Сразу после сотворения мира
Шрифт:
Нужно будет завтра вечером, когда он отправится кататься, чтобы, не дай бог, не встретиться с Элли, облиться репеллентами с головы до ног. Если секретарша их отправила, конечно. Впрочем, вряд ли забыла. Секретарша была очень толковой, а деревня Остров такой глухоманью и дикостью без всяких человеческих условий, где могло пригодиться все, что угодно. Плетнев не удивился бы, если б она отправила еще и карабин вместе с лицензией, и французского доктора отдельным багажным местом!..
Надо будет поискать в доме и карабин, и доктора.
На шоссе по-прежнему было
С непривычки Алексей Александрович сильно устал, ноги гудели, как под высоким напряжением, и везде чесалось, подло, невыносимо!..
У него аллергия на любые укусы, его и в лес-то никогда не брали! Мама всегда приносила ему ягоды на веточке – так утешала и развлекала.
Он доехал до перекрестка, без конца повторяя про себя «раз-два, раз-два», потому что ноги решительно отказывались крутить педали и только это «раз-два» помогало. Плетнев тяжело дышал, пот катился по вискам, капал с подбородка, и он мечтал о бутылке холодной воды, а еще уволить фитнес-тренера Арнольдика, который уверял, что он в прекрасной форме – все врал, собака!..
Ему надо было повернуть налево, а направо совсем не нужно, но он взглянул по автомобильной привычке и нажал на тормоза.
Велосипед встал как вкопанный, и Алексей Александрович снова чуть не свалился. Видимо, хорошие тормоза.
Калитка во двор Федора Еременко была распахнута настежь, а вокруг никого.
Нет ничего особенного в этой распахнутой калитке, тут и двери-то никто никогда не закрывает, и Плетнева вдруг разобрало любопытство. Он уже видел, как живут в деревне Остров – все по-разному, но, как бы это выразиться, одинаково нараспашку. Даже Нателла Георгиевна, которая боялась медведей, не стала возводить вокруг своего участка частокол, а Федор возвел – зачем?
Чтобы собаки не лаяли? Или и собаки, и частокол охраняют какие-то тайны?..
Алексей Александрович оглянулся по сторонам – по-прежнему никого нет на вечерней дороге, – прихрамывая, подошел к калитке и заглянул.
Дом оказался очень близко, из-за забора его не было видно, слишком густо росли вдоль дороги старые яблони, почти переплетаясь кронами, и от того казалось, что здесь уже совсем темно.
– Здрасти! – громко сказал Алексей Александрович. – Можно?
В яблонях тревожно прошелестело, и никто не ответил.
Плетнев подтянул велосипед, подумал и прислонил так, чтобы каждый входящий в калитку непременно свалил бы его, еще раз оглянулся и зашел.
От высоченного забора и деревьев здесь на самом деле было темнее, чем на улице, и одноэтажный дом с высоким крыльцом тоже казался темным и как будто полированным.
– Федор! – позвал Плетнев, понимая, что никакого Федора здесь нет. – Вы где?!
Под ногами хрупнул гравий, покрывавший площадку перед крыльцом. Вся она были исчерчена отпечатками протекторов. Должно быть, Федор на своем мотоцикле действительно любил заехать почти что на крыльцо, права Валюшка!..
Алексей Александрович присел и внимательно изучил следы,
По кругу, стараясь не ступать на гравий, Плетнев дошел до строения и опять посмотрел на следы, смутно сожалея, что у него нет фонаря.
Впрочем, и без фонаря все было ясно.
Алексей Александрович еще немного посидел на корточках, а потом встал и глубоко вдохнул, как человек, сделавший большую и важную работу.
– Конспиратор, – пробормотал он себе под нос.
Ему хотелось посмотреть, что там, за домом, и, оглянувшись на свой велосипед, который бодро поблескивал у калитки, он пошел вдоль монументальной стены с фундаментом из серого камня.
На заднем дворе было посветлее и попросторней, сразу под стеной начиналась трава, идеально ровная, подстриженная. Надо же, как здесь, в деревне Остров, уважают ухоженные газоны!.. Даже непонятный мужик Федор Еременко и тот уважает!
За лужайкой темнели какие-то кусты, а за ними стояли строения, довольно много, приземистые, с покатыми крышами.
Плетнев дошел до середины лужайки и остановился, потому что прямо на него со стороны кустов и строений вышел волк.
Это оказался крупный волк с развитой мускулатурой и сильными короткими лапами, которые, должно быть, хорошо приспособлены и для того, чтобы долго бежать по снегу, и для того, чтоб с одного удара свалить жертву.
У него была довольно светлая шерсть и черная широкая морда, расходившаяся к острым ушам.
Все это Плетнев увидел в одну секунду.
Волк не сделал ни одного движения, не шелохнулся, не двинулся с места, только на загривке вздыбилась шерсть и чуть обнажились белоснежные клыки.
В этом безмолвном превосходстве зверя над человеком заключалось самое страшное.
Волк ничего не делал, он просто стоял напротив, и было совершенно очевидно, что, как только Плетнев шевельнется, зверь бросится на него, короткие жилистые лапы свалят его с ног, клыки вопьются в горло.
Все. Конец.
Теперь только кто кого перестоит. Кто первым дрогнет.
Да и это неважно!.. Кто бы ни дрогнул, в борьбе победит все равно волк, потому что он, Плетнев, безоружен и слаб, и схватка будет короткой.
Даже будь у него карабин или пистолет, он все равно не смог бы защититься, зверь не даст ему сделать ни одного движения!.. Он уже принял решение, как именно будет атаковать, и Плетнев знал это точно, как будто противник сообщил ему о своих намерениях.
Думай, медленно сказал себе Плетнев. Думай, ты это умеешь.
Сколько зверь может так простоять? Минуту? Две? Час? Сколько он будет выжидать и прикидывать расстояние до цели? Сколько времени у тебя есть? Как поймать миг, когда он кинется, и попытаться первым вцепиться ему в горло? Или хотя бы защитить свое?! Убежать не удастся, эту мысль можно исключить из сценария. Зверь догонит его даже не в один, а в полпрыжка, повалит, лапы разорвут грудь, клыки вцепятся в горло.