Спящий
Шрифт:
Мерзкий скрип расшатанного колеса летел впереди меня и наждаком резал слух, но спина взмокла от пота, а сердце колотилось как сумасшедшее вовсе не из-за волнения, просто все силы уходили на поддержание заданного темпа.
Толчок. Толчок. Толчок.
Всю дорогу я полулежал на каталке и лишь на финишной прямой заставил себя выпрямиться, только опустил при этом голову, скрывая лицо.
Выглянувший на скрип колеса из своей каморки охранник поначалу ничего не заподозрил, упер руки в бока и приготовился отпустить колкость в адрес уже с самого утра замученного
Сознания крепкий дядька не потерял, но сильный удар в живот заставил его согнуться и выронить оружие. Охранник быстро оттолкнул от себя каталку, распрямился и отлип от стены, да только к этому времени я уже упал на колени и схватил прорезиненную рукоять полицейской дубинки.
– Брось! – приказал дядька; вместо этого я ткнул его дубинкой в пах.
Щелкнул электрический разряд, глаза охранника закатились, и он сполз по стене на пол. Я заволок его в служебную каморку и, сдернув с головы платок, нацепил себе на голову серое кепи с эмблемой клиники. Тужурку брать не стал: халат санитара скрывал мои голые ноги, а куртка была для этого слишком коротка.
Вернувшись в коридор, я закинул дубинку на каталку и покатил ее вверх по крутому пандусу, выбираясь из подвала. Но только отпер дверь и втолкнул тележку в широкий коридор первого этажа, как сразу послышался удивленный возглас.
– Куда?! – рявкнул охранник, которого не провел мой маскарад.
Он рванул рычаг тревожной сигнализации, раздался страшный трезвон. Я попытался повторить свой трюк и сбить парня с ног каталкой, но расстояние между нами было слишком велико, и охранник резким пинком оттолкнул от себя тележку, перевернув ее набок. Я повалился на пол следом, сразу взмахнул дубинкой, рассчитывая не столько зацепить противника, сколько отогнать, и вновь просчитался. Парень раскусил нехитрую уловку, выгадал момент и со всего маху врезал мне дубинкой по голове.
Удар пришелся по темечку, и сознание оставило меня еще раньше, чем затрещали электрические разряды…
Очнулся я в карцере с полом и стенами, обитыми толстым слоем белого войлока. Попытался пошевелиться, не смог и насмерть перепугался, что паралич вернулся, лишь после осознав, что попросту затянут в смирительную рубашку. Все тело затекло, голова раскалывалась от боли, а правый глаз заплыл и не открывался, но тем не менее я был жив.
Удивительно? С учетом убитых при побеге санитаров – да.
В пересохшем рту стоял вкус крови, дьявольски хотелось пить. Пить и дышать. Набрать полную грудь воздуха никак не получалось: то ли были сломаны ребра, то ли слишком туго затянуты завязки смирительной рубахи.
И все же я ни о чем не жалел.
Ни о чем…
А потом распахнулась дверь, и в карцер вошли два незнакомых санитара, у одного в руке была зажата электрическая дубинка, второй стискивал толстыми короткими пальцами стеклянный шприц.
Я попробовал подсечь ногой лодыжку парня с дубинкой, но тот легко уклонился и навалился сверху, прижимая
Резкие удары по почкам я почувствовал, уже проваливаясь в забытье.
– Сволочь! – выругался кто-то из санитаров, но могло и почудиться.
К этому времени вокруг меня уже раскинулась белая бездна, я парил в ней, парил и парил. Я стал центром мироздания. Был только я, все остальное потеряло всякое значение. Чертов морфий…
А потом меня потянуло куда-то вниз, и я рухнул к земле, словно повторяя свой давний прыжок из горящего дирижабля. Только теперь я несся, стремительно набирая скорость вплоть до самого конца, а удар оказался столь силен, что комья спекшейся земли разлетелись на сотни метров по выжженной огненным ливнем степи.
– Снова ты! – раздался безликий голос в моей голове.
Я неожиданно легко выбрался из огромной воронки, огляделся и увидел неподалеку знакомый белый силуэт.
– Как ты это делаешь? – последовал новый вопрос. – Как забираешься в мои сны?
– Это мой сон, – возразил я, с некоторой оторопью вступая в спор с собственным подсознанием.
– Вовсе нет, – возразил силуэт, повел бесплотной рукой, и в тот же миг сквозь корку спекшейся земли начала пробиваться молодая трава.
Не успел я и глазом моргнуть, как вокруг раскинулся зеленый луг.
– Это мой сон, – сказал силуэт, но я лишь покачал головой.
Трава почернела, цветы засохли, деревья зашуршали ломкими листьями.
Наступила ночь.
Теперь мы стояли в проклятом саду моего фамильного особняка, и единственным светлым пятном в округе был чуждый этому видению силуэт моего неведомого собеседника.
– Дьявольщина! – присвистнул он.
И столько прозвучало в его голосе удивления, что я не удержался и спросил:
– Кто ты?
– Сновидец, – последовал быстрый ответ. – А кто, черт побери, ты такой?
Я рассмеялся. Происходящее меня забавляло.
Морфий и воображение сиятельного – убойное сочетание.
– Хозяин этого сна, – ответил я, желая позлить собеседника.
– Нет! – отказался поверить тот в это заявление. – Я могу входить лишь в сны знакомых людей!
– Значит, мы знакомы, только и всего.
Силуэт ничего не ответил, прикоснулся к ветке мертвого дерева и черный лист в его пальцах моментально налился молодой зеленью.
– Знакомы? – медленно проговорил Сновидец. – Это невозможно. У меня не столь широкий круг общения, и я знаю все их кошмары наперечет.
Я оглядел воссозданный воображением сад и усмехнулся.
– А это не кошмар. Знаешь такое слово: «ностальгия»?
– Да, здесь слишком спокойно для кошмара, – признал силуэт. – И я больше не чувствую боли. Мне легко. Ничего не болит. Удивительно…
– Это все морфий, – сообщил я, наблюдая за тем, как в черном небе начинают расцветать всполохи далеких зарниц.
– Наркотики разрушают мозг, это чистое зло. Но иной раз боль бывает просто невыносима. Я буду иногда приходить в твои сны, хорошо?