Спун по имени Фидель

Мей Алекс

От восторга и собственной наглости у него застучали зубы. На него все смотрели. Он испугался, но мысленно шел вперед, где был страх, и там было очень светло. Фидель вдруг почувствовал себя отчаянно смелым. Окружающий мир будто распался на искорки, и эти искорки под его руками готовы были сложиться в каком-то новом порядке.

– Устроить что? –

переспросила Спунка.

– Ил-лю-ми-на-ци-ю! Свет! Чтоб танцевать на празднике было светло, как днем.

– Иллюминацию…– задумчиво повторил председатель пира. – Ну что ж… Старый обычай предков велит нам заканчивать праздник в овраге с заходом солнца. Но ведь старый обычай может прийти в негодность и обветшать, как и старый забор. Я уж давно помышлял украсить наш праздник чем-нибудь новым. Люди уже готовы! А если люди готовы, обычаи стариков заменяются современными. Что ж, будь по-твоему, молодой человек! Раз у тебя есть смелость задать вопрос «Почему?» – будь по-твоему! Унесено же будет отжившее, словно сугроб с горы Сонсузлук!

И за те четыре часа, что садилось солнце, на столах появились факелы и самодельные фонари – свечи в банках из-под компота. Их зажгли разом.

– Ура! – закричал народ и захлопал в ладоши. Все бросились обниматься и поздравлять друг друга с новой весной, с новой традицией.

Аврора прыгала выше всех. А ее бабушка обняла родителей Фиделя и сказала:

– Как давно я не видела такой сияющей ночи!

Глава четвертая

Что во сне грезится – и наяву деется

или Экстренное собрание

Хорошо, что назавтра было воскресенье. Потому что будь это понедельник, проспал бы не только Спун, но и его родители. Но маме Фиделя всё же приснилось, что она опаздывает в школу. За это ее вызвали к доске и велели снять браслетик из бисера, которым она дорожила больше всего на свете, завернули браслет в черную салфетку, сверху сделали надпись мелом: «Он наказан!» и кинули в клетку к хомячку.

Мама проснулась от этой чуши и воскликнула: «Боже, как хорошо, что всё это сон!

Мне ведь ужасно нравилось в школе!» Потерла уши, чтобы взбодриться, и поспешила заняться делами.

А на следующий день, в понедельник, сон сбылся.

…Фидель опаздывал совсем чуть-чуть, он только замешкался, когда поднимал монету на улице. Монета была очень старой, и он успел мельком увидеть целую череду ее приключений – из кармана в карман, из руки в руку, от того момента, как ее вынесли с денежной фабрики в чьем-то кармане вместе с десятком других монет…

В общем, когда он открывал двери школы, уже зазвенел звонок. И когда бежал по лестнице на второй этаж, звонок всё звенел, громче и громче, а кругом пусто, все разошлись по классам. От этого внизу живота всё сжималось и делалось холодно, а пальцы немели. Опоздал!

На площадке второго этажа стояла Аврора в плаще и оранжевом парике. Вернее, почти лежала, свесив руки через перила, вид у нее был измученный и сонный.

– Как это? – не понял Фидель. – Что ты здесь делаешь?

– Да бабушка… Ей для науки нужна расписная тарелка из вашего кабинета истории… А ведь она повсюду таскает меня с собой, воспитывает…

– Ну ладно, пока, я бегу!

– Ага, беги, у вас там как раз собрание…

Только тут Спун заметил, что в коридоре полным-полно народу. Он остановился, пытаясь сообразить, что происходит.

Вся средняя школа вместе с учителями толпилась вдоль стен, шушукаясь и пересмеиваясь. Наконец из своего кабинета вышла директор школы.

Никто из учеников не знал, как ее зовут, все называли ее просто Директрисой. Учителя брали с нее пример, родители относились почтительно, а школьники старались лишний раз не попадаться на глаза. Она была такая великая, получила столько наград за школьную дисциплину, порядок в классах, четкие расписания без изменений – что внушала трепет и уважение. Никто никогда не видел, чтобы она улыбалась. Как неприступная снежная гора Сонсузлук, возвышалась она над суетящейся мелюзгой. О ней писали в газетах.

Конец ознакомительного фрагмента.