Спящие красавицы
Шрифт:
— Хорошо. Это хорошо. Я постараюсь быс…
— Док. — Это была Ванесса Лэмпли, и не через интерком. Она стояла позади них, в холле у входной двери. Она оставила Будку без присмотра, что-то совсем неслыханное. — Вы должны пойти и взглянуть на это.
— Ван, я не могу. Мне нужно проведать Джареда, и мне нужно увидеть Лилу…
Чтобы сказать ей прощай, подумал Клинт. До него внезапно дошло. Чувство потенциальной неизбежности. Сколько еще она может не спать? Не долго. По телефону его голос звучал — издалека, как будто уже была частью пути в иной мир. Как только она задремлет, не было причин полагать, что она сможет вернуться.
— Я понимаю, — сказала Ванесса, — но это займет не более минуты. Вы тоже,
— Следите за вторым монитором, — сказала Ван, когда они добрались до Будки.
В настоящее время он показывал коридор Крыла А. Две женщины — Жанетт Сорли и Энджела Фицрой — толкали тележку с кофе к камере А-10, находящейся в конце коридора. Они остановились до того, как добрались до места, чтобы поговорить с чрезвычайно большой заключенной, которая почему-то обосновалась в дезинфекционной камере.
— Пока у нас было, по крайней мере, десять спящих женщин, опутанных этой хренью, — сказала Ван. — Сейчас их может быть уже пятнадцать. Больше всего их в камерах, но три — в комнате отдыха и еще одна в мебельном цехе. Как только они засыпают, из них выскальзывает это дерьмо. Кроме…
Она нажала кнопку на пульте, и монитор показал камеру А-10. Их новая заключенная лежала на наре с закрытыми глазами. Ее грудь поднималась и опадала в медленном дыхании.
— Кроме нее, — сказала Ван. В ее голосе слышалось нечто, похожее на трепет. — Новая рыбка спит как ребенок, и единственное, что есть на ее лице, это ее свежевымытая Камэем [187] кожа.
187
сорт мыла
Свежевымытая Камэем кожа. Что-то в этом поразило Клинта, но тут же ускользнуло под впечатлением того, что он видел и его переживаниях о Лиле.
— Она не обязательно спит только потому, что ее глаза закрыты.
— Послушайте, Док, я здесь работаю дольше, чем вы. Я знаю, когда они просыпаются, и я знаю, когда они спят. Эта женщина спит, и уже, по крайней мере, сорок пять минут. Кто-то что-то бросает, чем-то грохочет, она дергается, а потом переворачивается.
— Следите за ней. Вы должны предоставить мне подробный рапорт, когда я вернусь, — сказал Клинт. — Мне нужно идти.
Несмотря на настойчивость Ван в том, что она может увидеть разницу между сном и закрытыми глазами, он не был в этом уверен. И он должен был увидеть Лилу, пока у него еще был шанс. Он не хотел потерять ее с этим — этим чтобы там ни было, ради чего она лгала — между ними.
Он вышел за дверь и направился к своей машине, прежде чем то, что беспокоило его, наконец-то, сошлось в его голове. Эви Блэк неоднократно ударялась лицом о проволочную сетку полицейской машины Лилы, и всего лишь несколько часов спустя, припухлость и синяки полностью исчезли. Не осталось ничего, на том месте, где они были, кроме свежевымытой Камэем кожи.
Жанетт вела кофе-вагон, пока Энджела шла рядом с ней, стуча по одной из крышек кофейника и крича:
— Кофе! Специальный кофе! У меня есть живчик для всех вас! Будете скакать вместо сна!
В Крыле А у них было немного клиентов, так как большая часть камер была открыта и пуста. Ранее, в Крыле В, они испытали свой напиток на Ри. Реакция Ри была предварительным просмотром того, что должно произойти. Специальный кофе мог быть хорошей идеей, но трудно перевариваемой. Ри вздрогнула и протянула ей чашку обратно после первого же глотка.
— Черт побери, Жанетт,
— Крепкий держит дольше! — Провозгласила Энджела. Сегодня вечером она обменяла свой обычный южный акцент на маниакально обаятельный гетто-диалект. Жанетт удивлялась, сколько чашек этого кофе Энджела проглотила сама. Кажется, у нее не было с этим никаких проблем. — Это блок питания, пей его до дна, манекеномания, мумиям хана!
Одна из женщин Крыла А смотрела на нее.
— Брось свой рэп, дорогая, я говорю, давай диско.
— Ты еще будешь скучать по моим рифмам. Мы делаем тебе одолжение. Если ты не пьешь, ты не думаешь.
Но действительно ли откладывание неизбежного было хорошей идеей? Жанетт поначалу так и думала, памятуя о сыне, но её снова клонило ко сну, и она чувствовала безнадегу, ожидавшую прямо за углом. И они не могли отложить неизбежное надолго; когда они принесли свое предложение о Супер Кофе офицеру Лэмпли, в тюрьме было трое спящих, но с тех пор ушли еще несколько. Жанетт не поднимала этот вопрос. Не потому, что боялась знаменитого гнева Энджелы, а потому, что идея обсуждать что-либо была утомительной. Она приняла три чашки особенного кофе — ну, две с половиной, ее желудок отказался принимать всю третью чашку — и она все еще чувствовала сонливость. Казалось, что прошёл год с тех пор, как Ри разбудила ее, и спросила, наблюдает ли Жанетт за лучом света, проникающим через оконную решетку, который полз по полу камеры.
Луч света меня не волнует, сказала Жанетт.
А я говорю, что тебя не может не волновать этот луч света, ответила Ри, и теперь это проигрывалось снова и снова в голове Жанетт, как какой-то сумасшедший Дзен Коан. [188] Не может не волновать не имело смысла, не так ли? Или, может быть, имело. Разве не существовало какое-то правило о двойном отрицании? Если да, то, возможно, это имело смысл. Возможно…
188
Дзен — особая форма передачи истины, не связанная с какими-либо трактатами. Прямой контакт с духовной сущностью человека и достижение совершенства Будды. Коан — короткое повествование, вопрос, диалог, обычно не имеющие логической подоплёки, зачастую содержащие алогизмы и парадоксы. Имеет целью искусственное или систематическое развитие в последователях дзэна того, что древние учителя открывали в себе непосредственно.
— Вау! Держись, подруга! — Взревела Энджела, и резко тормознула кофе-вагон. Ручка тележки врезалась в промежность Жанетт, временно разогнав сонливость. Специальный кофе выплеснулся из кофейников, как и сок из кувшинов.
— Что за херня? — Спросила она. — Что, черт возьми, случилось, Энджела?
— Это моя подруга Клаудия! — Крикнула Энджела. — Привет, детка!
Они прошли двадцать футов по коридору Крыла А. На скамейке дезинфекционной камеры, рядом с диспенсером, заправленным салфетками Квелл, сидела и плакала Клаудиа Стефенсон, известная всем заключенным (и офицерам, хотя они не использовали это прозвище вслух) как Клаудиа «Сиськи-бомба». Тело, о котором идет речь, уже не выглядело бомбой, как это было еще десять месяцев назад. С момента включения в его рацион крахмала и галлонов тюремного соуса, тело набрало дополнительные тридцать или сорок фунтов. Ее руки покоились на брюках коричневой тюремной робы. Куртка, которая шла с ними, лежала скомканной у её ног, открывая спортивный бюстгальтер размера XL. Сиськи Клаудии, по мнению Жанетт, все еще были удивительными.