Спрут
Шрифт:
Гарнетт еще не успел подняться на ноги, а Хувен уже орал во все горло:
– Hoch der Kaiser! Hoch der Vaterland! [17]
С этими словами он упал на одно колено и, тщательно прицелившись, выстрелил из винтовки в кого-то из людей, сгруппировавшихся у коляски.
И, словно по сигналу, началась ружейная и револьверная стрельба. Обе стороны - полицейские и фермеры - открыли огонь одновременно. Вначале это была просто беспорядочная пальба, затем последовало несколько торопливых, разрозненных выстрелов, на миг Все смолкло, и, наконец, один за другим с равными промежутками прогремели последние три выстрела.
17
Да здравствует кайзер! Да здравствует родина! (нем.)
Дилани с простреленным животом свалился с лошади и на карачках пополз через дорогу в пшеницу. Кристиен повалился назад и соскользнул с седла в сторону коляски, одной ногой запутавшись в стремени, головой и плечами он уперся в колесо. Хувену, когда он попытался приподняться с колена, пуля угодила в горло, и он рухнул на землю. Старик Бродерсон с криком: «Они же меня укокошили, ребята!» - сделал два неверных шага в бок и, безжизненно опустив руки и пригнув голову, свалился в канал. Остерман, у которого изо рта и из носа лилась кровь, повернулся и пошел назад. Пресли помог ему перебраться через канал, и он лег на землю, уронив голову на скрещенные руки. Хэррен Деррик упал, где стоял, потом перевернулся на живот. Он лежал неподвижно, издавая душераздирающие стоны, а под животом у него растекалась лужа крови. Старик Дэбни, бессловесный, как всегда, встретил смерть молча. Упал на колени, поднялся, снова упал и тут же скончался, не проронив ни слова. Энникстер, убитый наповал, лежал, вытянувшись во весь рост, локтем прикрыв лицо.
VII
По пути на дерриковскую усадьбу Хилма и миссис Деррик услышали звуки отдаленной стрельбы.
– Стой!
– вскричала Хилма, хватая за плечо Вакку.- Останови лошадей! Что это?
Бричка остановилась; прорвавшись сквозь шорох волнующейся пшеницы, до них долетели несильные хлопки выстрелов.
– Слушайте!
– закричал Вакка, испуганно вытаращив глаза.- Да они же… они ж дерутся!
Миссис Деррик закрыла лицо руками.
– Дерутся?
– воскликнула она.- Боже мой! Но это же ужасно! Там Магнус и… Хэррен…
– Как, по-твоему, где это?
– Скорей всего на хувеновской ферме.
– Я еду туда! Поворачивай, Вакка! Гони лошадей!
– Я бы не стал этого делать, миссис Энникстер,- возразил Вакка.- Мистер Энникстер сказал, чтоб мы ехали домой к мистеру Деррику. Если на ферме у Хувена творится что-то недоброе, лучше нам туда не ехать. Да и потом, пока мы туда доберемся, все уже кончится.
– Да, да, поедем домой!
– воскликнула миссис Деррик.- Я боюсь. Ах, Хилма, я так боюсь.
– Тогда едемте со мной к Хувену.
– Туда, где стреляют? Нет, я не могу! Не могу! И мы все равно не успеем доехать, Вакка прав.
– Это уж конечно,- подтвердил Вакка.
– Поезжай к Хувену!
– приказала Хилма.- Если ты не поедешь, я пойду пешком!
Она отбросила фартук и спустила ногу на подножку.
– А вы!
– воскликнула она, обращаясь к миссис Деррик.- Как вы можете… зная, что Хэррен и ваш муж могут… могут находиться в опасности?
Недовольно ворча что-то себе под нос, Вакка повернул лошадей и поехал напрямик через поля, пока не выехал поблизости от миссии на дорогу, ведущую в Гвадалахару.
– Скорей!
– подгоняла Хилма.
Щелкнул бич, и лошади побежали резвей. Вдали показалась усадьба Кьен-Сабе.
– Может, домой заедем?
– обернулся к ним Вакка.
– Нет, нет!
Лошади неслись во весь опор мимо надворных построек.
– Боже мой!
– вскричала вдруг Хилма.- Поглядите! Смотрите, что они сделали!
Вакка осадил лошадей. Ехать дальше было нельзя. Громадная куча домашнего скарба, беспорядочно сваленного посреди дороги перед домом Энникстера, преграждала им путь. Семейный очаг Хилмы был разорен: из дома вынесли и безжалостно бросили на дороге все, что они с мужем купили в ту чудесную неделю после свадьбы. Тут был и белый спальный гарнитур - все три кресла, умывальник и комод, ящики которого вывалились, а содержимое рассыпалось по земле; рядом валялись белые шерстяные коврики из гостиной и подставка для цветов вместе с осколками горшков и поникшими цветами, разбитый стеклянный шар и дохлые золотые рыбки, плававшие прежде в нем; качалка, швейная машина, большой круглый стол мореного дуба, лампа с красным абажуром из тонкой гофрированной бумаги, прелестные литографии, изображавшие хор ясноглазых мальчиков и мечтательных девиц в розовых платьицах и деревянные резные орнаменты - перепелка и дикая утка, подвешенные каждая за одну ногу; и, наконец, чистые, свеженакрахмаленные кисейные занавески, грубо сорванные и измятые. Кровать - их чудесная кровать с пологом, нарядная и веселая, которой Хилма так гордилась, была выброшена из уютного, сокровенного уголка спальни в пыль проезжей дороги, всем напоказ, на осмеяние; ее осквернили, над ней надругались.
Хилме показалось, что на обозрение выставлена какая-то частица ее души,- выставлена, поругана, втоптана в грязь. То, что было для нее свято, оказалось осмеянным, оплеванным. Горькие слезы оскорбленного достоинства застлали ей глаза, краска стыда залила лицо.
– Боже мой!
– вскричала она, чувствуя, что рыдания подступают к горлу.- Боже, как они могли!
Но тут же ее охватил страх, затмивший все прочие чувства - очевидно, впереди ее ждали еще горшие испытания.
– Гони,- крикнула она Вакке,- скорей, скорей!
Но Вакка не послушался. Он заметил то, что ускользнуло от внимания Хилмы: на веранде стояли двое мужчин - вне всякого сомнения, полицейские из отряда шерифа. Хозяевами здесь были они, и присутствие в Кьен-Сабе врагов, участвовавших в разгроме дома, привело его в совершенный ужас.
– Нет уж,- заявил он, слезая с козел.- Не повезу я вас туда - а то еще подстрелят вас. Да и проехать нельзя - вся дорога завалена вашим добром.
Хилма спрыгнула на землю.
– Пойдемте,- сказала она, обращаясь к миссис Деррик.
Потерявшая всякое самообладание, растерянная, трепещущая миссис Деррик повиновалась, и Хилма, обойдя руины своего домашнего очага, вывела ее на тропинку, ведущую к Эстакаде и ферме Хувена.
Дорога перед домом и двор были забиты народом. Опрокинутая коляска лежала у обочины, неподалеку от дома; запутавшихся в постромках лошадей держали двое мужчин. Под дубом стояли дрожки Карахера, а рядом с ним - легкий фаэтон, принадлежавший, как было известно Хилме, доктору из Гвадалахары.
– О Боже, что тут случилось, что случилось?
– стонала миссис Деррик.
– Идемте!
– сказала Хилма и, взяв ее за руку, стала проталкиваться сквозь толпу, которая безмолвно расступалась перед двумя женщинами. Они вошли во двор.
– Пресли!
– вскричала миссис Деррик, увидя его у входа в дом.- Пресли, что случилось? Где Хэррен? Где Магнус? Что с ними?
– Сюда нельзя, миссис Деррик,- сказал Пресли, идя им навстречу,- нельзя.
– Где мой муж?
– спросила Хилма.
Пресли отвернулся и ухватился за дверной косяк, чтоб устоять на ногах.