Спутники смерти
Шрифт:
— Что за человек был твой троюродный брат?
— Ну, что сказать? Самые обычные люди — и он, и она. Вели хозяйство. Кари еще по ночам подрабатывала помощницей санитарки в Фёрде, в центральной больнице.
— По ночам?
— Ну да. Так удобнее всего, если есть свое хозяйство.
— А чем они занимались?
— Овец выращивали, коров, бычков. Фрукты-ягоды. Главным подспорьем, конечно, для них были «молочные субсидии». [10] Но как-то сводили концы с концами. А почему ты об этом спрашиваешь?
10
Государственные
— Так, значит, Клаус и Ян Эгиль часто оставались дома одни? — ответил я вопросом на вопрос. — По ночам, я имею в виду.
Его взгляд стал жестким.
— Я надеюсь, ты ни на что такое не намекаешь, Варг?
— Я вообще ни на что не намекаю. Но опыт подсказывает, что все убийства имеют тот или иной мотив, и я…
— Да-да, — перебил он меня, — я все понял, можешь не углубляться. Но объясни тогда, почему он застрелил Кари?
— Да, непонятно. Но тем более… Тут должны быть замешаны сильные чувства.
Ханс тяжело вздохнул и беспомощно посмотрел по сторонам.
— Не знаю. — Он перевел взгляд на Грете. — А ты что думаешь?
Она вздохнула:
— И я не знаю, Ханс. Ничегошеньки.
Мы сидели в тишине, а потом я взглянул на часы и поднялся.
— Извините, я покину вас на минутку. Пойду спрошу, не разрешат ли мне отсюда позвонить.
Я вышел к дежурному, и он позволил мне, не требуя никаких объяснений, позвонить по его телефону на стойке:
— Только быстро!
Я набрал номер Сесилии и, когда она ответила, сказал:
— У меня совсем мало времени. Ты что-нибудь нашла?
— Ты не поверишь, Варг. — У меня скрутило живот. — Метте Ольсен два года назад переехала из Бергена в Суннфьорд.
— В Суннфьорд! — громко удивился я.
Дежурный с упреком посмотрел на меня: мол, вы что, не знаете, где находитесь?
— У их семьи там было какое-то заброшенное хозяйство.
— Ну да, хозяйство, родной сын — и все в Суннфьорде. А где именно?
— В Йольстере. У меня есть подробное описание, как туда добраться. Хутор называется Лейтет и находится у Щёснесфьорда. С шоссе надо повернуть на Сундте.
— Я знаю, где это.
— Там ты ее и найдешь.
— Если по прямой, то это не дальше двух-трех километров от того места, где ее сынок прожил все последние годы… Ну спасибо тебе! А больше ты ничего не нашла?
— Ты не просил, но я проверила Терье Хаммерстена.
— А он где?
— Он по-прежнему живет в Бергене.
— О'кей. Спасибо большое. Ты молодчина.
Я положил трубку, и тут дежурный повернулся ко мне:
— Я не мог не слышать, о чем вы тут говорили. Вы должны об этом рассказать Стандалю. — И он показал на аппарат внутренней связи.
— Разумеется. Следователи из Крипос приехали?
— Да, — кивнул он, — но они отправились на место преступления.
— Понимаю. Передайте, пожалуйста, Стандалю, что я готов с ним поговорить, как только у него будет время.
Медленным шагом я вернулся к Грете в кабинет. Еще одно ошеломляющее известие, которое надо обдумать… Но прежде чем я успел что-то
Стандаль внимательно посмотрел на меня и сказал:
— Ян Эгиль заявил, что хочет поговорить с тобой, Веум. Наедине.
26
Йенс Лангеланд подошел ко мне, и мы пожали друг другу руки.
— Веум… Давненько не виделись. Я слышал о том, что вы сделали вчера. Такое впечатление, что вы предотвратили катастрофу.
— Да нет. Просто по какой-то причине он ко мне привязался.
— Нам не хотелось бы, чтобы вы с Яном Эгилем беседовали без представителей власти, — вмешался в наш разговор Стандаль, — но он настаивает, да с таким упорством, что, учитывая вчерашнее, мы решили рискнуть.
— Я должен выслушать, что он хочет сказать. Но можно мне перед этим поговорить с Лангеландом с глазу на глаз?
Стандаль скептически посмотрел на меня и произнес:
— Ах, ну да, он же его адвокат…
— Мне нужно выяснить кое-какие подробности, прежде чем я пойду к Яну-малышу.
Стандаль кивнул, и мы с Лангеландом отошли в сторону.
Он по-прежнему был похож на болотную птицу: высокий, худой и немного сгорбленный, да еще приметной формы нос — загнутый крючком. Волосы стали пожиже, появились большие залысины, а на висках виднелась первая седина.
Я все эти годы не терял его из виду. Он сделал блестящую карьеру. Его талант, который я видел в действии, когда он защищал Вибекке Скарнес, позже достиг полного расцвета. Он получил широкую известность в 1978 году после так называемого «дела Хиллерена». Хиллерен был на основании собственного признания обвинен в убийстве соседа. Он показал, в каком месте утопил тело в море, но тело так и не нашли. И Лангеланд добился, чтобы Хиллерена признали невиновным. Под конец и обвиняемый отказался от своих признательных показаний. Последнее выступление Лангеланда на этом процессе вошло в историю юриспруденции как образцовая защитительная речь, в которой адвокату удалось практически избежать упоминания о центральных категориях юриспруденции — преступлении и наказании. Лангеланд все внимание слушателей — и особенно присяжных — переключил на то, что в истории норвежского суда бывали судебные ошибки, повлекшие за собой смерть невиновных, от повторения каковых ошибок он и предостерег суд, выиграв таким образом дело.
После этого Лангеланда пригласили в крупную столичную адвокатскую контору, и его карьера защитника круто пошла вверх. Сегодня он принадлежал к юридической элите, был среди тех, кому считают честью передать многообещающее судебное дело. В этом смысле двойное убийство в Аньедалене было, конечно, необычным, с этакой пикантной деталью — ведь десять лет назад он был адвокатом приемной матери сегодняшнего подсудимого. Но все-таки для такой важной птицы это дело было недостаточно сенсационным.
— Я хотел спросить вас, Лангеланд… Как сложилась дальнейшая судьба Вибекке Скарнес?