Среди пуль

Проханов Александр Андреевич

Он отчаивался найти отклик у лидеров оппозиции, которые будто загипнотизированные не замечали беды. Боялись ее заметить, сами были частью беды. Он станет действовать в одиночку, как недобитый солдат, оставшийся от разгромленной армии. Выберется из лесов на дорогу, по которой движутся стальные колонны победителей, и последней гранатой, последним патроном нанесет по колонне удар.

Его план был прозрачен и прост. Он отправится в газету к другу Клокотову и расскажет на страницах газеты о секретной зоне, о предстоящем штурме парламента, о государственном перевороте. Он соберет

на пресс-конференцию иностранных журналистов, представителей информационных агентств и перед стеной телекамер сообщит о заговоре, о попрании Конституции, о военном перевороте в Москве. Весь мир содрогнется и ахнет, остановит злодеяние. И неважно, что станется с ним, Белосельцевым. Как ему отомстят за содеянное, застрелят или взорвут. Одинокий пехотинец великой разгромленной армии, он даст свой последний бой.

Белосельцев явился в газету к Клокотову, где уже побывал однажды. Он помнил, как Клокотов, излучая пылкую энергию, раскрывал бутоны красных тюльпанов. Пока они пили вино, шумели и спорили, на столе, в стеклянной вазе раскрылся и пламенел огромный алый букет.

Секретарша узнала его, но вежливо не допустила в кабинет. Усадила в приемной.

– Немного подождите. Там у него профессор, юрист. Сегодня у нас суд. Собираются газету закрыть. Они с профессором готовятся к судебному заседанию.

Секретарша была молодая, с полными обнаженными руками и маленькими ямочками на локтях. Легкое платье с перламутровыми пуговицами не скрывало загорелую шею, выпуклую смуглую грудь с серебряной цепочкой и крестиком. Своими сияющими глазами, сочными губами она напоминала усадебную барышню, пылкую, наивную и влюбленную.

Тут же в приемной находился молодой человек, видимо, сотрудник редакции, крепкий, плечистый, с маленькими офицерскими усиками. Приход Белосельцева прервал их болтовню, похожую на флирт.

Секретарша отвернулась от кавалера, поправила перед зеркальцем волосы, кивнула на большой, лежащий на столе пакет.

– Какой-то старец пришел, принес нашему редактору икону. Говорит, пусть несет икону с собой на суд. Она поможет выиграть. Каких только благожелателей у нас не бывает!

Она провела по свертку красивой загорелой рукой, и молодой человек жадно и быстро проследил за движением ее пальцев.

Белосельцев терпеливо ждал в приемной, и скоро молодые люди забыли о нем, продолжили свой необязательный, сладостно-ленивый флирт.

– И вот, представляете, Веронька, приезжаю я в ваше поместье, потому как являюсь вашим соседом. Очень мне ваши маменька и папенька рады, ну прямо как сыну! Не догадываются добрейшие люди, что меня интересуют не виды на урожай, не цены на рожь и пеньку, а интересует меня их очаровательная доченька, то есть вы, Веронька. – Говоря это, молодой человек как бы ненароком положил свою крепкую, сильную руку на ее смуглые дрогнувшие пальцы.

– Ну и с каким же вы, соседушка, намерением пожаловали к нам на этот раз? – подхватила его игру секретарша, щуря желтоватые, солнечные глаза и не убирая руку. – Какие сюрпризы приготовили вы наивным и простодушным селянам?

Молодой человек приготовился отвечать, сложил в усмешке губы. Но в приемную, стукнув дверью, вошел

человек, сутулый, пугливый, с бегающими по сторонам глазами, в поношенном офицерском кителе, без погон.

– Мне Клокотова!.. Редактора срочно! – Он говорил полушепотом, боясь подслушивания, прикладывая к губам грязный палец, прижимая локтем обшарпанную голубую папку. – Не терпит отлагательства!

– Может быть, я вам буду полезен? – сказал молодой человек. – Редактор занят и не может принять. По какому делу?

– Сверхсекретно!.. Здесь план!.. – Он тряхнул голубой папкой. – Как объединить Советский Союз!.. Я все продумал!.. Хочу сообщить редактору!..

– Вы мне сообщите, а я передам, – без тени раздражения, как с пациентом психбольницы, говорил дежурный, протягивая руку для папки, видимо, привыкший к подобным посещениям. – В чем ваш план?

– Секретно!.. Здесь манифест!.. Ко всем порабощенным народам!.. Пусть Клокотов подредактирует!.. Потом отпечатать!.. Пять миллионов экземпляров!.. С вертолетов рассыпать!.. Люди прочтут и восстанут!

– Отличный план. Особенно с вертолетом… Давайте папку, я передам редактору. – Он принял папку и отослал из приемной законспирированного секретного патриота. Белосельцев испытал мгновенную боль, увидев в безумце себя, свое страдание, отнимающее рассудок.

– Кто икону оставляет, кто папку, и никто букет роз! – засмеялась секретарша. – Итак! – Она обернулась к своему кавалеру и сложила губки так, словно только что съела сладкую ягоду. – Ваши намерения, сударь?

– Ну конечно, хлебосольные ваши родители учиняют обед, уха из семги, кулебяка, тыква с медом, чай из самовара с вишневым вареньем. И конечно, расспросы, как движутся мои писания, и скоро ли обратно в столицу, и не мучают ли мигрени. А я между тем под скатертью успеваю сунуть в вашу руку записку! – Молодой человек повернул руку секретарши ладонью вверх, что-то начертал на ней пальцем, отчего она беззвучно засмеялась. – А в записке начертано: «Приходите, как стемнеет, в беседку. Моя судьба в ваших руках».

Они смеялись, и было видно, что это не просто флирт, не просто шаловливые развлечения от скуки. Они нравятся друг другу, между ними близость.

Они были готовы продолжать свою бесконечную любовную игру, но дверь кабинета отворилась, и выглянул Клокотов.

– Вера, еще нам чайку с профессором! – Увидев Белосельцева, он воскликнул: – Что ты здесь сидишь? Заходи! – И Белосельцев, покинув приемную, вошел в кабинет.

Находящийся там человек поднялся навстречу Белосельцеву с легким поклоном – стройный, в ладном костюме, кружевной рубахе, с галстуком-бабочкой.

– Профессор Киреевский – один из лучших юристов Москвы, и это счастье, что он защищает нас на процессе!

– Считаю за честь, – сказал профессор все с тем же поклоном. – Защищать вашу русскую газету – мой долг патриота и христианина.

– Профессор делает это блестяще! – сказал Клокотов. – И при этом совершенно бесплатно! Но честно сказать, у нас и денег-то нет платить гонорары юристам!

– Это мой долг! – повторил профессор. – Перед тем как принять решение, я пошел к духовнику, и он благословил меня.