев. Ещё прочитал Симонова «Живые и мёртвые», тоже ничего книга. Но у Шолохова лучше!

— Значит, вы любите про войну?

— И немножко про любовь, — ехидным шёпотом подсказал Серёжа Вьюн. Ему никак не сиделось спокойно на месте. Владимир Кириллович повёл в его сторону бровью, но замечания не сделал.

Он снова обратился к Короткову:

— Так что же привлекает вас в этих книгах?

Толька уже несколько освоился и заговорил гораздо смелее:

— Я люблю в людях смелость, мужество, героизм. А эти качества лучше всего в опасности проявляются, на войне. Вот живёт, скажем, в небольшом городке человек, тихий, смирный, спокойный…

— Вроде тебя, — ехидным шёпотом подсказал сзади Серёжка Абросимов, но Толька не обратил внимания и продолжал:

— Работает там или учится. И никто не знает, что в груди у него бьётся отважное сердце…

— Ай-ай-ай, девушки, — снова влез Серёжка, — рядом с вами такой герой живёт, а вы…

На этот раз Толька рассердился:

— Да уж не то, что ты! Только бы языком молоть!

— А ты… А ты… — подскочил Серёжка. — Да пока ты повернёшься, и бой закончится!

— В бою солидность нужна, прочность. А вертлявый человек ненадёжный.

В спор вмешался Владимир Кириллович:

— Потом, ребята, доспорите. Да и всё равно на словах ничего не докажете.

— Вот и я об этом говорю, — невозмутимо продолжал Коротков. — В обычной жизни кричи, что ты храбрый! Поверят или не поверят, а может, ещё и засмеют. И проверить нельзя. А на войне каждый человек, как на ладони. В первом же бою узнают, каков ты есть. Там ничего не скроешь, ни трусость, ни храбрость. Эх, я бы на войне…

Он взмахнул сжатым кулаком и смущённо замолчал.

Владимир Кириллович внимательно всматривался в лицо юноши, стоящего перед ним. Вот оно, новое поколение; чувства, которые их волнуют, ему знакомы: когда-то и они завидовали своим отцам, завоевавшим власть и с оружием в руках отстоявшим её в боях. Теперь новое поколение завидует им. И не знает этот юноша, что и они в свою очередь станут предметом зависти для новых, следующих поколений, которые будут так же считать, что всё трудное, интересное уже сделано до них, и сетовать на то, что опоздали родиться.

— Что ж, стремление к подвигу — похвальное качество, — заговорил Владимир Кириллович, видя, что Коротков

замолчал и продолжать не намерен. — Но желать войны, это, мягко говоря, не совсем умно. Война — это страшное несчастье для страны, для всего народа.

— Я это понимаю, вы не думайте… — горячо перебил Толька. — Но знаете, хочется сделать что-то такое, такое, чтобы тебя все увидели и узнали.

— Вы, кажется, уже изучали рассказ Горького «Старуха Изергиль». Там есть одна замечательная мысль. Не знаю, обратили ли вы на неё внимание: «В жизни всегда есть место подвигам!»

— А-а! — махнул рукой Толька.

— Что «а»? — уже загораясь, перебил его Владимир Кириллович. — А разве освоение целины — это не подвиг? Представьте себе степь, степь без конца и без края. Веками лежала она, гордая и нетронутая, никем не меряная. Ни конь её не топтал, ни человек. Только ветер, рыская из края в край, знал её величину. Хочет он показать её кому-нибудь, да некому. Подхватит клубок перекати-поля, погонит его по степи, а тот бежит-бежит, устанет, уцепится за кустик бурьяна и остановится. Завоет ветер, закрутится на одном месте и убежит прочь. И вот пришли люди, сильные и смелые духом, красивые и молодые, такие, как вы. Зазвучали голоса над степью, впервые зазвенел человеческий смех, выросли, как грибы, полотняные палатки. Опрокинула на них степь дожди, сама грязью под ноги легла — нет, не уходят, да ещё машины к себе на подмогу призвали. Разозлилась степь, огрызнулась метелями да буранами, трескучими морозами. За три шага ничего не видно, руки прикипали к металлу. Плакали молодые, плакали, а работали! И дрогнула степь, подобрела, оттаяла. А люди сами перешли в наступление. Заревели моторы, врезались в нетронутую землю плуги, зазвучала песня над степью. Любопытный ветер подхватывал ее, переносил из края в край. Слушала степь и радовалась, дивилась мужеству и красоте этих людей, их дерзанию и воле. Радовалась и за себя: окончилось её бесполезное существование, теперь и она нужна стала. Щедро отдавала она соки, накопленные веками, и зашумел над нею, заколосился небывалый урожай!

Владимир Кириллович замолчал и осмотрел класс. Взгляд его наткнулся на насторожённый холодок в глазах Женьки Курочкина.

«Не убедил!» — огорчённо подумал он.

Но в это время Толька Коротков кашлянул, поднял голову и каким-то осипшим голосом сказал:

— Так то ж целина. А её уже всю распахали.

Владимир Кириллович рассмеялся и обнял его за плечи.

— Дорогой товарищ! На наш век целины и трудностей хватит! Только сами не прячьтесь от них по углам да под родительскими крылышками. И если сказать откровенно, то это наше поколение должно завидовать вам, молодым, — у вас всё впереди. А время-то сейчас какое! Не сегодня — завтра человек к новым планетам полетит, может быть, даже кто-нибудь из вас. Это ли не подвиг? И вам предстоит их совершать. Помните, как прекрасно сказано у Блока:

«И вечный бой. Покой нам только снится!»

Бой в нашей повседневности, в каждом новом дне! И лишь было бы ваше желание, а подвиги будут!

Некоторое время все молчали, потом Владимир Кириллович заметил, что Толька всё ещё стоит.

— Да вы садитесь, Коротков. Значит, мальчики больше любят читать про войну. А девушки?

— Немного не так, Владимир Кириллович! — снова выскочил Серёжка Вьюн. — Мальчишки любят читать всё про войну, ну, и немножко про любовь, а девушки наоборот: всё про любовь и немножко про войну.