Спроси заклинателей духов

Мифтахутдинов Альберт Валеевич

Действительно «кино»: на одинокой льдине в окружении воды стоит олень. Как же он умудрился туда попасть?

Льдина медленно плывет, но вокруг тоже льдины, только поменьше… Мы подходим к берегу, кричим оленю, он смотрит обреченно, будто знает, что спасти его нельзя.

— Он так и погибнет…

— Да…

— А что делать?

— Гм…

Стрелять никто из нас не хочет. Идем к полярке. Вон там, на горизонте, мачты радиоантенны в паутине проводов.

Идет мелкий снежок.

В кают-компании начальник станции Николай Московский пожаловался:

— Извините,

кормим вас консервами. Пароходы на рейде, все в первую очередь Певеку, до нас еще не дошли. Ничего пока свеженького…

— Свеженькое рядом, на озере. — И мы рассказали про оленя.

Ребята завели трактор, погрузили на него лодку и отправились к озеру. А там на льдине уже орудовал чукча с Шелагского. Он шел из тундры на усадьбу, увидел оленя, добрался до него и теперь разделывал тушу. Он был рад помощникам. Взял себе голову и часть грудинки. Остальное отдал полярникам.

После обильного ужина мы расположились в комнате у Вани Иванова. Ваня меланхолично вязал морские узлы и вел неторопливую беседу. Витой шнур переливался у него в руках, как четки. Узел средний переходил в бабий: бабий — в выбленочный, тот — в прямой, прямой — в булинь, булинь сменял рифовый. Спешить действительно было некуда: за окном шел густой снег.

— По документам нашей станции, такое лето было только в тридцать восьмом году. Да и чукчи вам, наверное, говорили об этом. Первый караван судов показался напротив нашей станции седьмого июля. Двадцать дней он стоял напротив станции, зажатый льдами, и мы ничего не могли сделать. Ледокол «Ленинград» ничего не мог сделать. Лед двухметровый. Он его крошил, но сильное сжатие все сводило на нет.

Витой шнур тек между пальцев, как вода.

— Потом пришел ледокол «Сибирь». Только двадцать седьмого июля караван пришел в Певек. Вы слышали об этом?

— Нет.

— Короче, самая трудная навигация Заполярья.

Мы понимаем, куда клонит Иван. Он встает, бросает шнур, уходит, к начальнику станции и возвращается с бланками прогнозов и метеосводок.

— Вот, смотрите.

Прогнозы самые плохие.

— Этот снег, — Иван кивает за окно, — уже не растает. Это зима. Вот так, мальчики. Идти на восток нет смысла.

Мы молчим. Если вернемся назад, то, значит, дополнительно прошли еще сто двадцать километров. Пятьсот за плечами. Жаль, что не закрыли побережье губы Нольде.

— Ничего, в следующий раз…

— Какое сегодня число? — спрашивает Виталий.

— Тринадцатое августа, — отвечает Ваня. — Выпьем за окончание экспедиции.

— Не только за это…

— А что еще?

— Сегодня день рождения Виталия, — говорю я Ивану. — Сегодня ему стукнуло двадцать шесть.

Послесловие

Этот участок побережья мы закрыли зимой на собачьих упряжках.

А перед этим походом за одну экспедицию было пройдено на собаках почти полторы тысячи километров.

В честь таких походов уэленские мастерицы-гравировщицы по кости выточили

пластинки из моржевого клыка. Они вручаются только рыцарям ордена Костяной Пластинки.

Чтобы быть членом этого ордена, надо за одну экспедицию пройти на собаках тысячу километров или пятьсот пешком. Надо, чтобы экспедиция была в тайге или в тундре, в местах высшей категории трудности.

В уставе нашего ордена нет пункта об исключении, потому что в него принимаются только достойные люди.

Об этих людях я еще не раз напишу.

Отражение в реке

Отчет об одной экспедиции

1

Речное плавание вниз по течению описанию не поддается.

Олег Куваев. Дом для бродяг

Куваев прав. Вот почему в первых строках своего отчета мне хочется принести извинения товарищам за то, что не смогли их взять в это увлекательное путешествие.

2

И еще нам хотелось опровергнуть тезис О. Генри о том, что «Боливар не выдержит двоих». Известно, когда в экспедиции два пишущих, хорошего от этого не жди. Два отчета об одном и том же будут, как правило, разными. Просто потому, что нет двух одинаково видящих предмет людей Или одинаково реагирующих на конкретное обстоятельство. У немцев на этот счет есть интересная пословица. Переводится она примерно так: «Если двое делают одно дело, они делают не одно и то же».

Но в экспедиции нужен прежде всего человек, чья степень надежности не вызывает сомнений, а то, что он ко всему еще и писатель, что ж, бог, как говорится, простит.

Два участника сплава — молодой писатель Владимир Христофоров и инженер-геодезист Сергей Бурасовский.

Не помню точно, кому принадлежит очень верная мысль о том, что превратить слово в дело гораздо труднее, чем дело в слово.

Литератор, работая, одновременно превращает и дело в слово, и слово — в дело.

Может быть, эти слова помогут объяснить тягу большинства современных писателей к такому жанру, где четкую грань между документальностью и художественным вымыслом провести трудно, подчас невозможно, и объяснят повышенный интерес читателей именно к такого рода произведениям.

Вот и нами предпринята попытка взглянуть на «Дом для бродяг» Олега Куваева через призму Реки, как он называл Омолон. Он не давал координаты Реки, и Метеостанции, и Дома для бродяг, потому что, соединив документальность с художественностью, хотел расковать себе руки и быть чуть посвободней, чем в документе.

3

Этот материал посвящен Олегу Куваеву, но в равной мере его можно считать посвященным и Виктору Болдыреву. Оба они писатели, оба мои старые друзья, оба умерли в 1975 году Виктор Николаевич в феврале, Олег — в апреле. Виктору Николаевичу было шестьдесят лет, Олегу — сорок.