Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья
Шрифт:
Четырехбашенное здание после длительного функционирования, в процессе которого зольники начали перекрывать оплывшие кладки стен, было реконструировано без существенных изменений в планировке. Но уже на следующем этапе, в V в., когда потребовалась новая реконструкция, возможности общины снизились и конструкция святилища была сильно упрощена — до простой платформы с подсобными помещениями у ее подошвы.
Святилища иного рода, возможно и иной культовой принадлежности, открыты в том же бухарском и в среднесырдарьинском ареалах. Они также связаны с ритуалом возжигания огня, но, будучи включенными в планировку замковых и дворцовых зданий, представляют собой зал или глубокий айван с суфами по периметру и подиумом или двумя подиумами в центральном пространстве.
Во дворце бухархудатов на Варахше святилище размещалось в ряду прочих залов напротив входа в здание. К нему вел широкий длинный коридор с глухими стенами. Противоположную от входа сторону зала занимал продолговатый прямоугольный
Второй подиум особой формы, в виде овала со срезанной стороной, был устроен ближе к входу и несколько смещен в сторону относительно центральной оси. По краю он ограничен низким бортиком, на его поверхности следы огня. Если роль большого продолговатого подиума не ясна, то «полуовальный», очевидно, служил местом переносного жертвенника, типа тех, что теперь хорошо известны по росписям того же Варахшского дворца и Пенджикента, по сцене на оссуарии из южного Согда (Шишкин, 1963), встречаются в Гардани Хисор (табл. 13, 3) и в памятниках Чача (табл. 38, 1, 2; 41, 3, 13).
Храмовый комплекс Еркургана расположен в центре города. Его составили два тесно связанных друг с другом здания. Построенные в первые века н. э., они продолжали действовать вплоть до VI в. н. э.
Западное здание (около 50x50 м) раскопано лишь частично. Здесь обнаружено открытое в сторону восточного здания-святилища П-образное помещение с оштукатуренным ганчем алтарным подиумом из сырцового кирпича, фасады которого разделены лопатками и широкими нишевидными углублениями, а верхняя площадка облицована жженым кирпичом (Сулейманов, 1986, с. 109–110; 1987, с. 135–143).
Восточное здание-святилище храма стоит на платформе из сырцового кирпича. Это большой продолговатый зал (15x7 м), вытянутый по поперечной оси, плоское перекрытие которого опиралось на две мощные колонны, сложенные из жженого кирпича. Основой колонн служили выложенные из кирпича квадратный плинт и «торовидная база». Оштукатуренные ганчем, они были выкрашены в красный цвет. На стволе одной из колонн изображены черные значки, на другой — две силуэтные фигуры в длинных одеждах с какими-то атрибутами, напоминающими трилистник, и с кольцом (вероятно, венком) в руке одного из персонажей. В один ряд с ними черной контурной линией нанесены рисунки алтаря и фантастической птицы. Стены зала прорезаны нишами разных размеров, в которых некогда размещалась ганчевая и глиняная скульптура, раскрашенная и отделанная позолотой. Поверхность стены, включая ниши, была покрыта сюжетной росписью по белой подгрунтовке. Возле северной стены напротив входа в святилище возвышался прямоугольный подиум алтаря, сложенный из кирпича и оштукатуренный ганчем. На его верхней плоскости есть следы огня и золы.
В какой-то из периодов функционирования здание храма дало просадку и потребовало серьезного ремонта с возведением контрфорсов. Само святилище, многократно ремонтировавшееся подпорными стенами, уменьшилось более чем вдвое (до 7x6 м).
К числу культовых предметов принадлежат чашевидные курильницы на высокой полой ножке, украшенные сетчатыми насечками, пунсоном, шиповидными налепами. Одна из наиболее парадных курильниц снабжена диском, отделяющим чашу от подставки, и тремя налепными личинами (табл. 16, 18). В большом количестве в храме найдены жаровни. Круглые (до 50 см в диаметре), ограниченные бортиком высотой 3–5 см, они таким же бортиком разделены на четыре сектора. Бортики оформлены зубцами-защипами, шиловидными налепами, а в одном случае на стыках перегородок помещены лепные головки животных, обращенные внутрь резервуара.
Культовые постройки были обязательной принадлежностью раннесредневекового дома. Они, как правило, находились на втором этаже дома или рядом с интимными покоями (Распопова, 1981, с. 132–133). Домашние храмы и молельни имели различную структуру. Они могли включать одну или несколько комнат, что, видимо, обусловлено значимостью культа. В богатых домах Пенджикента хорошо выделяются капеллы (табл. 31, 1), в которых были алтари и изображения почитаемых предков хозяина дома (Беленицкий, Маршак, 1976, с. 83). В большей части построек в жилых комнатах были выделены культовые места. Г.А. Пугаченкова отмечала наличие культовых мест в жилых комнатах Дальверзина. Перед нишами найдены культовые статуэтки (Пугаченкова, 1976, с. 39–40).
Культовые росписи в частных домах помогают определить богов, которым поклонялись согдийцы, воспринимавшие
Большое место в верованиях согдийцев принадлежало поклонению умершим предкам. Обряды поклонения предкам совершались не только в храмах, но и на кладбищах. Бируни сопоставляет согдийские заупокойные обряды с теми, что совершали хорезмийцы в Новый год Навруз в наусах.
Для понимания специфики города необходимо его сопоставление с синхронной ему деревней. Редким случаем точной синхронности памятников являются Пенджикент и горное селение Мадм (Гардани Хисор). Название этого селения упоминается в одном из документов (документ Б-12) с горы Муг (Лившиц, 1962, с. 155–156). Мадмское поселение «по своей структуре было двухчастным и состояло из дворца правителя и собственно поселения, разделенных улицей. Поселение с двух сторон окружено обрывами, а с юга и запада — оборонительной стеной (табл. 13, 5) с внутренним коридором» (Якубов, 1975, с. 546). В поселении раскопаны 22 дома, но, учитывая, что часть селения не сохранилась из-за обвала, автор этих раскопок Ю. Якубов предполагает, что в поселении проживало 30–35 семей. Древний Мадм был связан с Пенджикентом, так как он входил в домен Деваштича — правителя Пенджикента. Как и в Пенджикенте, на мадмском поселении, во дворце правителя и в собственно селении, прослежены слои пожаров, связанных с событиями 722 г., времени последней войны арабов с Деваштичем. Общими для города и сельского поселения были следующие признаки: наличие оборонительных стен; сплошная застройка примыкающими друг к другу домами с выходами на улицу; и в городе, и в деревне строительным материалом служила необожженная глина; наличие цитадели, где находился дворцовый комплекс; дислокальность поселения; ни в городе, ни в деревне нет места для садов и огородов, места для содержания скота (Сухарева, 1979). Но в то же время между городом и селом выявляется больше различий, чем сходства. В селе на цитадель приходится значительная часть площади. В Мадме дворец занимает примерно треть площади поселения. Сельское поселение в полном смысле слова находится у подножия замка, а в городах цитадель пропорционально значительно меньше, занимает часть городской территории или стоит отдельно. Этот формальный признак, видимо, отражает существенное социальное различие между городом и селом. Мадм был владельческим селом. Документы с горы Муг содержат ясные свидетельства зависимости сельских жителей от феодалов. Сохранилось письмо мадрушкатского государства кштутскому (документ Б-7): «И, господин, (у меня) с паргарцами… распря, ибо, господин, они сюда прибыли („спустились“) и, господин, ни днем ни ночью не прекращали работы и (исполнения) приказа. Но (затем) многие из них убежали, — ты их так прикажи задержать, чтобы они тебя боялись, чтобы, господин, твоего (государя) приказа слушались. Ибо, господин, из них (почти) все убежали и, господин, здесь (сейчас) нет более чем 7 человек» (Лившиц, 1962, с. 172–173). От Мадрушката до Кштута расстояние около 150 км. Из Кштута в Мадрушкат посылались люди, подчиненные государю Кштута, для выполнения каких-то явно принудительных работ на мадрушкатского государя. В одном из документов с горы Муг (документ Б-6) содержатся данные о наборе людей по 2–3 человека от селения для отправки их на какие-то работы (Лившиц, 1962, с. 149).
В документе В-9 (Лившиц, 1962, с. 157–159) содержатся определенные указания на посылку одним феодалом другому работников для выполнения повинностных работ. «И так сделай: тех людей быстро сюда пришли, а (также) и работников», — пишет рустский государь Афарун некоему Зкатчу. В.А. Лившиц считает, что в этом документе термин, которым названо слово «работники», «обозначает, по-видимому, не „работников“ вообще, а крестьян, посылаемых на повинностные работы. В других документах мугского собрания, содержащих упоминания о посылке крестьян из определенных селений или районов для выполнения каких-либо работ, крестьяне именуются обычно ?’ss или mrtynkt — „люди“» (Лившиц, 1962, с. 159).
Из мугских документов как будто следует, что крестьяне горных селений платили оброки скотом, зерном, фруктами, изделиями домашних промыслов.
Надо отметить, что владения Афаруна находились неподалеку от Самарканда. Его резиденция была в двух фарсахах от Самарканда (Лившиц, 1962, с. 116–119), т. е. в равнинном Центральном Согде, где зафиксированы многочисленные замки эпохи раннего средневековья, так называемые тепе с площадкой (Ростовцев, 1975, с. 98–102). Типологически таким же тепе с площадкой был и замок на горе Муг (табл. 13, 7–9). В Южном Согде полностью раскопан замок Аултепе V–VI вв. (табл. 13, 5), у подножия которого, как считал С.К. Кабанов, «выявлены признаки современного ему поселения, возможно, жилищ подвластных владетелю замка людей и хозяйственных помещений» (Кабанов, 1977, с. 53).