Спроси зарю
Шрифт:
К полудню немного разъяснило, и Санька увидел совсем рядом высокий полосатый маяк и деревушку, стиснутую на узкой полоске между лесом и озером.
— Наше Заозерье, — сказал Панков. — Пожалуй, на часок смотаюсь до дому. Водку отвезу. Ты как, Витя? — спросил он Морозова.
Тот кивнул.
Санька тоже поехал на берег. Легкие клочки тумана растекались над озером. Из деревни неслись звуки музыки, лай собак. Морозов греб. Панков задумчиво смотрел на деревню, словно хотел отыскать кого-то там, на берегу. Потом он тронул Саньку за плечо и показал на большой
— Мой. Три года как сладили. Просторно, да только дров не наготовишься. Как в прорву…
Когда они уже причаливали, на мостках появилась пожилая женщина. Она торопилась им навстречу, рискуя поскользнуться на мокрых досках.
Санька стал было гадать, какого из двух Викторов это мать, но увидел, как Морозов вдруг ускорил шаг навстречу женщине и обнял ее.
— Витенька, сыночек…
На глазах у женщины были слезы. Виктор оглянулся на ребят растерянно, кивнул и, обняв мать рукой, пошел впереди.
Панков придержал Саньку за рукав и, когда Морозов с матерью отошли подальше, сказал:
— Мать Витина все убивается, в озеро не хочет его пускать. Два года назад на шестьдесят седьмом старпомом был его брат — Толик. Да весной волна с палубы смыла. Я из рубки выскочил, круг кинул, а его льдина-целуха по голове…
Панков помолчал.
— Двое суток искали… Не отдало озеро. Вот Витя вместо Толика и заступил. Он в семье младший. А мать, Наталья Гавриловна, сказала: «Не пущу!» Одежду прятала. — Виктор тяжело вздохнул. — До сих пор все упрашивает не ходить в озеро.
Он замолчал и за всю дорогу до дому больше не проронил ни слова.
Дом у Панкова был новый, добротный, искусно отделанный деревянными кружевами наличников. Когда они поднимались на крыльцо, из дверей вынырнул шустрый маленький мужчина в кожаной кепке и кожаной тужурке.
— А, Виктор! С праздничком тебя. Рыбацкого нашего роду прибыло… — он похлопал Панкова по плечу, скользнул взглядом по ящику с водкой. — Уже запасаешься… Ну что ж, дело! Через недельку хозяйку привезем из больницы, погуляем.
— Знакомься, Тимофеич. Журналист из Ленинграда, кивнул Панков на Саньку.
Тимофеич насторожился, пожал Санькину руку и вяло сказал:
— Здравствуйте, здравствуйте… Ну, я побежал, дела по горло. А ты, Панков, настырный, ох настырный! Смотри не промахнись… — Он быстро сбежал с крыльца и, гулко топая, пошагал по мосткам вдоль деревни.
— Кто это? — спросил Санька.
— Да наш предсельсовета, Тимофеич…
— А чего рассердился? Не хочет, чтобы про тебя писали? Или считает, что ты сам корреспондентов приглашаешь?
Панков вздохнул, поставил ящик на скамью.
— Да нет… Это он, наверно, про другое подумал. Есть тут у нас такое дельце… Ну, не дельце… — капитан явно мялся, никак не решаясь подойти к сути этого «дельца».
«Что это он?» — подумал Санька.
— Дельце не дельце, а только в поселке нашем есть церквуха одна, при монастыре. Сколько лет ей, никто уж и не помнит. Но больно красивая. Вся деревянная, резная. Потом сходим, посмотрим…
Капитан вдруг покраснел.
— Да вы, Саша, не подумайте…
Санька растерялся. Он никак не ожидал, что именно здесь, среди совсем молодых, грубоватых на первый взгляд людей, он услышит об этом.
— Ты говоришь, Виктор, восстанавливать. Думаешь, мало на это денег пойдет? Влетит в копеечку… А у нас еще столько людей живет в подвалах… Ты-то сам вон какую хоромину себе отгрохал.
— Да я что… У нас в Заозерье все дома исправные. Лес кругом. Только ведь не в этом дело. Жил бы я в хибарке — так же говорил.
Помолчали. Санька вспомнил свой разговор с Ирой и почувствовал, что краснеет.
— Нет, правда, Саша. Написали бы! Или, может, про это не напечатают?
— Ну почему же… — осторожно сказал Санька. — Напечатают…
И подумал: «Где-нибудь, да только не в нашей газете. А может, прав был редактор? Смешно ведь строить музей, если человек еще жилья не имеет».
— Ты вот, Виктор, говоришь, что и в хибарке прожил бы. Так? Ну, а другие? У кого семеро по лавкам? Кому светлая и теплая квартира нужна? Как они посмотрели бы, если деньги, вместо того чтобы им дом строить, на ремонт церкви отдали?
Панков задумчиво взглянул на Саньку и развел руками.
— Ну этим-то в первую очередь… Кто же будет спорить. Да ведь не такие мы и бедные. Раз уж в те времена смогли построить, то в наши-то стыдно не суметь отремонтировать. Только с умом надо подойти. Вон Тимофеич наш… И не дурак, да и умным как-то неловко назвать. Говорим ему: «Давай капусту уберем, ведь церковь разрушается». Так нет. Талдычит одно — туда ей и дорога. А когда заикнулись, что хотим сами подрасчистить да музей открыть, такой шум поднял. «Это, — говорит, — культовое учреждение. Что в районе скажут?! Религию возрождаете». А невдомек ему, что религией-то здесь и не пахнет. Виктор Морозов в книге читал, что церковь эту однофамилец нашего Тимофеича ставил. Может, предок какой. А он и про гордость свою забыл…
Потом Панков повел Саньку посмотреть эту деревянную церквуху. Они осмотрели алтарь, слазили на колокольню. Санька кипел от возмущения, глядя на огромные деревянные иконы, которыми прикрывали бочки с капустой.
…Через неделю он положил на стол ответственному секретарю Коле Колоскову статью «Гордиться славою предков».
— А мне казалось, вы поняли свою ошибку, Антонов, — ледяным тоном сказал на следующий день редактор. — Писательством вам придется заниматься в другом месте. Литсотрудник должен выполнять задания редакции.