Спящие воспоминания
Шрифт:
Она жила в начале улицы Валь-де-Грас, в доме 9. С тех пор я часто проходил мимо калитки, ведущей в сад, в окружении трех высоких фасадов с большими окнами. Я даже оказался там, чисто случайно, две недели назад. В тот самый час, когда мы с Женевьевой Далам входили в калитку. В пять часов пополудни зимой, когда сгущаются сумерки и уже виден свет в окнах. Я вдруг поверил, что вернулся в прошлое в силу феномена, который можно назвать вечным возвращением, — или что время для меня попросту остановилось в определенный период моей жизни.
Мадлен Перо оказалась брюнеткой лет сорока, волосы собраны в узел, светлые глаза, посадка головы и осанка бывшей балерины. Как Женевьева Далам с ней подружилась? Думаю, ходила сначала к ней на уроки йоги, но мне помнится также, что, еще до того как она нас познакомила, Женевьева Далам упоминала ее как «доктора Перо». Была ли она практикующим врачом? С тех пор прошло почти пятьдесят лет, и, надо сказать,
С того дня, как Женевьева Далам нас познакомила, я еще несколько раз бывал с ней у Мадлен Перо в пять часов вечера — и всегда по четвергам. Она молча вела нас по длинному коридору в гостиную. Два больших окна выходили в сад, и мы с Женевьевой Далам садились на красный диванчик, лицом к окнам, а Мадлен Перо на пуф, закинув ногу на ногу и очень прямо держа спину. При первой встрече она спросила меня своим низким, чуть хрипловатым голосом, учусь ли я где-нибудь, и я сказал ей правду: «Нет, нигде не учусь». Я записался в Сорбонну, в основном чтобы продлить отсрочку от армии, однако на лекции не ходил. Был студентом-призраком. Она поинтересовалась, есть ли у меня работа, и я ответил, что более-менее зарабатываю на жизнь, сотрудничая с книжными магазинами, то есть меня можно назвать, хоть мне и не очень нравится этот коммерческий термин, «книжным брокером». И еще я вступил в Общество композиторов, авторов и издателей, хочу писать тексты к песням. Вот. «А ваши родители?» До меня вдруг дошло, что в моем возрасте вполне естественно иметь родителей, которые оказывали бы поддержку, моральную ли, эмоциональную или материальную. Нет, родителей нет. Мой ответ был так лаконичен, что другой возможной родней она интересоваться не стала. Впервые я отвечал спонтанно, не задумываясь, на вопросы, касающиеся меня лично. Прежде я их избегал, инстинктивно, чураясь всякой формы допроса. Наверно, я расслабился в тот вечер от взгляда и голоса Мадлен Перо, они вселяли какую-то умиротворенность, чувство, что вас слушают, а я к этому не привык. Она задавала правильные вопросы, подобно специалисту по акупунктуре, который точно знает, в какие места втыкать иглы. А ведь и правда, может, не зря Женевьева Далам несколько раз называла ее «доктор Перо»? И потом, сама ее гостиная дышала покоем, два больших окна выходили в сад, светильник между ними оставлял участки тени. Тишина такая, даже не верилось, что мы в Париже. Я почти не бывал дома, проводил дни на улицах и в общественных местах — кафе, метро, гостиничных номерах, кинотеатрах. А квартира «доктора Перо» являла со всем этим контраст, особенно зимой, в те зимы начала шестидесятых, которые кажутся мне куда суровей нынешних. Признаться, после первого визита к «доктору Перо» мне подумалось, что было бы неплохо укрыться от зимы и холода в ее квартире и отвечать на вопросы, которые она задавала бы мне таким серьезным и спокойным голосом.
У Мадлен Перо я позволил себе пробежаться взглядом по книгам на полках низкого книжного шкафа в углу гостиной. Я сказал ей, что не хочу показаться нескромным, но с моей стороны это любопытство «профессионального толка». «Если найдете книги, которые вас заинтересуют, возьмите их». Она подбадривала меня улыбкой. Все это были труды по оккультным наукам. Среди них мне попался роман, тот самый, что я подарил Женевьеве Далам, вышедший лет десять назад: «Памяти Ангела». «Я удивилась, что вам знаком этот роман», — сказала Мадлен Перо, и мне показалось, что книга напоминает ей что-то определенное, не просто чтение, а что-то из ее жизни.
Я взял ее с полки и машинально открыл. На первой странице была дарственная надпись: «Тебе. На память об ангелах. Межев. Шаг в пропасть. Ирен» — крупный почерк, синие чернила. Мадлен Перо заметила, что я прочел ее, и как будто смутилась. «Прекрасный роман, — только и сказала она. — Но у меня есть другие книги для вас обоих». Последнюю фразу она произнесла непререкаемым тоном. Однажды вечером она положила на красный диванчик между мной и Женевьевой Далам книгу под названием «Встречи с замечательными людьми». Это название и слово «встречи» сегодня, пятьдесят с лишним лет спустя, внезапно заставили меня задуматься над одной деталью, которая до сих пор как-то не приходила мне в голову. Я никогда не искал, как многие мои ровесники, встречи с четырьмя или пятью властителями умов, царившими тогда в университетских аудиториях, и не стремился стать учеником одного из них. Почему? Будучи студентом-призраком, я должен был бы естественным образом обратиться к некому проводнику, ибо жил достаточно одиноко и в некоторой растерянности. Я запомнил только одного из этих властителей, мы встретились с ним однажды ночью, в поздний час на улице Колизей. Я скорее ожидал бы встретить его в университетском квартале.
Я очень быстро догадался, что «доктор Перо» имеет влияние на Женевьеву Далам. Однажды, когда мы выходили от нее вечером, уже пройдя через сад, она поведала мне, что Мадлен Перо посещает некую «группу» — что-то вроде тайного общества, — где занимаются «магией». Большего она сказать мне не могла, потому что сама толком не знала. Мадлен Перо намекала на существование этой группы, но всегда туманно: должно быть, она хотела понаблюдать за ее, Женевьевы Далам, реакцией, прежде чем затронуть животрепещущую тему. Но мне показалось, что Женевьева Далам знала больше, чем хотела мне сказать, особенно после того как она обронила такую фразу: «Ты мог бы поговорить об этом с ней». Мы шли вдоль ограды к церкви Сен-Жак-дю-От-Па. «Да, тебе надо с ней об этом поговорить». Меня удивила ее настойчивость. «Ты давно ее знаешь?» — спросил я. «Не очень давно. Познакомилась с ней как-то, это было днем, в кафе возле ее дома, напротив Валь-де-Грас». Она, казалось, готова была добавить еще какие-то подробности, но промолчала. Мы вышли на широкую улицу, что тянется вдоль современных зданий Высшей нормальной школы и Высшей школы промышленной физики и химии: при виде их кажется, будто вы заблудились в чужом городе за границей — в Берлине, Лозанне или даже в Риме, в квартале Париоли, — все так незнакомо, что начинает казаться сном, и уже впору спросить себя, вы ли это. «Нет, правда, тебе надо с ней поговорить», — повторила Женевьева Далам встревоженным голосом, будто посылала мне сигнал SOS. «Она введет тебя в курс…» Я хотел было спросить: «В курс чего?», но мне показалось, что такой вопрос в лоб еще усилит ее неловкость; было ясно, что она в самом деле находится под сильным влиянием «доктора Перо». «Конечно, я с ней поговорю. — Я постарался сказать это спокойно и даже равнодушно. — В следующий же четверг, когда мы придем к ней. Меня очень интересует эта женщина. Она кажется такой умной. Мне любопытно узнать побольше».
Мы подошли к ее отелю. Она как будто успокоилась. Улыбнулась мне. Думаю, она была мне благодарна за мой ответ и поверила, что мне не терпится узнать побольше. А я и вправду сказал это от чистого сердца. С детства и отрочества я испытывал острое любопытство и особую неодолимую тягу ко всему, что касалось тайн Парижа.
Но я не стал дожидаться следующего четверга, чтобы «узнать побольше». Однажды утром, проводив Женевьеву Далам от ее отеля до студии «Полидор», я сел в метро, поехал в обратную сторону и от станции «Сансье-Добентон» пешком дошел до Валь-де-Грас.
Я открыл калитку и без колебаний пересек сад. Только подойдя к двери, подумал, что надо было бы позвонить Мадлен Перо и спросить, может ли она меня принять.
Меня удивил тембр звонка, которого я почему-то не замечал, приходя к этой двери с Женевьевой Далам: тоненькая, приглушенная трель, то и дело грозившая оборваться, такая тихая, что я жал и жал на звонок, не уверенный, что Мадлен Перо услышит это позвякивание, если она в дальней комнате.
Дверь приоткрылась, хотя никаких шагов я не слышал. Надо понимать, она так и стояла за дверью, поджидая какого-то гипотетического гостя? Она как будто не удивилась при виде меня. Как всегда, молча повела меня по коридору. Впервые я вошел в ее гостиную при свете дня. На паркете лежали солнечные пятна. В окно я видел сад, слегка присыпанный снегом. Я почувствовал себя еще дальше от Парижа, чем вечерами, когда приходил сюда с Женевьевой Далам.
Она села слева от меня на красный диванчик, на то место, где обычно сидела Женевьева Далам. Посмотрела на меня пристально.
— Женевьева позвонила мне и сказала, что вы хотели меня видеть. Я ждала вас.
Итак, этот визит был решен за моей спиной. Может быть даже, они на пару ввели меня так, что я и не заметил, в гипнотический транс.
— Она вам позвонила?
Мне казалось, что я уже пережил когда-то эту сцену во сне, Солнечный луч освещал книжные полки у дальней стены. Между нами повисло молчание. Нарушить его должен был я.
— Я прочел книгу, которую вы мне дали… «Встречи с замечательными людьми»… Я о ней уже слышал…
Слышал я о ней в те два года, что провел в коллеже в Верхней Савойе. Один мой одноклассник, Пьер Андрие, похвастался мне, что его родители были учениками автора этой книги, «духовного учителя» Георгия Ивановича Гурджиева. Его мать однажды, в свободный от занятий день, отвезла нас с Пьером Андрие на машине в Плато-д’Асси к своей подруге-аптекарше, тоже ученице Гурджиева. Я слышал обрывки их разговора. Речь шла о «группах», которые этот человек создавал вокруг себя, чтобы распространять свое «учение». Это определение «группы» меня заинтриговало.