Средневековая андалусская проза
Шрифт:
Этот рассказ похож на то, что рассказывает аль-Джахиз о Хусайне ибн Абу-ль-Хурре, который отправил халифу Омару, да будет доволен им Аллах, послание с одной-единственной ошибкой. И Омар написал ему: «Бичом убеди своего катиба в необходимости соблюдения правил».
Рассказывают, что аль-Мансур тщательно проверял все послания и угрожал своим катибам самыми жестокими карами за ошибки. Один из них заметил: «Если эмир так наказывает, за ошибки, то как велико должно быть его вознаграждение за отсутствие ошибок!»
Однажды наместник аль-Мансура отправил к нему послание, написанное на толстых и грубых свитках пергамента. Хаджиб приказал вызвать к нему катиба, писавшего это послание, и, когда тот явился, сказал: «Если у тебя с собой топор, разруби для нас этот свиток, чтобы мы прочли его. И всякий раз, как ты будешь писать нам на такой коже, мы станем вызывать тебя, чтобы ты разрубил ее».
Зиядат Алла Ибрахим ибн аль-Аглаб, эмир
Рассказывают, что однажды эмир проходил мимо аз-Зухри в то время, когда тот молился, и позвал его несколько раз, но Зухри не обратил на него внимания и продолжал молиться. Эмир разгневался на него и стал упрекать, говоря: «Я звал тебя, но ты не ответил!» — но Зухри возразил: «Меня позвал тот, кто превыше эмира, и я не мог не ответить ему, находясь пред его ликом» [184] . Эмир ответил на это: «Ты прав», — и прекратил свои упреки.
Рассказывают, что однажды вазир аль-Фадль ибн Марван и его катиб Ахмад ибн аль-Мудаббир ссорились друг с другом в присутствии халифа аль-Хакама [185] . А в те времена правители не считали зазорным подобное, так как это их развлекало. Ибн аль-Мудаббир ведал тогда делами халифского дворца, в том числе кухней и утварью. В том помещении, где это происходило, лежала большая бархатная подушка, которую принесли зачем-то, позабыв убрать. В пылу спора Фадль сильно ударил рукой по подушке, и оттуда поднялась туча пыли. Ахмад крикнул: «Как ты осмеливаешься пылить в присутствии повелителя правоверных? Где твоя воспитанность? Разве ты не служил царям?» Фадль засмеялся и сказал: «Я сделал это только для того, чтобы послужить царю. Пусть повелитель правоверных видит, как хорошо ты заботишься о его утвари, — ведь ты даже не приказал выбивать пыль из подушек. Что же творится в тех покоях, где не бывает повелитель правоверных! И если бы я не боялся прослыть невежей в его глазах, я ударил бы рукой по ковру, — какая поднялась бы оттуда туча!» Ахмад смутился и растерялся и начал приносить извинения в своем упущении. Не прошло нескольких дней, как он был отставлен от своей должности.
184
«…находясь перед его ликом» — то есть перед Аллахом.
185
…в присутствии халифа аль-Хакама. — Имеется в виду омайядский халиф Андалусии аль-Хакам II (прав. в 961—976 гг.).
Рассказывают, что Ибн аль-Мудаббир стал жаловаться халифу аль-Хакаму на Ибрахима ибн аль-Аббаса, говоря: «Ты назначил его главой дивана халифских имений, а ведь он ничего не знает, — ни великого, ни малого». Он обвинил Ибрахима в самых скверных вещах, и халиф ответил: «Завтра вы встретитесь в моем присутствии». Об этом узнал и Ибрахим и понял, что ему угрожает беда, ибо он сильно уступал Ибн аль-Мудаббиру в знании государственных дел и умении управлять. Наутро он отправился во дворец халифа, уверенный, что потеряет не только свое благоденствие, но и жизнь. Когда они оба предстали перед халифом, тот сказал: «Вот явились и Ахмад ибн аль-Мудаббир, и Ибрахим. Начинай, Ахмад, ведь из-за вас я пришел сюда, повтори, что ты сказал мне вчера!» Ахмад начал: «Ну что же сказать о нем? Начну я с того, что известно каждому: он не знает имен наместников, не помнит, кто какой стороной правит, ему неизвестно, какие дела хранятся в диванах, он не проверяет счета, не ведает, сколько налога полагается с каждого округа и даже сколько всего округов в его владении». Ахмад продолжал обвинять Ибрахима, и каждое его обвинение было серьезнее предыдущего.
Тогда аль-Хакам, обратившись к Ибрахиму, спросил «Что скажешь? Почему же ты молчишь? Говори!» Ибрахим ответил: «Повелитель правоверных, ответ мой будет заключаться в стихах, которые я прочту, если разрешит повелитель, — и он произнес:
Отверг он слова мои, внял он хуле, Меня уличил в несодеянном зле; НеужтоХалиф сказал: «Хорошо, клянусь Аллахом! Приведи кого-нибудь, кто сможет положить эти стихи на музыку, и подайте нам еды и вина. Пусть придут мои надимы и музыканты, хватит с нас назойливости Ибн аль-Мудаббира. Принесите Ибрахиму ибн аль-Аббасу дорогое платье, я хочу одарить его!» Ибрахиму подали почетный дар, и он ушел домой.
Рассказывает аль-Хасан ибн Махлад, который был преемником Ибрахима и управлял после него диваном халифских имений: «На следующий день Ибрахим был задумчив и хмур, будто чем-то встревожен. Я сказал ему: «Господин мой, сегодня — день радости и веселья, — ведь Аллах послал тебе новые благодеяния, упрочив благоволение халифа и отличив тебя своей милостью. О чем же ты задумался?» Ибрахим ответил: «Сынок, такому человеку, как я, больше подобает говорить правду. Я ведь не ответил Ибн аль-Мудаббиру каким-либо убедительным доводом, а все слова, сказанные им, были правдивыми. Я ведь не знаю даже десятой доли того, что известно ему в делах хараджа, как он не имеет даже десятой доли моего красноречия. Я ведь одолел его лишь шутовством. Мне бы следовало не только грустить, но и рыдать, оплакивая время, когда правду так легко можно побеждать ложью!»
Передают множество рассказов об аль-Джахизе. Вот один из них. Амр ибн Бахр аль-Джахиз был очень привязан к вазиру Ибн аз-Зайяту и согласился пострадать вместе с ним, когда аль-Мутаваккиль разгневался на вазира; аль-Джахиза заковали в тяжелые цепи и в таком виде привели к новому вазиру, Ахмаду ибн Абу Дуаду, и тот сказал ему: «Клянусь Аллахом, ты забываешь благодеяния и не благодаришь за услуги, но хорошо помнишь все мелкие обиды. Мне не принесло вреда то, что я попытался исправить тебя, но даже само время не сможет улучшить тебя из-за природной испорченности твоего нрава, — ведь натура твоя исполнена скверны, ты выбираешь всегда самое дурное и беснуешься по малейшему поводу».
Аль-Джахиз ответил: «Успокойся и не принимай все так близко к сердцу, да поможет тебе Аллах. Ей-богу, то, что моя судьба в твоих руках, лучше, чем если бы твоя судьба была в моих руках. И то, что я совершаю скверные поступки, а ты хорошие, лучше, чем если бы ты совершал дурное, а я был бы добродетельным. И то, что ты простишь меня, получив силу, лучше, чем если бы ты покарал меня, когда я слаб». И Ахмад простил его.
Рассказывают, что катиб по имени Иса ибн аль-Фаси служил у Абу-с-Сакра Исмаила ибн Бульбуля. У Исы была невольница, которую он очень любил. Однажды утром он сидел с ней и пил вино. В это время к нему прибыл гонец от Исмаила, требуя явиться по важному делу. Тогда Иса написал Исмаилу такие стихи:
Подари меня любимой, от нее не отвлеки, Без меня она зачахнет от безжалостной тоски. Сам Аллах ночных покровов не подъемлет поутру. Мы сердца связали наши, развязали все шнурки.Исмаил поклялся, что не будет тревожить катиба три дня, и отослал ему благовоний, денег и богатое платье.
Рассказывают, что однажды Ахмад ибн Саид ибн Хазм, в бытность свою вазиром, находился с аль-Мансуром Абу Амиром, когда тот принимал прошения от простонародья. Ему вручили прошение о помиловании, которое подала мать некоего человека, заключенного Абу Амиром за преступление, которое он счел достойным смертной казни. Прочитав бумагу, аль-Мансур разгневался и воскликнул: «Клянусь Аллахом, она напомнила мне о нем!» Он взял в руки калам, чтобы написать на бумаге свое решение, и хотел написать: «Распять!», но вместо этого начертал: «Отпустить!» — и бросил прошение Ибн Хазму.
Взяв бумагу, Ибн Хазм начал писать указ начальнику шурты сообразно решению аль-Мансура. Ибн Абу Амир спросил его: «Что ты пишешь?» Ибн Хазм ответил: «Я пишу указ об освобождении этого человека». Придя в бешенство, аль-Мансур крикнул: «Кто приказал тебе делать это?» Вазир ответил: «Эмир сам принял такое решение» [186] . Взяв прошение, аль-Мансур, увидев свою надпись, промолвил: «На меня нашло помрачение! Его следует распять! » Он снова взял бумагу, зачеркнул то, что написал, и сверху поставил свою подпись, а рядом с ней слово «отпустить», хотя желал написать «распять».
186
«Эмир сам принял такое решение». — Слово «эмир», кроме обозначения титула, употреблялось как вежливое обращение к человеку знатного происхождения.