Спроси заклинателей духов

Мифтахутдинов Альберт Валеевич

Прилетает вертолет. Он вывозит из тундры геологов и топографов. Мы решаем отдохнуть, а потом идти, может, снег растает. Нам ведь надо завершить программу, дойти до Певека. Правда, остался только спортивный интерес, ведь все основное мы сделали.

Но снег идет каждый день, и последний вертолет нас вывозит в Апапельхино.

В Певеке солнце. Совсем другой климат. И мы не теряли в воздухе времени, изучали западную береговую черту. Мы решили все же закрыть участок этого побережья, то есть пройти его уже с запада на восток,

пока снова, но уже с запада, не дойдем до Биллингса.

В Певеке попали в плен к друзьям. Они были категоричны:

— В тундре у вас свои законы, а здесь наши! Некуда вам спешить!

— Нам надо идти… здесь совсем погожие деньки, а там снег.

— Скоро и у нас будет снег. Уже, кстати, был.

— Может, мы успеем.

— Но вы уже прошли, считай, четыреста километров!

Мы легкомысленно согласились, забыв, что такое певекское гостеприимство. Баня, медицинское обследование, вино и фрукты, продукты новой навигации, кино и гастроли театральной группы, семейные обеды и ужины («вы должны поправиться!»), смена экипировки, интервью и фото в газете…

Мы взмолились:

— Отпустите, ребята! Теряем спортивную форму!

В Чаунской губе чистая вода. Льды на севере и у мыса Эрри. В стойбище (оно недалеко от мыса) переполох. Показались моржи. Моржи — это еда, обувь, корм для собак, ремни, строительный материал для байдар — всего не перечислишь. Моржи в конце концов — колхозный план. Отстрел их строго лимитируется в соответствии с законом, и чукчи его соблюдают. Но в сезоне еще не было моржей, это первая добыча. Спешно готовятся байдары, вельботы, лодки-дюральки. Охотники собираются в море.

Чукча Аттувге не спешит. Он ушел в конец косы. Он не хочет выходить в море. Он стоит на берегу и кричит, подражая хрюканью моржа. Невдалеке от него мы с Виталием. Виталий тоже хрипит, соблюдая паузы. Аттувге и Виталий зовут моржей на берег.

И вот один выплывает, второй, третий… Они выползают на берег, смотрят подслеповато, щурятся от солнца. Старик охотник убивает нескольких.

Мы уходим сообщить женщинам о большой добыче. Сейчас они придут и начнут разделку. Возвращаемся вместе с ними. Старик держится достойно, хотя и не может скрыть радости. Виталий изучает туши, делает записи.

Один за другим отплывают вельботы и байдары в море, к кромке льдов, откуда пришли моржи.

Не везет только Васе Кевкею, моему старому другу. Он молодой, умелый охотник, да вот беда — нога в гипсе, сломал недавно. Так и ходит, с палочкой.

— Отвезу вас на мыс, — говорит он, втайне надеясь поохотиться, если мы ему поможем с лодкой.

— Давай!

Мы садимся в дюральку.

Всякий уважающий себя мотор, прежде чем завестись, должен покуражиться. Так и случилось с нашей «Москвой». Пока Вася искал причину неполадки, нас вынесло далеко в бухту. Идем мы на веслах. Наконец мотор чихнул, и мы устремились к мысу.

Иногда из воды показывается круглый шар — голова лахтака. Тогда мы тормозим и стреляем. Каждый по очереди. И всякий раз мотор заводится с трудом.

Мимо Чаечьего мыса

решено идти на веслах, чтобы шумом не потревожить птиц. Иначе они окропят вас сверху таким дождем, что впору будет двигаться в баню.

Мы уже второй час в море.

Вася Кевкей давно распрощался с мыслью о крупной добыче. Он махнул рукой на мотор, карабин лежит у него на коленях, мы потихоньку гребем, а Вася потешает Виталия рассказом о том, как в прошлую зиму мы вместе с ним гонялись по торосам за белым медведем. Я хотел его сфотографировать, а вместо уникального репортажа привез разбитый объектив. Но зато из капканов тогда вытащили семь песцов!

Вдруг Вася замолкает и пристально вглядывается в дымку. Дымка дрожит, переливается, в ней отражаются льды. Кажется, что льды — рядом — это полярный мираж.

Мы слышим тяжелый всплеск.

— Морж! — выдыхает Вася.

Разворачиваемся кормой, чтобы Васе было удобней стрелять.

Снова тяжелый всплеск, показывается голова моржа, он плывет прямо к нам.

Лицо Васи бледнеет.

— Кеглючин! — кричит он.

Кеглючин — это морж-разбойник. Когда в детстве у моржонка погибают родители, он остается предоставленным сам себе. В борьбе за существование из такого беспризорника вырастает лютый зверь. Он нападает на нерпу, на своих товарищей моржей, более слабых, на людей, на лодки и вельботы. И с ним лучше не встречаться.

— К берегу! — кричит Вася.

Мы отчаянно гребем. Если кеглючин поддаст нашу дюральку, всем придется туго, а Вася не умеет плавать, да и нога в гипсе.

Карабин у Васи наготове, но он не стреляет, он будет стрелять наверняка, в упор.

На гладкой воде по пузырькам мы видим путь моржа. Он не увеличивает скорости, плывет ритмично, прямо к лодке, и расстояние все сокращается.

— Быстрее!

Быстрее мы уже не можем.

Наконец лодка шуршит о гальку. Я помогаю Васе выбраться, а Виталий втаскивает лодку на берег.

Морж показывается в десяти метрах. Вася стреляет… Кеглючин фыркает и ныряет. Пузырьки воздуха показывают его путь. На воде пятна крови, он ранен.

— Это все свечи! — ругает Вася мотор. — Проклятые свечи!

Спустя час мы снова погружаемся в лодку и, держась ближе к берегу, потихоньку на веслах идем к мысу Эрри.

Отсюда до полярной станции Валькаркай (70 градусов 5 минут северной широты) километров двадцать. Мы идем не спеша.

Состав полярной станции полностью обновился, но из старых знакомых там остался Ваня Иванов. Я встречался с ним прошлой зимой, когда мы охотились с Васей Кевкеем.

Мы решаем переночевать на полярке, а потом идти дальше.

Идем без чаевки, на дальнем озере на льдине замечаем — что-то чернеет.

— Чернеет, — протягивает мне бинокль Виталий.

Идем еще полчаса. Виталий смотрит в бинокль.

— Утка, — говорит он.

Смотрю. Да, утка.

Идем еще.

Виталий смотрит в бинокль.

— Собака, — говорит он.

И без бинокля вижу — собака.

Идем еще.

Виталий смотрит в бинокль.

— Кино… — садится он на кочку.