Спящий дракон
Шрифт:
Он отвел взгляд. Похоже, они поменялись местами. Прежде она всегда избегала его взгляда.
— Что-то стряслось?
— У нас проблема.
— Правда? — Он изогнул бровь. — Только одна? Это было бы отлично. Просто отлично. Ты о какой говоришь? В данный момент я переживаю насчет Ловкача и Хакима. Мне лезут в голову с полдюжины бед, которые могут там стрястись, и ни с одной мы ничего не сможем поделать. Сколько их уже нет?
— Пару часов. Но я говорила о проблеме совершенно новой. — Она потерла глаза. — Я
— Что?
Клирик — не то, что маг, он не зависит от книг. Клирику, чтобы заклинание восстановилось, надо всего лишь помолиться об этом. По крайней мере так всегда считалось.
— Я старалась. Честно, старалась. Но не получается.
Гном даже не пытался скрыть ни свой гнев, ни свое разочарование.
— Ты старалась… — что ты старалась делать?
— Молиться Исцеляющей Длани. Но ничего не произошло. — Она царапала одной рукой другую, оставляя долгие кровавые бороздки. — Я ощущаю в голове другие заклятия — все до единого. Но использованного вспомнить не могу. — Струящаяся светлая прядь упала ей на глаза; она отбросила волосы. — Возможно…
— Что?
— Возможно, если б я верила…
Он схватил ее за плечи и встряхнул.
— Ты хочешь сказать, что после всего, что с нами случилось, не веришь в магию?
— Прекрати. Прекрати! — Он позволил ей стряхнуть свои руки. — Это не то. Просто мысль о боге с Исцеляющими Дланями…
— Милосердном божестве?
— … творящем добро, исцеляющем людей — мысль эта кажется мне ужасно абсурдной. — Она запустила в волосы тонкие пальцы. — После того что случилось с нами — после того что случилось со мной — я все еще не приемлю этого. На самом деле — не приемлю.
— Здесь не место для таких разговоров. — Он никогда прежде не видел Дорию с этой стороны. Под ее внешним дружелюбием, под наманикюренными ногтями и слегка странными манерами таилась глубокая печаль.
— Не место. — Она пошевелила губами, но изо рта не донеслось ни слова. Дория спрятала лицо в ладонях.
— Если не хочешь говорить об этом — не надо, — сказал он и тут же сам себя обругал. Исповедь — могучее средство очищения души; он должен был предложить ей поговорить, заставить выговориться. — Нет, расскажи мне.
Вяло как-то вышло. Проклятие.
— Не могу.
Он потянулся к ней, мягко отвел ее ладони от щек.
— Не тревожься. — Ахира заставил себя улыбнуться. — Все еще наладится, вот увидишь. А если ты захочешь потом поговорить со мной — я буду здесь. Где бы это самое «здесь» ни было. — Он встал и помог ей подняться. — Я видел в одном из коробов консервы. Не прочтешь мне этикетки? Если там есть лосось — мы его вскроем.
Ее улыбка была почти веселой.
— А консервный нож ты видел?
Он похлопал по топору.
— А как же.
Глава пятая
ЛАНДЕЙЛ
День —
Ловкач перешагнул колею на пыльном тракте.
— И как ты намерен вести игру?
Хаким улыбнулся.
— Н-ну… — протянул он. — Сперва мы заглянем в кабак и что-нибудь там выпьем. — Он склонил голову к плечу. — И может быть, отыщем себе хорошенькую подружку.
Они были в полумиле от города, стены уже мрачно нависали над ними. Ловкачу было странно видеть, как легко шагает Хаким: бросок вниз по холму и до города почти не утомил его.
Ловкач приподнял руку.
— Не гони так. Дай отдышаться. — Он закашлялся. — И скажи на милость, с чего это тебе пришла охота делиться? «Мы»?
Не сказать, чтобы после этого марш-броска его интересовало что-нибудь, кроме места, где можно посидеть и чего-нибудь выпить. Желательно — холодного.
Хаким хлопнул его по спине.
— Таков уж я. Джейсон, дружище, мы идем туда по делам, но я что-то не слышал, чтобы гном запретил нам повеселиться. Ты при каких деньгах?
Тот пожал плечами.
— Не знаю. Одна платиновая монета, пять золотых, восемь серебряных и шесть бронзовых — что-то вроде того.
— Ну ничего себе! — восхитился Хаким. — Он точно не помнит! Ну, Джейсон, ты даешь.
— Зови меня Ловкачом. — Он почесал культю. Джейсон Паркер был молод, и руки-ноги у него были целы.
— Ловкач так Ловкач. Знаешь, доку стоило немалого труда отправить нас сюда — да еще и снарядить, как надо. Вряд ли он дал бы нам с собой казну, с которой не прожить.
— Пожалуй.
Из-за поворота впереди раздался скрип, и они поспешили туда. Коренастый крестьянин, приветливо улыбаясь щербатым ртом, толкал перед собой скрипящую тележку. Остановившись и придерживая одной рукой тележку, он пригладил пятерней соломенные волосы.
— Привет, парни, — тягуче проговорил он на эрендре. — В Ландейл?
Ловкач подошел к крестьянину и смахнул с его плеча невидимую соринку. Куртка у него была такой же, как у Ловкача, только более широкой.
— Куда ж еще… Ну вот, так-то лучше. Как поторговал, приятель?
Крестьянин похлопал по кошелю, потом показал на миткалевые мешки на тачке.
— Отлично. — Он отпустил тележку, и она встала на две отходящие от рукоятей подпорки. — Кстати! — Он порылся в тележке и выудил пузатый бурдюк. — Не вижу, почему бы Веннелу из Лундскарна не выпить по этому поводу с парой путников. За удачу. — Он раскупорил бурдюк и сделал добрый глоток. Красные струйки потекли из углов его рта и канули в бороде. — Окажете мне честь?
— С радостью. — Хаким отодвинул Ловкача, взял бурдюк, глотнул, опустил его и подал Ловкачу. — Отлично. Просто отлично. — Он отер рот тыльной стороной ладони.