Средняя Азия и Дальний Восток в эпоху средневековья
Шрифт:
Все эти узкие проемы находят объяснение при рассмотрении здания как единого целого вместе с периметральным рядом помещений, два из которых явно выполняли роль топок с жаропроводящими щелевидными проемами в два ряда, с наклоном из коридора в сторону топки. К этому нужно добавить прокаленность полов в коридоре только возле щелей и находки здесь же обломков жаровен. Это позволяет думать, что щелевидные проемы выполняли функции жаропроводов, горячий воздух в которые поступал или непосредственно из топок, или из поставленных перед ними на пол жаровен. Причем самой теплой должна была быть угловая комната, расположенная возле двух топок. Система кажется необычной только потому, что нигде в других сооружениях как будто бы не отмечалась. Однако узкие, 15–20
Здание подвергалось нескольким перестройкам, одна из которых резко изменила структуру дома. В VI в. часть помещений по периметру закладывается пахсой и все делится на три самостоятельных жилых блока, изолированные один от другого вновь поставленными дверными коробками. Большая часть продухов была заложена и оштукатурена заподлицо со стенами. Возможно, что весь второй этаж принадлежал одному из блоков. Надо думать, что разделом дома фиксировались изменения в составе семьи и ее деление на меньшие семейные ячейки.
В южном Согде, в долине Кашкадарьи, раскапывался ряд сельских усадеб (Кабанов, 1981) и поселений. Одним из селений был Джангаль, занимавший площадь около 0,8 га (около 200x180 м). Семиметровую толщу наслоений здесь составили три последовательных слоя. Стены построены из пахсы и сырцового кирпича, со временем менявшего размеры от 54x32x7 см до 40x30x7 и 46x33x7 см.
Несколько позже Джангаля, но синхронно с последними периодами его обживания, строится здание Аултепе. Оно возведено на пахсовой платформе. В планировке дома четко выделяются две (табл. 16, 9) функционально различные части: центральная, жилая и отделенная от нее коридором периферийная, хозяйственная (Кабанов, 1981, рис. 23).
Хронологическая близость самаркандской и кашкадарьинской усадеб, схожесть социального статуса владельцев и судеб их семей отразились в целом ряде сходных черт самих зданий.
Прежде всего близки их размеры. В планировке зданий выдерживалась строгая симметрия, нарушаемая лишь функционально неизбежными элементами: главным входом в жилую часть дома или устройством подъема на второй этаж. В обоих случаях центральный квадрат окружен хозяйственными постройками с трех сторон, а углы здания укреплены монолитными кладками, имевшими вид башен. Нельзя исключить вероятность общности происходившего в Согде процесса дробления семьи, поскольку археологически одна и та же картина отмечается на жилом доме самаркандской усадьбы и на здании Аултепе в долине Кашкадарьи. Как и в самаркандской усадьбе, на одном из этапов жизни Аултепе производятся серьезные перестройки, приведшие к разделу дома на три части (табл. 13, 5).
При этом планировка самаркандского здания более тщательно разработана, а его центральная часть наиболее близка симметрично распланированной отдельно стоящей небольшой крепости, вплоть до одинакового расположения щелевидных прорезей в стенах, выполнявших в одном случае функции действующих и ложных бойниц, в другом — роль продухов.
Кажется неожиданной разница в облике материальной культуры Джангаль и Аултепе, одновременное существование которых подтверждается однотипными монетными находками на обоих памятниках. Одновременно, в последней четверти V в., они заканчивают свое существование. Различие в керамике объясняется, надо полагать, разным составом обитателей. Жители Джангаль не отличались обликом материальной культуры от обитателей обычных сельских усадеб. Владелец же Аултепе стремился приблизиться к высокому рангу согдийских земледельцев, не только окружив себя «городскими» предметами обихода, но и всячески показывая связь с правящей верхушкой, вплоть до метки посуды тамгами правителей Согда.
В Бухарском оазисе, в 40 км к северо-западу от Бухары, в низовьях древнего канала Хитфар, раскапывалась
Новые изменения в усадьбе привели к выделению небольшого ее участка. Одновременно застраивается все пространство двора. В результате организовались два хозяйства — большое и малое, совершенно изолированные друг от друга, с самостоятельными входами на противоположных фасадах застройки (табл. 15, 24). Малое хозяйство составили восемь помещений, не считая трех проходных двориков. Большое хозяйство включало наиболее монументальный дом первоначальной постройки и шесть изолированных друг от друга блоков, состоявших из двух, трех, пяти и семи комнат. У входа снаружи пристроен квадратный дворик. Остались незастроенными часть прежнего дворового пространства и коленчатый проход к квадратному раннему дому.
Жизнь большого комплекса построек Кызылкыр I прерывается сильным пожаром. После пожара возрождается только главный, квадратный дом. В этот последний период его освоения производится некоторая перепланировка. Дополнительная стена превращает центральный квадратный зал в продолговатое помещение с длинным узким проходом в него. Вдоль двух стен устраиваются суфы. Два коридорообразных помещения отсекаются закладкой проходов и перестают функционировать. Одно из оставшихся (восточное) теперь сообщается через вновь прорубленный проем с двором, а другое перегораживается, и в отгороженном пространстве устраивается закром.
По всей вероятности, в последовательных постройках и переделках Кызылкыра отразился длительный период жизни землевладельческой семьи: ее разрастание, возможно, перемены в ее благосостоянии, выделение молодых семей. Брошенный после пожара дом через некоторое время мог быть освоен людьми более низкого социального ранга.
Судя по отдельным находкам, здание Кызылкыр I было построено на месте, обжитом в первые века н. э. Это ножки красноангобированных кубков (переходный тип Афрасиаб III–IV), две серебряные монеты — подражание тетрадрахмам Евтидема и синхронные им терракотовые статуэтки. Время функционирования памятника характеризуют находки иного рода, среди которых типичны очажные подставки, оформленные бараньими головками.
Судьбы владельцев исследованных согдийских сельских усадеб меняются к концу VI в., когда какая-то часть сельских замков и пригородных домов остаются пустовать и позднее нередко используются в качестве наусов для оссуарных захоронений (Пенджикент, Кафыркала) или приспосабливаются под жилье людей иного, более низкого социального состояния (Молла-Ишкул).
Сколько-нибудь крупные землевладельческие замки, возводившиеся позднее VII в., в самаркандской части долины Зеравшана пока неизвестны.