Срочно в номер
Шрифт:
– Никаких скандалов среди властей, в обществе?
– Да нет, местный репортер отрабатывает свой хлеб. А вы работаете в новостях? Впрочем, не позволяйте мне портить вам настроение. Я здесь вместо ложки дегтя, - он улыбнулся неожиданно лучезарно.
– Кроме того, я веду колонку кино. Если понадобятся билеты, скажите.
Когда они с Картером отправились в суд, Ларкин имел возможность ещё раз осмотреть город. Главная улица была неровной и изобиловала неожиданными поворотами, которые, как догадался Ларкин, в час пик представляли немалую опасность для пешеходов. Сейчас, однако, все было спокойно.
– Не очень-то людно, - заметил он.
– Простите?
– Улицы почти пусты.
– Гм... Магазины сегодня закрываются рано, но и в противном случае народу здесь немного.
– А как здесь летом?
– Повеселее. Иногда приезжают музыканты с концертами.
– Далеко отсюда до пляжа?
– Десять минут, - Картер махнул рукой, - вон туда.
Зал заседаний и коридор странно извращали происходящее и превращали истину в скучную волокиту. Картер взял себе первые дела, и Ларкин смог осмотреться. Кроме них и одного репортера на скамейке для прессы никого не было. Позже пришел ещё один репортер из газеты соседнего городка. Интересный случай, пояснил он, важный в своем контексте.
– А своих дел вам что, недостаточно?
– обиженно спросил местный репортер.
Спустя четыре минуты, к разочарованию репортеров, дело было закрыто. Приезжий репортер сразу исчез. Картер бросил взгляд на местного коллегу и предложил Ларкину продолжить. В четыре они пошли выпить чая.
– Хулиганы в разгар летнего сезона... Они опасны?
– В общем нет. Наделают шума, что-нибудь разгромят, иногда устроят поножовщину. Короче, не хуже, чем обычно.
– Молодой человек - кажется, его зовут Брюс Норт - сказал, что у вас часто возникают трудности из-за отсутствия материала.
Картер посмотрел в чашку:
– Да, так тоже можно сказать. Но все-таки мы выпускаем газету.
Он поднял глаза на Ларкина. Картер был очень крупным, его широкие плечи, казалось, могли нести на себе весь мир. Разговаривал он сдержанно и терпеливо. Определенно, он нравился Ларкину.
– Как удается здесь делать газету, выходящую три раза в неделю?
Картер, качая головой, помешал чай.
– Прибыль, я полагаю. Мы сами с этого ничего не имели.
– А теперь?
– Я не знаю секрета больших тиражей.
– Вы здесь давно?
– Восемь лет, - Картер отложил ложечку и стал считать по пальцам. Даже девять. Я из ветеранов. Вы тоже где-нибудь работали?
Ларкин рассказал, и Картер заметил:
– Я знал одного человека из "Эхо". Айвар Смит. Вам это имя знакомо?
Чай Ларкина выплеснулся на стол. Картер поднял чашку и дружелюбно заметил:
– У блюдец есть свои преимущества. Подождите, сейчас официант вытрет.
– Прошу прощения. Вы не обожглись?
– Нет. Пойдемте, сядем за другой столик. Там никого нет. Вы женаты?
– Нет. А вы?
– Четверо детей, - Картер едва заметно улыбнулся.
– Четверо! Неудивительно, что вы остепенились. Вам интересны судебные заседания?
– Это моя профессия, - вздохнул Картер.
– Официально моя должность репортер уголовной хроники, но таким здесь работы не найти. Чтобы
– Судя по сегодняшнему выпуску, вы делаете гораздо больше, чем обязаны.
Картер помахал рукой.
– У нас ещё проблема с транспортом. Смат творит в этой области настоящие чудеса.
– Он говорил о каком-то аэродроме?
– О нем практически никто не знает. Он в нескольких милях от города. Его построили ещё в тридцатые, а теперь используют только для воскресных полетов. Иногда ещё для гонок на картах или конных скачек. Кстати, где вы живете?
– На Бакл Стрит.
– Да? Тогда вам до работы недалеко.
Судебные слушания заканчивались в пять вечера. Они вернулись в редакцию, чтобы написать отчеты.
– И все приукрасить, - добавил Картер.
– Мы расписываем даже обычные пьяные драки, а уж тяжкие телесные повреждения для нас вообще лакомый кусочек. Ваш последний случай, кстати, не без этого.
– По-моему, это трагедия. Я думаю, он не хотел её поранить.
– Нет, это чистой воды жестокое насилие. Должно хватить на восемь абзацев.
В семь часов Ларкин попрощался с Картером у его машины. По дороге он купил табак, три коробка спичек и плитку молочного шоколада. Пройдя с полмили, он растерянно огляделся по сторонам и понял, что заблудился. Какой-то парень на местном диалекте объяснил ему, что Бакл Стрит - это назад и немного левее. Без четверти восемь он, наконец, нашел свой дом. Только поднимаясь по лестнице, Джим понял, как устал.
Услышав его шаги, хозяйка вышла из гостиной.
– Длинный день, мистер Ларкин?
– Очень длинный.
– Чего-нибудь хотите?
– Нет, спасибо, миссис Кеттл.
– Вам нужно только сказать.
– Спасибо большое.
– Тогда вы, наверное, сами себе приготовите?
– Да. Спокойной ночи, миссис Кеттл.
В своей комнате он задумчиво посмотрел на газовую плитку, потом сел на кровать и съел четыре дольки шоколада. Чувствуя себя виноватым, он все же подогрел молоко, отрезал кусок черствого батона, лежавшего на комоде, и намазал его маслом. Потом доел шоколад, ещё час почитал, разделся и лег спать.
В этом городе ничего не происходит.
Он два раза чихнул и заснул.
На следующее утро Смат торопливо подошел к нему.
– Джим, хорошо, что вы пунктуальны. Можете пойти сегодня в суд? Лес занят убийством.
– Убийством?
– Убийством девушки. Ее нашли на пляже... Согласно ненадежным, как всегда, источникам, она практически разрезана на части.
Ларкин провел все утро в суде. Приезжий репортер сидел на другом конце скамейки, видимо, в плохом настроении. Был только один случай, о которой стоило упомянуть: рассматривали дело неуклюжего парня, совершившего кражу и пристававшего к двум женщинам. Тот тупо выслушал приговор - восемнадцать месяцев лишения свободы - вежливо поблагодарил судью, и тут его нервы не выдержали. Когда его выносили, все его тело дрожало и корчилось, словно пытаясь избавиться от пут. Когда Ларкин шел на обед, он увидел парня лежащим в вестибюле на двух стульях в окружении полицейских.