Срок
Шрифт:
– Послушайте, Тед. Деньги от Данаи – простое совпадение. Я взяла их на хранение. Она горевала, и я боялась, что она сотворит с ними какую-нибудь глупость, а я ее лучшая подруга. Я хранила эти деньги для нее. Как только вы меня вытащите отсюда, деньги вернутся на ее счет, где, не сомневаюсь, долго не пролежат.
– Конечно. Я воспользуюсь этой информацией.
– Итак, какова наша стратегия?
Тед заглянул в свои записи:
– Вы не оставили себе тело, стоимость которого сводится к девяносто семи центам.
– Может,
– Хорошо. Деньги вы взяли у Данаи на хранение, чтобы та не потратила их, пока была не в себе от горя.
– Она сошла с ума от горя. И я ее лучшая подруга. Запишите это.
– Да. У нас все будет хорошо! Я вас вытащу!
Он выглядел так, словно ему нужно было вздремнуть. Но прежде чем заснуть, он прошептал что-то странное:
– Вы знаете, что было приклеено к его телу, верно?
– Я полагаю, какая-нибудь бирка. Например, D.O.A. [7] .
– Нет, под рубашкой.
– Рубашкой «Уайтснейк». Классической. Старые кассеты?
Лицо Теда сморщилось в попытке понять, что я имею в виду. Он опасливо огляделся по сторонам, а затем покачал головой:
– Для меня об этом слишком рискованно говорить. Вас посетят люди из управления по борьбе с наркотиками или кто-то в этом роде. Не знаю, может быть, только местные. В деле кроется нечто большее, чем вы думаете. Или, может быть, вы сами это знаете. Но чур, я в этом не участвую.
7
D.O.A. – сокр. от «dead on arrival» (англ.), доставлен мертвым.
– Не участвуете в чем?
Он встал и поспешно засунул свои бумаги обратно в пластиковый портфель.
– Не участвуете в чем? – вскочив, крикнула я ему вслед. – Вернитесь, Тед. Не участвуете в чем?
Тед вернулся через несколько дней и выглядел еще более сонным. Он продолжал тереть глаза и зевать мне в лицо.
– Итак, – сказал он, – Даная и Мара наконец-то сломались.
– Они были убиты горем, каждая по-своему, – заметила я.
– Нет, сломались не в том смысле. Я имею в виду, что они заговорили.
– Это здорово! Они должны пережить свою потерю. Хорошо, что теперь они есть друг у друга.
– Я начинаю думать, что вы действительно ничего не знаете.
– Не знаю о чем? О том, что у него была передозировка? Я знаю.
– Дело не только в этом. Вас допрашивали.
– Да, но я не виновата.
– Туки, – произнес он очень мягко, – вы перевезли человеческое тело с подмышками, полными крэка, из Висконсина в Миннесоту, то есть за пределы штата.
– Но послушайте, коренные жители не признают границ штатов. И зачем мне было проверять его подмышки?
– Даная и Мара уже договорились и заключили
– Они хотят сказать, будто я обналичила чек, выданный в счет будущей прибыли от продажи наркотиков? Как думаете, насколько глупо я выгляжу?
Меня расстроило, что Тед не ответил.
– О, ради бога, Тед, никто меня не слушает! Я понятия не имела!
– Все вас слушают. Просто вы говорите то, что говорят все. Слова «я понятия не имела» слишком часто используются в качестве аргумента защиты.
Потом наступил период, подобный пустым страницам в дневнике. Я не могу сказать, что произошло за это время. Затем меня притащили на допрос. На нем-то из меня и выудили доказательства, которые упрятали меня в тюрьму. Моим камнем преткновения стала клейкая лента. На этот раз меня допрашивали мужчина со стальными глазами и неестественно темным загаром и стройная женщина с безгубой улыбкой.
– Ваши подруги говорят, что вы были вдохновительницей этой идеи.
– Какой?
– Транспортировка крэка, приклеенного к мертвому телу. Чем вы обесчестили этого беднягу. Вы довезли его до места, где жила ваша маленькая белокурая подруга. Она заплатила вам за доставку. Дала вам долю от последующих продаж. Потом сняла контрабанду и позвонила в похоронное бюро, чтобы оттуда приехали и забрали Баджи.
– Крэк? Там ничего такого не было. Я увезла тело Баджи для Данаи. Она была влюблена в Баджи. У них была благословенная любовь, предопределенная богами, понимаете, и она хотела, чтобы он был с ней. Какого черта, я ничего не знаю.
– Там были крэк и клейкая лента.
Клейкая лента. Кичливая всезнайка, я не нашла ничего лучшего, как спросить, была ли это серая клейкая лента. Допрашивающие отличались развязностью и цинизмом школьных футбольных тренеров. Они посмотрели друг на друга с бесстрастным, как у игроков в покер, выражением лица, а затем мужчина многозначительно изогнул бровь.
– Что? – не поняла я.
– Вы спросили о клейкой ленте.
Я сказала им, что не знаю, как реагировать на полученную информацию. Поэтому и задала иррелевантный вопрос. Это означает «не имеющий отношения к делу», если вы не поняли.
Мне возразили, что вопрос был не ирреверентным, а вполне уважительным.
– Я сказала иррелевантный.
– Как скажете. Можете догадаться почему?
– Может, лента была не серая?
– А какая?
– Понятия не имею.
– Вы уверены?
– А зачем еще мне спрашивать?
– Это очень странный вопрос.
– Не думаю. На мой взгляд, интересоваться – это нормально. Сейчас делают клейкую ленту разных цветов.
Снова многозначительно изогнутая бровь.