Спрут

Норрис Фрэнк

В молодости он лелеял честолюбивую мечту: представлять свой родной штат, Северную Каролину, в сенатe Соединенных Штатов. Ему протежировал Кэлхун, но в двух кампаниях сряду Деррик понес поражение. Когда его надежды на политическую карьеру рухнули, он в пятидесятых годах переехал в Калифорнию. Он был знаком,- и даже близко,- с такими людьми, как Терри, Бродерик, генерал Бейкер, Лик, Альварадо, Эмерик, Ларкин, и, главное, состоял в дружеских отношениях с несчастным, никем не понятым Ральстоном. Однажды он выставлялся кандидатом на пост губернатора от демократической партии, но провалился на выборах. После этого Магнус раз и навсегда покончил с политикой и все свои средства вложил в рудники «Корпуса Кристи». Однако акции эти он продал

с небольшой прибылью, упустив, таким образом, возможность выйти в мультимиллионеры «серебряной лихорадки», которая началась в Неваде с легкой руки Комстона, и занялся изыскиванием новых путей к обогащению. А тут как раз пошли слухи, что в Калифорнии «открыли пшеницу». Это и впрямь было своего рода «открытием». Доктор Гленн из округа Колуза посеял без особой помпы у себя на участке пшеницу, а потом продал ее, получив баснословную прибыль, и это дало деловым людям Нового Запада пищу для размышлений. Калифорния, о которой раньше никто не слышал, внезапно оказалась серьезным конкурентом на мировом рынке зерна. А несколько лет спустя доходы от производимой в штате пшеницы уже превышали доходы от добычи золота, так что, когда, позднее, ТиЮЗжд открыли поселенцам доступ к богатым землям округа Туларе, пожалованным корпорации правительством в качестве премии за прокладку железной дороги, Магнус, не задумываясь, воспользовался случаем и отхватил себе ранчо Лос-Муэртос, раскинувшееся на десять тысяч акров. И всюду, куда бы Магнус ни переселялся, он брал с собою семью. Старший сын Лаймен родился в Сакраменто, в разгар треволнений, сопутствовавших предвыборной кампании, когда Деррик баллотировался в губернаторы, а Хэррен - в Шингл-Спринге, штат Эльдорадо, шестью годами позже.

Но Магнус был во всех отношениях человеком заметным. В каких бы кругах он ни вращался, везде он был в центре внимания. Помимо воли люди видели в нем лидера. Это ему льстило, и держался он величаво, что ему отлично удавалось. Он был трибуном прежней выучки и даже в повседневной жизни говорил четко, хорошо поставленным голосом. Любую сказанную им банальность можно было зафиксировать на бумаге и представить как редкий образец безупречной во всех отношениях английской речи. Ему хотелочь всегда быть на виду, председательствовать, руководить.

Когда он бывал в хорошем настроении, в нем появлялась какая-то благостность, находясь же в гневе, он повергал окружающих в дрожь. Он не любил вникать в мелочи, и вообще кропотливая работа была не по нему. Человек большого размаха, он скорее интересовался результатами, чем средствами к их достижению.

Он всегда был готов пойти на риск, все поставить на карту в надежде сорвать банк. Среди игроков в покер на Плейсервильских рудниках - да и во всей округе - он не знал себе равных. И в разработке рудников ему везло не меньше чем в покер: бурил ли он шурфы в нарушение правил, прокладывал ли тоннели, игнорируя рекомендации экспертов,- ему все благополучно сходило с рук.

Не отдавая себе в этом отчета, он и на ранчо вел дела так, как будто заправлял рудником. Он все еще сохранял замашки времен золотой лихорадки - всякое дело решать с кондачка, на ура. Риск благородное дело! Кто не рискует, тот не выигрывает! Попробуй кто-нибудь сказать, что землю Лос-Муэртос надо унаваживать, беречь ее и лелеять, он бы только возмутился - мол, он не крохобор какой-то, чтобы такой ерундой заниматься.

Хэррен протянул руку и помог отцу залезть в коляску. Тот сел, так и не выпустив руки сына из своей. Отец и сын очень любили друг друга и гордились друг другом. Они постоянно бывали вместе, и отец ничего не скрывал от любимого сына.

–  Ну, здравствуй, сын!

–  Здравствуй, отец!

–  Спасибо, что сам приехал меня встретить. Я боялся, что ты будешь занят и пришлешь за мной Фелпса. Очень мило с твоей стороны.

Хэррен собирался сказать что-то в ответ, но тут Магнус заметил стоявшие в тупике три платформы, нагруженные ярко окрашенными

сельскохозяйственными машинами. Он протянул руку к вожжам, и Хэррен придержал лошадей.

–  Хэррен,- сказал отец, внимательно вглядываясь в машины,- Хэррен, не наши ли это плуги? Ну-ка давай подъедем поближе.

Поезд тем временем ушел, и Хэррен подъехал к самому тупику.

–  Ну, конечно, так оно и есть,- сказал Магнус - «Магнус Деррик, Лос-Муэртос, Боннвиль; отправитель: Дитсон и К°. Рочестер». Наши плуги.

Хэррен облегченно вздохнул.

–  Наконец-то,- сказал он,- и как нельзя кстати. Дожди начнутся, надо думать, не позже конца этой недели. Раз уж мы здесь, я позвоню Фелпсу, чтобы

высылал подводы. Сегодня я начал протравку семян.

Магнус кивнул в знак одобрения.

–  Вот и молодец! Что касается дождя, то кому и знать, как не тебе. Осень уже на носу. Плуги поспели вовремя.

–  Теперь, Бог даст, дела поправим, а, отец?
– заметил Хэррен.

Но когда он заворачивал лошадей, чтобы дать отцу снова сесть в коляску, оба с удивлением услышали, что кто-то хриплым, грубым голосом пожелал им доброго утра, и, обернувшись, увидели Бермана, который подошел к ним, пока они осматривали плуги. Глаза Хэррена сверкнули, он резко вдохнул носом воздух, а у Магнуса спина и плечи стали вдруг деревянными. Он еще не успел сесть в коляску, стоял, отделяемый от Бермана упряжкой, и спокойно смотрел на него поверх лошадиных спин. Берман обогнул коляску и подошел к Магнусу.

Это был крупный, тучный мужчина с огромным животом. Щеки его, сливаясь с толстой шеей, переходили в иссиня-серый тройной подбородок; влажный от пота затылок в редких волосиках жировой складкой набегал на воротник. Он носил большие черные усы. На голове у него была круглая коричневая шляпа лакированной соломки. Светло-коричневый полотняный жилет с узором из цепляющихся одна за другую подковок обтягивал толстый живот, на котором при вдохе и выдохе поднималась и опускалась, побрякивая о перламутровые пуговицы, толстая, дутого золота, цепочка от часов.

Берман был боннвильским банкиром. Но и кроме этого, он занимался много чем. Состоял агентом по продаже земельных участков, скупал хлеб, выдавал ссуды под закладные. Был и политической фигурой местного масштаба. Но прежде всего он являлся официальным представителем ТиЮЗжд в этой части Туларе. Практически железная дорога не вела в округе никаких дел помимо него, будь то отправка партии пшеницы, тяжба о возмещении убытков или ремонт железнодорожного полотна и поддержание порядка на линии. В период борьбы местных фермеров против по-вышения тарифа на провоз зерна Берман постоянно околачивался в Сан-Франциско в залах судебных заседаний, а также в приемных законодательных учреждений Сакраменто. Он вернулся в Боннвиль совсем недавно в полной уверенности, что решение будет не в пользу фермеров. Какое место он занимал в расчетной ведомости ТиЮЗжд, определить было довольно трудно. Официально он не был ни агентом, ни юрисконсультом, ни маклером по продаже недвижимости, не имел пи отношения ни к исполнительной, ни к законодательной власти, хотя его влияние во всех этих областях не подлежало сомнению и было огромно. При всем том фермеры Боннвильского округа отлично знали, от кого ждать пакостей. Несомненно, в глазах Остермана, Бродерсона, Энникстера и Деррика Берман олицетворял железную дорогу.

–  А, мистер Деррик, доброе утро!
– воскликнул он, подходя ближе.- Доброе утро, Хэррен! Рад вас видеть, мистер Деррик.

Он протянул пухлую руку.

Магнус,- больше чем на голову выше Бермана, высокий, поджарый, прямой,- посмотрел на него сверху иниз, сделав вид, что не замечает протянутой руки.

–  Доброе утро,- ответил он и продолжал стоять в ожидании, что еще имеет ему сказать Берман.

–  Так-то, мистер Деррик,- начал Берман, вытирая носовым платком потную шею и затылок,- вчера я прочел в газете, что наша с вами тяжба решилась не в