Срезающий время
Шрифт:
— Что-то не пойму я Вас, Генрих Вальдемарович.
— Да как же Вы не можете взять в толк, — с удивлением произнёс Есипович, — что любая крупная мануфактура здесь завязана на самого! А Вы даже не почесались испросить дозволения. Тем более что маршрут известен, дорогу к Анастасии Казимировне не забыли?
— Так не проще ли было занести самому?
— Изволите шутить? Зачем тогда на службе эта куча прихле… ну Вы поняли. Кстати, одна из тысяч, взятая мною у Вас идёт на убранство только что выстроенной Верхне-Георгиевской церкви. И так делает каждый.
— Генрих Вальдемарович, — с сожалением произнёс я, — а вам не обидно
Есипович быстро взглянул на меня неожиданно злыми глазами.
— Вы хотите сказать, Алексей Николаевич, что Вы не желаете, чтобы всё было по-старому?
— Я думаю, что терпеть прежнее положение вещей невозможно, — резко высказался я. — Так больше продолжаться не может. Я ни копейки больше не заплачу ни Ашу, ни Машу, ни кому-либо другому.
Минуты две Генрих Вальдемарович ничего не отвечал, и мы молча стояли напротив друг друга. Лицо Есиповича было красное, как помидор, и носило решительное выражение, но вдруг это выражение поменялось, он рассмеялся и тихо произнёс, пожимая плечами:
— Не будем спорить, и надеюсь, кроме меня Вы об этом никому не расскажете. Ни Вам и не мне менять устоявшиеся реалии, ибо так и до французских событий недалеко. Подумайте об этом, ибо, — прибавил он, покровительственно смотря на меня, — мы даже представить себе не можем, что произойдёт, если исчезнет круговая порука. У нас по-другому не выходит. — Сказав это, Есипович повернулся к ожидающему его экипажу и, усевшись, вдруг высунулся:
— Конечно, — тихо сказал он, глядя на меня испытующим взглядом, — поступать по совести это Ваше право, но помните: якобинство давно вышло из моды. Однако если Вы так ратуете за Россию, как и я, мы должны идти одной дорогой, и мои мысли совпадают с Вашими. По крайней мере, я так думаю.
Немного по-военному, коротко кивнув головой, словно произнеся: "честь имею", штабс-капитан стукнул рукой по дверце, подавая знак кучеру и оставляя меня в одиночестве.
Мысли неслись в моей голове вихрем, одно предположение сталкивалось с другим, пока я, наконец, не побрёл обратно в цех. Без сомнений, всё, сделанное Генрихом Вальдемаровичем, направлено только для его пользы. Он давно собирался перебраться в Смоленск, и своим действием набрал дополнительные очки в глазах своих будущих друзей. Но его последние слова… Сплошное противоречие. Однако, бог с ним, с Есиповичем. Сейчас стоит подумать, где ставить казарму на тридцать мест. Кстати, по всей видимости, здесь появится первое военное поселение.
Через три дня с момента открытия цеха в двадцати верстах от Борисовки, похоже, свершалось историческое событие. Смоленск просыпался. Тележка пекаря уже протарахтела по улице, прогоняя остатки ночной тишины нескладным перезвоном колокольчиков. Молочник развозил свои бидоны от дома к дому, а вдали слышался рожок рыбака, спешащего предложить дары Днепра. Все эти мелочи не укрылись от внимания Бранда. Момент настал. Дальнейшее промедление могло лишь продлить его страдания. Других занятий у него не осталось: нужно было лишь снять засов с двери магазина, оставив проход свободным, и поправить висевшую на гвозде вывеску, завлекая всех прохожих, чей взгляд мог остановиться на витрине. Последнюю задачу Бранд выполнил, позволив засову упасть с оглушительным, как показалось его напряженным нервам, грохотом. Теперь, когда последний барьер между ним и внешним миром
Колокольчик на двери прозвучал внезапно.
— Иван Матвеевич, здравствуйте.
— Доброго утра… — произнёс Бранд, поднимаясь с кресла.
— Малкин, Илларион Фёдорович, — представился вошедший.
— Илларион Фёдорович, прошу, проходите. У нас новые поступления, как всегда есть прекрасные бельгийские ружья для охоты, несколько образцов оснащены шнеллером, есть возможность установить диоптрический прицел для меткой стрельбы, превосходного качества порох и специальная лядунка с секретом.
Малкин сделал пару шагов и остановился перед прилавком. Висевшие на стенах образцы его не заинтересовали, и он выжидающе посмотрел на оружейника, требуя всем своим видом эксклюзивности. Наконец, купец произнёс:
— Я, откровенно говоря, далёк от всего этого, — сказал он спокойно и серьёзно. — Меня не прельщает охота, и я считаю это пустой тратой времени. Однако нынешнее положение дел таково, что моим приказчикам требуется нечто большее, чем сила защищающего их Закона.
— Я бы рекомендовал нанять охрану, — сказал Бранд. — Даже самое совершенное оружие в руках дилетанта окажется бесполезным.
— Полностью разделяю Вашу точку зрения. И всё же, Иван Матвеевич, мне необходимо приобрести несколько единиц компактного, и желательно надёжного оружия. Такого, как Вы продали Николаю Ефграфовичу Храповицкому в феврале этого года.
— Пара двуствольных пистолетов Джозефа Эгга? — уточнил Бранд.
— Вполне возможно.
— Это очень дорогое оружие, — стал рассуждать Иван Матвеевич, — сорок рублей серебром, и на сегодняшний момент, изделий оружейников "Tatham & Egg" в наличии нет, а ждать заказа можно более полугода.
— Как жаль… — выдохнул Малкин.
— Не испытывайте сожаления, — с улыбкой сказал Бранд. — Думаю, я смогу угодить и предложить Вам кое-что получше. Если обождёте минуту, я попрошу подменить меня свою супругу, и мы с Вами спустимся в тир, где Вы всё увидите своими глазами.
Вскоре, пройдя через подсобное помещение, Бранд и Малкин оказались во дворе, где по ступенькам спустились в недавно отстроенный погреб, по виду напоминающий ледник, только намного длиннее и с необычными вентиляционными трубами. Как только было налажено освещение, оружейник раскрыл перед купцом лакированный ящичек и извлёк из него многоствольный пистолет.
— Прошу прощенья за свою невнимательность, — с восхищением произнёс Малкин. — Мне сразу бы стоило поинтересоваться новинками. Но, позвольте, а где же…
— А их и нет! Здесь использован совершенно иной принцип. Надевайте очки и возьмите беруши, — протягивая хлопковые шарики, сказал Бранд. — Вставьте в уши.
— Зачем?
— Мы в закрытом помещении, — повышая голос, произнёс Иван Матвеевич, — резкий и сильный звук вдвойне вреден для слуха. А стёкла защитят глаза от горящих частиц.