США и борьба Латинской Америки за независимость, 1815—1830

Исэров Андрей

Пасос обвиняет испанцев в разрушении языческих храмов древнего Перу, насильственном крещении не только инков, но и мавров – этих двух «самых милосердных (charitable) народов мира». Европейские испанцы плохо образованы, и «их религия есть слепая изуверская (bigotted) преданность папизму» [258] . Автор ненавидит не только официальный испанский католицизм, но и католическую веру вообще. Так, он называет целибат «варварским законом» [259] . Либерал Пасос отвергает идею официальной религии как таковой [260] . А ведь даже либеральный гарвардский унитарий Спаркс, скрепя сердце, соглашался с необходимостью государственного католицизма в Латинской Америке. Впрочем, не только государственный католицизм вызывает ненависть Пасоса, даже привычную испанской культуре корриду зовет он «варварским и деморализующим развлечением» [261] .

258

Ibid. P. 248–249, 115.

259

Ibid. P. 102.

260

Ibid. P. 83–84.

261

Ibid.

Р. 113.

Общественный идеал Пасоса – это англосаксонские свободы и прогресс, недаром он напишет для южноамериканского читателя историю США. Путь к этому идеалу состоит в учении у иностранцев, следовании «просвещенным институтам братьев на Севере», «вечном запрете религиозной нетерпимости, этого гибельного испанского наследства» [262] . Пасос видит перемены к лучшему: если на богословском факультете в Кордове (Ла-Плата) все образование пока состоит в «изучении папистских святош», то юристы университета в Чаркас (ныне Сукре, Боливия) уже «восхищаются Вольтером, как граждане Парижа» [263] .

262

Ibid. Р. 122–124. См. тж.: Pazos [Kanki] V. Compendio de la Historia de los Estados Unidos de America. N.Y., 1825; P., 1825.

263

Idem. Letters on the United Provinces of South America. P. 106–107.

В целом по прочтении книги складывается впечатление, что жизнь Южной Америки после Колумба заключалась только в борьбе коренного населения с разлагающим, безнравственным влиянием необразованных испанцев – народа, весь вклад которого в мировую историю состоит в геноциде мавров и инков. Католические священники – сплошь негодяи и кровопийцы, Пасос даже ни разу не упоминает одного из создателей той самой черной легенды – прославленного защитника индейцев епископа Бартоломе де Лас Касаса. Весьма провинциально боготворя Вольтера, он не говорит об испанских просветителях.

Разумеется, Пасос надеялся исправить положение самым коренным образом, перечеркнув испанское прошлое и создав просвещенными реформами новый народ. Неудивительно, что в другом своем сочинении Пасос высказал убеждение (в общем, юмовское), что даже самое разнородное содружество обретает единый «национальный характер» и становится единой нацией, если жители «признают единую власть» и подчиняются «одним и тем же законам» [264] .

Так рождался латиноамериканский антииспанский либерализм, нашедший свое законченное воплощение в «Евангелии Америки» (1864) чилийца Франсиско Бильбао (1823–1865) с его чеканным: «Прогресс состоит в том, чтобы перестать быть испанцами (desespanolizarse)» [265] . Под «прогрессом» здесь, очевидно, подразумевается прогресс в англосаксонском духе.

264

Idem. The Exposition, Remonstrance and Protest of Don Vincente Pazos, Commissioner on Behalf of the Republican Agents established at AMELIA ISLAND, in FLORIDA, under the Authority and in behalf of the Independent States of South America. Philadelphia, 1818. P. 26.

265

Цит. по: Carbia R. D. Historia de la Leyenda Negra Hispano-Americana. Buenos Aires, 1943. P. 163. Сходные взгляды высказывал в те же годы соотечественник Бильбао Хосе Викторино Ластаррия (1817–1888).

В латиноамериканских трактовках «черной легенды» крылась очень опасная для революционеров ловушка: за исключением Пасоса, все создатели этого мрачного образа были креолами, то есть, собственно, потомками испанцев, родившимися на чужой земле. Отказ от корней во многом подрывал доверие мира к их собственным действиям. Ведь если испанцы столь чудовищны, то чем креолы – их прямые потомки, лишь перенесенные на другую почву, но воспитанные в той же религии и культуре, говорящие на том же языке, – лучше своих предков?! Можно ли доверять наследникам столь тяжкого бремени? Получается, что единственным путем к республике, «разумной свободе» и общественному развитию является отказ от собственной культуры. А чем еще, например, является переход Пасоса в англиканскую церковь, как не сознательным разрывом с взрастившим его миром, подобным, скажем, переходу молодого В. С. Печерина в католичество. Пауэлл назвал такое поведение «матереубийством» [266] .

266

Powell Ph. W. Op. cit. P. 113–127. Cp.: Adelman J. Sovereignity and Revolution in the Iberian Atlantic. Princeton (N.J.), 2006. P. 211.

Революционеры потратили немало сил, живописуя зверства

испанцев в ходе войны. Но и роялисты, естественно, тоже стремились представить миру свою версию событий, сообщая о верности королю мирного населения и жестоких рекрутских наборах революционеров. И то и другое только укрепляло старую традицию «черной легенды», одинаково вредило образу иберо-американского мира в глазах англосаксов.

Североамериканцы восприняли и охотно повторяли антииспанскую революционную пропаганду, что неизбежно рождало сомнение в будущности молодых стран: если создатели латиноамериканских государств сами не видят в прошлом ничего, достойного уважения, каким же образом у них получится создать устойчивую власть на столь зыбком человеческом фундаменте?! Такой вопрос наверняка задавали себе многие. В инструкциях первому посланнику США в Великой Колумбии Джон Куинси Адамс называл независимость Латинской Америки одним из величайших событий мировой истории, но замечал, что века «испанской тирании» не могли породить в местных жителях «никакого духа свободы», «никакого общего принципа разума» [267] .

267

Джон Куинси Адамс – Ричарду Андерсону, 27 мая 1822 г. – Writings of John Quincy Adams / Ed. by Worthington Ch. Ford. 7 vols. N.Y., 1913–1917. Vol. VII. P. 442–443.

Латиноамериканские революционеры хотели, чтобы в них видели не креолов-католиков, а космополитичных либералов. Они не ставили целью заинтересовать мир (и Соединенные Штаты как его часть) своей складывавшейся самобытной традицией, привлечь внимание к наработанным за столетия испанского владычества культурным ценностям. Здесь лежит одна из причин, почему внимание североамериканцев к «южным братьям» окажется столь поверхностным и преходящим: важен был только «республиканский эксперимент», а все остальное заведомо лишено всякого интереса.

В 1826 г., на пике внимания к Латинской Америке, англичане впервые открыто издали четыре тома составленных в середине XVIII в. «Тайных заметок об Америке» Хорхе Хуана (1713–1773) и Антонио Ульоа (1716–1795). Текст был несколько сокращен, а разоблачительный пафос усилен. Так секретное расследование официального Мадрида, целью которого было обосновать проведение просветительских реформ, использовалось как очередное доказательство пороков испанской власти [268] .

268

Cm.: Hanke L. Dos Palabras on Antonio de Ulloa and the Noticias Secretas H HAHR. Vol. 16. № 4 (November 1936). P. 507–514; Powell Ph. W. Op. cit. P. 111. Примечательно, что в США сокращенное, по сути, пропагандистское издание «Тайных заметок» вышло в Бостоне в 1851 г. – явно в рамках борьбы против католической ирландской эмиграции.

Создатели картины Латинской Америки в Соединенных Штатах хорошо знали репертуар «черной легенды». Так, редактор “North American Review” Джаред Спаркс ссылался на Лас Касаса, исследователя мексиканской истории иезуита Франсиско Хавьера Клавихеро (1731–1787) и латиноамериканские трактовки «Законов Индий» [269] , дипломат Джоэль Пойнсет – на «Тайные заметки» [270] .

В 1810-е – 1820-е гг. среди бостонских интеллектуалов весьма неожиданно зародилось глубокое увлечение культурой Испании [271] . Наиболее известными представителями этого движения стали первый гарвардский профессор французского и испанского языков, составитель фундаментальной истории испанской литературы, собиратель рукописей Джордж Тикнор (1791–1871) и писатель, автор до сих пор популярных книг по завоеванию Нового Света Уильям Прескотт (1796–1859). Примечательно, что эти деятели не проявляли совершенно никакого внимания к современной им Латинской Америке ни в годы освободительной революции, ни впоследствии.

269

[Sparks/.] Mr. Poinsett’s Notes on Mexico; Idem. South America [рец. на: Observaciones sobre les Leyes de Indias, у sobre la Independencia de America. Por Luis Soper Mendez. Publicadas en La Biblioteca Americana. Londres, 1823] // NAR. Vol. XX. № 46 (Jan. 1825). P. 86–89; NAR. Vol. XIX. № 44 (July 1824). P. 158–208.

270

[Poinsett J. R.] Mexico // AQR. Vol. VIII. № 14. (Mar. – June 1830). P. 452.

271

См.: Jaksic I. The Hispanic World and American Intellectual Life, 1820–1860. Houndmills, 2007.

А вот самые преданные энтузиасты борьбы Латинской Америки за независимость, такие как Генри Клей, Уильям Торнтон, Уильям Дуэйн, были совершенно лишены как знаний, так и интереса к иберийской культуре. Редким исключением является здесь разве что один Генри Брэкенридж, несколько лет проживший в Новом Орлеане, который в 1763–1800 гг. принадлежал Испании и управлялся ею вплоть до 1803 г. – практически до передачи Луизианы Соединенным Штатам. «Второе открытие Америки» не только не способствовало борьбе с «черной легендой», скорее напротив, дало ей новое рождение. Латиноамериканская версия иберийской культуры оставалась странной экзотикой, по мнению большинства комментаторов, мешающей строить здоровое радостное республиканское будущее.