Спящий
Шрифт:
– Мы не столь снисходительны к нарушителям дисциплины! – веско ответил доктор Эргант и наполнил какой-то остро пахнущей анисом жидкостью железную кружку с обколотой эмалью. – Вам надо выпить это лекарство!
– Что за дрянь? – спросил я, но врач не посчитал нужным ответить.
Расчетливым движением он влил содержимое кружки мне в рот, и я едва не подавился, глотая воду с горьковато-анисовым привкусом незнакомой микстуры.
Затем доктор Эргант взглянул на вытащенные из кармана часы, отошел к столу и принялся что-то писать. Видимо, заполнял медицинскую карту.
– Зачем
– Всему свое время, – ответил врач, не отрываясь от своего занятия, и ничего больше не сказал. На разговоры с пациентом он настроен не был.
Приподняв голову, я принялся рассматривать заставленную оборудованием лабораторию, и в глаза сразу бросились банки с заспиртованными внутренними органами на полках и хирургический стол в углу с облицованными белой кафельной плиткой стенами и полом. На миг почудилось, будто угодил в логово безумных ученых-вивисекторов из какой-нибудь бульварной книжонки, но нет, логовом безумных ученых эта лаборатория не была. Это был «Готлиб Бакхарт».
Лишенную окон комнату освещали электрические лампы, и чем сильнее шумело в голове после влитой в меня микстуры, тем ярче и пронзительней становилось их сияние. Я сощурился и постарался разглядеть приборы у противоположной стены, но застекленные окошки с неподвижными стрелками, многочисленные переключатели, витки кабелей и цепи электрических банок ничего мне не говорили.
А потом распахнулась дверь, и к нам присоединился профессор Берлигер.
– Пациент готов? – с порога поинтересовался он.
– Да, профессор.
– Уже дали ему состав?
Доктор Эргант взглянул на карманные часы и сообщил:
– Четыре минуты назад. Перорально.
– На голодный желудок? Тогда не будем терять времени!
Профессор Берлигер снял и убрал пиджак на вешалку, взамен накинул на плечи белый халат. Потом он хрустнул костяшками длинных тонких пальцев и, наконец, обратился ко мне:
– Вы, должно быть, сейчас ужасно напуганы, но уверяю – бояться совершенно нечего. Пройти курс лечения – в ваших собственных интересах.
Я промолчал. У меня были большие сомнения в искренности профессора.
Того мое молчание всецело устроило.
– Вы глубоко больны, – продолжил он свой монолог. – Вы больны с самого рождения, но не отдавали и до сих пор в полной мере не отдаете себе в этом отчет. Ваше сознание поражено тяжелым психическим расстройством, и мой долг – вернуть вам ясность мысли и трезвость рассудка. Не только вам, но и всем остальным сиятельным!
– О чем вы?! – опешил я.
– Традиционно считается, что корень бед сиятельных заключен в их крови. Будто именно в ней растворен некий яд, наделяющий людей противоестественными способностями. Увы, это не так! Опыты по полной замене крови сиятельных на кровь нормальных людей успехом не увенчались. Равно как не привело ни к каким результатам и обратное переливание крови. И ни одной научной лаборатории, ни одному ученому-естествоиспытателю до сих пор так и не удалось выделить из крови сиятельных некую уникальную составляющую! А почему? Ответ прост: дело вовсе не в этом!
Щеки профессора раскраснелись, сейчас он походил
– Но если не кровь, тогда что? – продолжил профессор. – Ответ может быть только один: мозг! Дело в человеческом мозге, этом кладезе самых невероятных загадок! Именно там скрывается проклятие сиятельных!
Тут я не выдержал, приподнял голову и оборвал этот дьявольский монолог:
– Нет никакого проклятия! Оставьте меня в покое!
Доктор Эргант взял отложенные на край стола часы и сделал в медицинской карте какую-то лаконичную пометку.
Профессор Берлигер только покачал головой.
– Вы ущербны и даже не понимаете этого. Сиятельные – рудимент ушедшей эпохи. Квинтэссенция всего антинаучного, что только есть в этом мире. Сиятельные отравляют наше общество и тормозят движение по пути прогресса. Одним только фактом своего существования они смущают неокрепшие умы и толкают их на путь мистицизма.
– За такие слова и в тюрьму угодить недолго. Третий департамент…
– Все здравомыслящие люди в той или иной степени разделяют эти воззрения! – резко перебил меня профессор. – У нас хватает единомышленников даже в полиции! И не стоит угрожать мне Третьим департаментом, в отличие от многих других, я категорически не приемлю идею физического истребления сиятельных. И дело не в ложном гуманизме, а в необходимости найти научный подход решения этой проблемы. Убить легко. Вот только убийство не поможет отыскать истину, не даст ключ к загадкам мироздания! Это примитивно, в конце концов! – Берлигер натянул резиновые перчатки и вздохнул. – Ваша роль в моих научных трудах будет по достоинству оценена, можете не сомневаться. Вам это должно льстить. Когда за эти исследования впоследствии мне вручат Нобелевскую премию, будьте уверены – я не забуду упомянуть с высокой трибуны ваше имя.
– Идите к черту!
Профессор прикрыл свое лощеное лицо марлевой повязкой и негромко рассмеялся.
– Это была шутка. Но вам не о чем волноваться. Моя цель – излечить, а не навредить.
– Поищите других подопытных кроликов!
– В вашем случае стоило упомянуть подопытных крыс! – резко бросил в ответ Берлигер. – И чего вы так всполошились? Вы ведь верите в бессмертие души, правильно?
– Верю, – подтвердил я, пересиливая подкравшуюся вдруг сонливость.
– Так что тогда вам до смертной плоти? Вашей пресловутой душе электромагнитное излучение не повредит, ведь так?
– Сложно повредить тому, чего не существует, – неприятно рассмеялся доктор Эргант, поднимаясь из-за стола.
Профессор погрозил ему пальцем и вновь обратился ко мне:
– Вы и в Создателя верите? В рай и ад? В ангелов небесных и Спасителя?
– Верю, – упрямо ответил я.
– Какая незамутненность сознания! – покачал головой Берлигер и предупредил коллегу: – Непременно отметьте этот момент в медицинской карте. Необходимо оценить, как скоро скажется лечение на пациенте со столь серьезным расстройством критического мышления.