Ссадина
Шрифт:
Я вздрогнул от неожиданности. Глаза привыкли к свету, и я увидел классную руководительницу – точнее, бывшую.
– Пошел вон! – воскликнула она. – Немедленно!
Я поспешил последовать ее просьбе. Девушка, которую я провожал, оторопело стояла и глядела мне вслед. Потом как будто опомнилась и упрекнула сестру. Они о чем-то горячо спорили, а я уже и не слышал ничего. В начале улочки возле посадки меня окликнула сестрица классной. Она бежала ко мне, смешно так, по-девчачьи. Эти развевающиеся каштановые волосы, согнутая правая ручка, маленькие шажки на шпильках, улыбка. Господи, я был поражен и не смел моргнуть, не смел дышать, чтобы ненароком не спугнуть редкий и прекрасный сон. Я стоял, как остолоп, бесстыдно пялясь на нее. Мое лицо скорее выказывало во мне идиота, нежели хоть малейший намек на
Я шел домой, совершенно не понимая своих чувств, мне отчего-то хотелось кричать и прыгать, запрыгнуть на эту чертову луну и выть на Землю. Ночью это никуда не делось, поэтому я долго не мог уснуть, ворочался и все думал. Ну не каждый же день меня целуют такие девушки. Да и вообще, не целовал меня раньше никто.
Глава вторая
Часов в шесть я уже не мог сомкнуть глаз, все думал о новой школе, одноклассниках. Всегда волнуюсь перед знакомствами. Мне, конечно, плевать на них всех, но, а вдруг что-то не заладится? Я валялся в кровати почти до семи, воображал себе как все будет, какие там будут учителя, какие девчонки. Особенно волновали девчонки, уж не знаю почему. После вчерашнего, наверное, что-то во мне сломалось – раньше я ими никогда не увлекался. Почти никогда. Была у меня любовь в пятом классе. Она была очень красивая, прямо дух захватывает, когда смотришь на нее. Не так, конечно, как вчера. Я долго за ней сох, ухаживал по-своему, даже отправил ей огромную “валентинку” в тот чертов День влюбленных. Только оставил ее без подписи. Я думал, она догадается, от кого получила огромное красное сердечко с дурацким признанием в любви, но и боялся этого больше всего. Стоит ли говорить, чем все закончилось?
Мать забежала ко мне, прервав сладкие воспоминания, и напомнила мои задачи на сегодня: забрать документы, отдать документы, постараться не быть собой в новой школе. Секунда, и она упорхнула на работу. Не интересовали ее мои переживания, да и времени совсем не было на такую ерунду. Она все время где-то вне дома, после работы часто сидит с подругами, а возвращается, когда я уже сплю. Иногда приходит раньше, непременно затевает ссору с отцом, словно заняться ей больше нечем. Даже и не знаю, что лучше. Оставила полностью дом на меня. Приходится готовить и следить за чистотой. Да только я думаю, если стены все собачьим дерьмом измазать, то разницы никто и не заметит.
В школе пришлось объяснять, почему я пришел без родителей. Директор звонил матери, что-то долго выяснял, пока я ошивался возле кабинета, потом позвал меня, вручил обходной лист. Дело затянулось на полдня. К порогу новой школы я попал только на следующее утро. Стоял перед дверью и не решался войти. Мимо пробегали беззаботные первоклашки. Старшеклассники вальяжно шествовали, окидывая придурка с папкой лишь мимолетным взглядом. И еще девчонки. Одна идет хорошенькая такая, в школьной форме, на низком каблуке, так и хочется позвать ее где-нибудь погулять вместо школы. Но если ей вдруг вздумается принять мое предложение, то я и не представляю, куда поведу ее и о чем буду с ней разговаривать. Лучше уж фантазировать пока что. В мыслях все мы – крутые парни.
Звонок подгоняет опаздывающих, а я продолжаю торчать у входа. Двое мужчин, учителей, я думаю, поднимаются по ступенькам. Один проходит внутрь, а второй задерживается возле меня.
– Ты чего не идешь на урок? – спрашивает и смотрит на меня, нахмурившись.
– Перевожусь в новую школу. Нужно отдать документы. Не подскажете кому? – отвечаю. Я слышу себя со стороны
Он слегка улыбнулся и велел идти за ним.
Внутри тихо. Справа ряд окон, за ними коридор направо. Посреди холла – лестница на второй этаж, за ней спряталась дверь с табличкой “Столовая”. Мы идем налево мимо громоздкого письменного столика, за которым никого нет, слева раздевалка и темный коридор к спортзалу – слышен свисток и тяжелые удары баскетбольных мячей. Он ведет меня дальше, мимо стены с рисунками. Парочка есть довольно неплохих, а остальным экземплярам самое место где-нибудь в темном уголке, да хоть в этом, где мы сейчас находимся – около кабинета директора. Или в том, опять же темном, коридорчике с кабинетом медсестры и дверью без таблички. Слишком много темных местечек в этой школе, на электричестве они экономят, что ли?
Я удивился, увидев за столом директора женщину. Она удивилась, увидев меня одного. История вновь повторилась: я дал ей номер матери, а потом долго гулял возле кабинета. Меня позвали, изучили документы, приняли, немного поговорили, я дал обещание начать учиться и был отправлен на урок.
Найти нужный кабинет оказалось легче, чем в него войти. Я опять мялся. Минут пять. Черт бы его побрал. Я решительно постучался, громко так, с выражением, и остался стоять истуканом, даже когда услышал “войдите”. Через минуту учительница вышла сама. Я объяснился, меня представили классу. Все смотрели на меня с интересом, пока она говорила, а потом уставились сразу в свои тетради и книги. Им было плевать, чему я порадовался – в таком окружении всегда чувствую себя комфортно. Я прошел между рядами парт прямиком к последней, по дороге рассматривая девчонок, в которых, быть может, влюблюсь. Парочка таких была. Особенно мне понравилась рыженькая за первой партой.
Последняя парта у стены пустовала, поэтому на ней я и расположился. Впереди сидели две девчонки. Слева сидел тщедушный паренек в очках с позолоченной оправой, пялился на меня, почесывая свои темно-каштановые волнистые волосы. Я кивнул ему и погрузился весь в учебу: достал тетрадь, ручку, поглядел на учительницу.
Первый урок пролетел быстро. На перемене со мною никто так и не заговорил. Я сидел, разглядывая надписи на парте: по части сношений с чужими матерями отметились многие; был еще длинный состав вагонов и всякая вульгарщина.
Звонок рассадил всех по местам. Паренек в очках забежал в класс перед учителем и плюхнулся за мою парту, тяжело дыша. На следующем уроке он тоже сидел возле меня. Девчонки все время оборачивались к нам и хихикали. Парни перешептывались, говорили что-то о “прилипале”.
После всех уроков Прилипала увязался за мной. Я был и не против. Один человек меня вполне устраивал, если же рядом терлись двое, мне становилось немного неуютно – двоих вздуть было бы трудновато, если что не так.
Половину пути мы провели молча, но вдруг его прорвало.
– Мир жестоко относится к животным, – говорит. – Мой супергерой может превращаться в животных. Первый номер моего комикса: он превращается в бродячего пса, чтобы спасти ребенка от другого пса – бешеного. Но мать ребенка впоследствии прогоняет героя, чуть ли не камнями бросается. Понимаешь?
– Нет, – признаюсь я.
– Бродячие животные не мешают нам, а иногда и помогают, но мы все равно к ним равнодушны, а иногда и обходимся совсем плохо. Дети пожалеют моего героя и возненавидят злую женщину.
– Когда это они помогали? – спрашиваю я.
– Взять хотя бы случай: бродяга-пес нашел в лесу младенца и отнес его людям.
– Ну, не знаю.
– Каждая жизнь ценна, – продолжал Прилипала. – Мы покупаем животных, они надоедают – мы выбрасываем их на улицу, а потом отстреливаем, потому что они могут быть опасны для детей. Понимаешь?
Больше он не проронил ни слова. Мы распрощались около моего двора. Прилипала поплелся обратно. У меня складывалось чувство, что с ним я найду общий язык. Чудной он немного, но это даже к лучшему. Мне вообще нравятся странные. Все, что странно – просто непривычно. В детсаде я один водился с парнем, который вечно таскал с собой червей и всяких жуков, иногда и ящериц; в игрушечных машинках можно было часто обнаружить за рулем рогача, а под юбки куклам он подкладывал мухоловок. Его никогда не укладывали в “тихий час” в общей комнате.