Спрут

Норрис Фрэнк

«Голосуйте за Лаймена Деррика, кандидата от республиканской партии на пост губернатора Калифорнии».

Рассекая грудью тихоокеанскую волну, взбивая форштевнем пену, плыла, величественно покачиваясь, «Свангильда», и ровный пассат посвистывал и ее снастях. День клонился к вечеру, и па корабле уже зажглись огни. Капитан, проходя мимо Пресли, который, опершись о перила, курил сигарету, остановился и сказал:

–  Вон там земля - если вы достаточно хорошо видите. Это мыс Гордо. Если провести от места, где

находимся сейчас мы, линию через эту точку и продлить ее миль на сто, она пересечет округ Туларе, неподалеку от тех мест, где вы прежде жили.

–  Понимаю,- сказал Пресли.- Понимаю. Благодарю вас. Очень рад, что вы мне это сказали.

Капитан прошел дальше, а Пресли, поднявшись на ют, долго и напряженно вглядывался в неясные очертания горной цепи, чуть синевшие над неспокойным морем.

То был горный кряж, идущий вдоль Калифорнийского побережья; за ним лежала долина Сан-Хоакин, где он еще недавно жил. Там были Боннвиль и Гвадалахара, Лос-Муэртос и Кьен-Сабе, Сан-Хуанская миссия и цветочное хозяйство, опустевший дом Энникстера и загубленный хмельник Дайка.

В прошлое отступила ужасная драма, которую ему пришлось пережить. Казалось бы, все эти события остались далеко-далеко позади, и вот, пожалуйста,- все вдруг снова воскресло! Горькие, мучительные, неизгладимые воспоминания. Картины возникали одна за другой в хронологическом порядке, начиная с того дня, когда он впервые встретился с Ванами, кончая прощанием с Хилмой. Все, все тут было - широкие просторы полей, которые так хорошо можно было обозревать с вершины одного из холмов у истока Бродерсонова ручья; бал в новом амбаре Энникстера, сбруйная, в которой толпились разъяренные фермеры; тихий монастырский сад, домик Дайка, его эпопея на паровозе и геройское сопротивление в кустарнике среди холмов; припертый к стенке Лаймен Деррик; облава на зайцев; сражение у оросительного канала; возбужденная толпа в городском театре в Боннвиле.

Драма окончена. Война между фермерами и железной дорогой доведена до ее дикого конца. Прав был Шелгрим, говоря, что стихийные силы, а не люди повинны в этой жестокой борьбе; и тем не менее, пострадали-то в результате ее владельцы ранчо и ферм, а не владельцы железной дороги. В их благословенную долину, в тихое фермерское сообщество вихрем ворвалось пышащее паром чугунное чудовище; оно носится взад-вперед по их долине, оставляя на своем пути кровь и разрушения, наполняя ее грохотом, отголоски которого долетают до самых отдаленных ферм.

Да, железная дорога одержала победу. Спрут опутал фермы своими щупальцами; грабительский тариф сдавил их железной удавкой. Чудовище прикончило Хэррена, прикончило Остермана, прикончило Бродерсона, прикончило Хувена. Оно пустило по миру и лишило не только доброго имени, но и рассудка Магнуса Деррика, пытавшегося через зло прийти к добру и потерпевшего неудачу.

Оно завлекло в свои сети Лаймена, заставило его поступиться честью и мужеством, превратило во взяточника и подлеца. Оно погубило Дайка, отняв у него право на честный труд и превратив в разбойника и каторжанина. Оно выбросило миссис Хувен умирать голодной смертью на улицах многолюдного города. Оно послало Минну на панель. Оно лишило жизни Энникстера в ту самую минуту, когда, мужественно пройдя мучительный процесс духовного возрождения, он стал совсем другим человеком, решил жить по правде, перестать думать только о себе и помогать людям. Оно отняло у Хилмы мужа на заре ее счастья. Оно убило ребенка в ее утробе, еще до рождения лишив его жизни, потушив искру, которой от Бога было предназначено гореть сквозь века.

Что же тогда осталось? Неужели ждать нечего, нет никакой надежды на будущее, никакой щелки в черной завесе, ни малейшего проблеска в ночи? Неужели добро так и останется на задворках? Неужели зло так и останется сильным и всепобеждающим? Неужели ничего другого не останется?

И вдруг на память ему пришли слова Ванами. Что значит иметь достаточно широкий кругозор? Что является наибольшим благом для наибольшего числа людей? Какова она, эта жизнь, из которой он видел лишь часть? Неужели из всего этого не останется ничего? Нет, останется Добро, родившееся в результате этого столкновения, незыблемое, неприкосновенное, неоскверненное.

Люди - пылинки в полосе солнечного света - гибли, сраженные пулей в расцвете лет; сердца разбивались от горя; дети с малых лет оказывались пасынками судьбы; юные девушки становились на путь позора; старухи умирали с голода в гуще жизни. По этому маленькому человеческому муравейнику огненным колесом прокатились горе, страдание и смерть.

Но ПШЕНИЦА оставалась! Незыблемая, неприкосновенная, неоскверненная, не знающая ни забот, ни боли, равнодушная к людской суете, она знала лишь свой однажды заведенный цикл. Невзирая на пролитую у оросительного канала кровь, на фарисейское страдание и грошовую филантропию разных комитетов помощи голодающим, огромный урожай с полей Лос-Муэртос хлынул потоком от Сьерра-Мадре к Гималаям, чтобы насытить многие тысячи голодных и нищих на ничего не родивших равнинах Индии.

Ложь умирает; несправедливость и угнетение рано или поздно исчезнут с лица земли; алчность, жестокость, себялюбие и безжалостность не вечны. Человек страдает, но человечество продолжает идти вперед. Энникстер умер, но где-то в отдаленном уголке мира тысячи жизней будут спасены. Заглянув в глубь вещей, думающий человек и сквозь зло и обман всегда разглядит Истину, которая непременно восторжествует в конце, и поймет, что к Добру уверенно, неуклонно преодолевая все препятствия, пойдет все сущее на земле.