Среди красных вождей том 1

Соломон Георгий Александрович

Арест. 28.06.1937. Приговорен ВКВС 8.10.1937, обв.: участие в к.-р. тер.организации. Расстрелян 8.10.1937. Реабилитирован 2.06.1956. )

В тот же день Лежава был у меня. Но не застал меня. Долго и терпеливо ждал в приемной, беседуя с моим секретарем и выспрашивая его, каков я? Я знал Лежаву лишь понаслышке от М. А. Натансона, его же­ны Варвары Ивановны и от А. Г. Гедеоновского, который вместе с Натансоном были основателями и руководи­телями партии народоправцев…

На другой день Лежава явился ко мне спозаранок.

Долго ждал в приемной, пока я смог его принять. Вошел он ко мне весь ликующий:

— Наконец то я могу лично пожать вам руку, Георгий

Александрович, — начал он, и тотчас же предался приятным воспоминаниям о Натансоне, который-де ему много обо мне говорил. Конечно, это была ложь… Затем он перешел к делу:

— Вы себе представить не можете, Георгий Александ­рович, как подняло мой упавший дух сообщение Лео­нида Борисовича о вашем решении работать с "Центросекцией"… дать нам торговое задание. Ведь мы совсем обойдены и жалко прозябаем. Нас бойкотируют, знать не хотят. А между тем, при современных обстоятельствах мы могли бы быть весьма полезны советскому пра­вительству и вообще России. Но что вы хотите, нам не верят, нас подозревают в контрреволюционности… И весь наш громадный, сложный, хорошо организованный аппарат бездействует… И как я рад, что именно вы стали "замом"… с вашим практическим умом… ши­ротой взгляда, смелостью…

— Ну, Андрей Матвеевич, оставим это в стороне, — перебил я его, морщась внутренно от этих явно неискренних комплиментов.

note 250 С этого дня Лежава стал бегать ко мне, иногда по несколько раз в день. Он терпеливо ждал в приемной, ловил меня, вечно звонил по телефону… Он очень любил разного рода конфиденции, любил часто гово­рить мне, что он не коммунист и что он не хочет входить в партию торжествующих, а предпочитает ос­таваться среди "угнетенных" и умереть беспартийным, что душа его и все мировоззрение против коммунизма, этой современной аракчеевщины…

Note250

255

В конце концов я заключил с "Центросекцией" договор на приобретение ею заграницей разных товаров и выдал "Центросекции" аванс в десять миллионов рублей (царскими знаками). Были указаны агенты "Центросекции", которые должны были быть командиро­ваны заграницу. Я их снабдил необходимыми удостоверениями, мандатами и пр. Среди них находился и вид­ный бундовец, бывший член центрального комитета "Бунда", Михаил Маркович Розен, состоявший директором отделения "Центросекции" в Петербурге. Он был большой друг Лежавы и принимал деятельное участие в наших переговорах, для чего специально приезжал из Петербурга. Он произвел на меня самое лучшее впечатление своей искренностью, широтой и стой­костью взглядов. Я вскоре убедился, что он то и был душой "Центросекции", а Лежава был лишь, так ска­зать, почетным председателем…

Все намеченные к командировке, лица должны были в назначенный день выехать из Петербурга в Финляндию и дальше. Все было налажено, прифронтовые финские власти были предупреждены и дали согласие на беспрепятственный пропуск наших агентов…

Как вдруг от явившегося ко мне Лежавы я узнал, что Розен арестован петербургской ЧК-ой и note 251 вместе с ним еще два-три служащих петербургского отделения "Центросекции"… Лежава был очень взволнован и стал умолять меня вмешаться в это дело, про­сить Дзержинского… Он ручался мне за то, что это ка­кая то бессмыслица, что Розен честнейший человек, его большой друг и, хотя и не коммунист, но вполне лойяльный

в отношении советского правительства…

Note251

256

Я вызвал к телефону Дзержинского, сообщил ему об этом аресте, жалуясь на то, что этот, по словам Лежавы, «бессмысленный» арест Розена тормозит дело исполнения крупного поручения, данного мною "Центро­секции".

— К сожалению, Георгий Александрович, — ответил Дзержинский, — ваши сведения не совсем точны… Мне сообщили из Петербурга об этом аресте и я бо­юсь, что в данном случае дело довольно серьезное… Насколько я вижу из первого сообщения, Розен очень скомпрометирован… речь идет о крупном хищении…

— Но Лежава, — возразил я, — говорит, что го­ловой ручается за Розена, этого старого испытанного бун­довца…

— Господи! — схватил себя за голову с выражением ужаса на лице, шепотом сказал Лежава, прикрыв ладонью приемную воронку телефонной трубки. — Зачем вы упоминаете мое имя?… В таком деле?…

— Лежава в данном случае ошибается, — ответил Дзержинский. — Я тоже хорошо знаю Розена по старой революционной работе… приходилось встречаться… я и сам о нем очень высокого мнения… но и не такие люди, как он, соблазнялись… Подождем расследования.

— Так вот, я и прошу вас, Феликс Эдмундович, — сказал я, — нельзя ли, в виду того, что Розену note 252 персонально дано ответственное задание, ускорить всю процедуру следствия… Я вас держал в курсе переговоров с "Центросекцией" и заручился вашим согласием на командировку указанных сотрудников ее… Вы знаете, что это многомиллионное дело…

— Да, да, все это я знаю, — перебил меня Дзержинский, — и, чтобы пойти вам навстречу, я сегодня же рас­поряжусь перевести Розена и других, привлекаемых по этому делу, сюда в Москву, и лично послежу за следствием…

Note252

257

Лежава, испуганный упоминанием его имени, взвол­нованно ходил взад и вперед по моему кабинету, хва­таясь за голову.

— Ах, — воскликнул он, когда я повесил телефонную трубку, — зачем вы ссылались на меня?.. ведь не ровен час…

— Но, — перебил я его, — ведь вы же сами проси­ли меня похлопотать у Дзержинского об освобождении Розена, говорили, что "головой ручаетесь" и пр. Ведь вы же его друг, знаете его много лет… Если бы не ваше такое энергичное заявление, я не стал бы вмешиваться… Ведь я знаю Михаила Марковича без году неделя… прав­да, он произвел на меня прекрасное впечатление…

— Ах, что там впечатление?.. Мне вовсе не улы­бается перспектива… могут и меня привлечь… — повторял он взволнованно.

И дело Розена затянулось на несколько месяцев, и кончилось осуждением, и он был сослан. Но по мере того, как дело его принимало все более и более тяже­лый для него оборот (из Петербурга приехала и его же­на, врач, для которой я выхлопотал свидание с мужем и которая усиленно настаивала на невинности му­жа), Лежава, постепенно все поднимавший голову и note 253 приобретавший все более самоуверенный, доходившей по временам до наглости тон, все более от него открещивался, всеми мерами стараясь отделаться и от его впавшей в несчастье жены…

Note253

258