Среди нас
Шрифт:
Напевая про себя «драного кота», Элис перебежала дорогу. Чудаковатая старушка проводила ее взглядом до дверей института.
Поднявшись в конференц-зал, учёная обнаружила заместителей мистера Харди, бурно обсуждающих последние новости. Рон в окружении коллег стоял в центре и, активно жестикулируя, что-то доказывал Джейсону Грину. Элис обвела взглядом присутствующих, но не обнаружила среди них ни директора, ни Майкла. Она вышла из комнаты и направилась в кабинет мистера Харди, и негромко постучавшись спросила:
– Мистер Харди, вы здесь? —Она приоткрыла дверь: – Я принесла вам свежее печенье.
–
– Мари велела вам передать. Держите, только что из печи. И еще вот это, – Элис поцеловала босса в щеку.
– О, моя дорогая, спасибо! Современная молодежь знает, как порадовать старика. Ты входи, а я схожу наберу воды. Шоколадное печенье заслуживает особого внимания.
Энтони Харди поднял со стола круглый стеклянный чайник и направился к кулеру. В этом заключалась его особенность. Являясь руководителем самого крупного, государственно значимого НИИ, вращаясь в элитных научных и политических кругах и имея в записной книжке личный номер президента, он любил, не прибегая к помощи секретарей и ассистентов, заварить утром травяной чай и ходить по офису, разливая его всем желающим. Травяные чаи были особой страстью директора.
Харди закрыл за собой дверь. Элис прошла вглубь его кабинет и увидела Майкла.
– Привет, кудряшка! Где в этом скупом на эмоции штате ты умудрилась найти дождь? – он подошел к женщине и обнял ее.
– Привет, Майки! Ты про мои кудри? – она улыбнулась. – Я живу в пригороде, и у нас часто идут дожди. Сегодня утром он был особенно хорош.
Элис выдохнула. Неловкий момент первой встречи после многолетнего молчания был преодолен.
– Сколько лет прошло?
– В июле будет ровно двадцать. Помнишь выпускной? – Майкл улыбался.
– Конечно! Розовые брюки и оранжевая майка сестры, надетые тобой на спор – такое невозможно забыть. Это было стильно.
Они рассмеялись.
– Как ты, Майки?
– Все хорошо. В основном, работа, машины, и лошади. Моя страсть к ним все так же сильна.
– Ты изменился, я тебя не сразу узнала. Если бы мы встретились на улице, я, возможно, прошла бы мимо.
– Зато ты почти не изменилась.
– Это хорошо?
– Конечно, хорошо. Если тебе при этом хорошо.
– Узнаю Майкла! – протянула Элис. – Философствующий покоритель женских сердец в поиске вечных смыслов жизни.
– Я уже давно ничего не ищу и никого не покоряю, солнце мое.
По спине пробежали мурашки. Она забыла эту фразу – «солнце мое». В ней не было ничего такого. Миллионы ушей слышат ее ежедневно. Но сказать «солнце мое» можно по-разному. И только у Майка получалось говорить это нежно и сдержанно одновременно. В этом была его особенность – в отношениях со слабым полом Майкл всегда оставлял дистанцию, незаметную с первого взгляда, но достаточную для того, чтобы женщины, строившие грандиозные планы о совместной с ним жизни, уходили от него в лучшем случае через месяц, так и не сумев эту дистанцию преодолеть.
– Мне кажется, ты не искренен, – улыбнулась Элис. – Помнится, на курсе ты был самым популярным студентом. Красавец, отличник, главный нападающий бейсбольной команды, мышцы, пресс – все дела. Даже Бэкки Смит грезила о тебе по ночам.
– Тостушка Бэкки Смит? – Майкл округлил
– Нет, Майки, не шучу. Толстушка Бэкки – та самая, которая сломала нос профессору Бертману. Помнишь?
Они громко засмеялись. В этот момент в кабинет вошел директор.
– Да я, кажется, многое пропустил! – улыбнулся он. – И что же вы вспоминали?
– А с чего вы решили, мистер Харди, что мы что-то вспоминали? Разве мы не можем посмеяться, скажем, над свежим анекдотом? – Элис подмигнула Майклу.
– Люди, которые не виделись двадцать лет, не смеются над свежими анекдотами, моя дорогая. Их связывает нечто большее – то, что невозможно забыть. Например, прогулы лекций профессора Харди.
Элис и Майкл по-детски заголосили:
– Мистер Харди…
– Мистер Харди, так не честно! Мы с Майклом не пропустили ни одной вашей лекции. Мы бежали на них быстрее, чем на новую серию «Друзей». Из всего преподавательского состава только вы могли лишь одной фразой увлечь самых неусидчивых и бездарных студентов. Так что, нет, мистер Харди, ваши обвинения не принимаются!
– Хорошо, хорошо. Но скажите мне правду – вы вспоминали прошлое? Так ведь?
Профессор открыл пакет с ароматным печеньем, и по кабинету расплылся пряный запах ванили, шоколада и арахиса.
– Угощайтесь, – он протянул свёрток. – Помните, как на первом курсе вы прибегали ко мне после учебы, и мы шли за булочками с маком? Помните, какими пышными они были? Горячий джем растекался по пальцам, мы торопились скорее облизать начинку, чтобы она не потекла по рукаву. Порой мне кажется, что вкуснее этих булочек я в жизни ничего не ел. – Тони и Майкл рассмеялись.
Элис мечтательно улыбнулась. Воспоминания унесли ее в славный городок Беркли, где долгие прогулки после занятий в компании таких же амбициозных сокурсников сменялись увлекательными лекциями профессора Харди, и казалось, что у жизни нет горизонта, а мир приготовил тебе все лучшее, на что был способен.
Студенты
Когда человек долго находится вдали от дома и рядом нет отца, которому можно уткнуться в плечо и пожаловаться на несправедливую оценку, или мамы, с которой можно поделиться секретами, то он начинает подсознательно искать того, кому сможет открыть сердце и доверить мечты, того, кто поддержит словом в душевную непогоду и накормит горячим круассаном. Таким человеком для Элис стал профессор Энтони Харди.
На время учебы он заменил родителей и ей, и Майклу. Университет находился слишком далеко от дома обоих студентов. Родители Элис были учеными, занятыми ядерными разработками в научном центре Айдахо, и порой даже на рождество приходили домой лишь для того, чтобы поздравить дочь, разрезать на части купленную в магазине жареную индейку и умчаться на служебном Форде назад в лабораторию к своим секретным экспериментам. Что касается Майкла, то его родители состояли на государственной службе и занимали высокие посты – отец руководил директоратом внутренней безопасности ЦРУ в Вашингтоне, а мама работала в посольстве США в Мексике. Они, так же, как и родители Элис, не имели возможности часто навещать сына, уехавшего из родного штата за тысячи миль.