Сталин и Мао(Два вождя)

Галенович Юрий Михайлович

Из этого следовало, что Мао Цзэдун распространил принципы мирного сосуществования на отношения КНР с любыми правительствами, то есть на все государства. Он последовательно проводил линию на то, чтобы не выделять страны той или иной системы, чтобы не связывать вопрос о социально-экономическом строе в той или иной стране с вопросом о межгосударственных отношениях и тем более не подчинять вопрос о межгосударственных отношениях вопросу о классовой солидарности социалистических стран, а говоря еще конкретнее, чтобы не считать, что в межгосударственных отношениях страны социалистической системы исходят, прежде всего, из идеи о пролетарском интернационализме, подчиняются единому руководящему центру всех мировых социалистических сил {во всяком случае, в ситуации или до той поры, когда такой центр находится не в КНР, а в СССР}, подчиняются интересам классовой солидарности, которая в одно и то же время и превращает их в единый военный лагерь, общие интересы которого выше интересов каждого отдельного

социалистического государства, и противопоставляет их как единое целое, как единый военный лагерь, странам капиталистической системы как единому враждебному лагерю, как общему военному врагу. В то же время Мао Цзэдун четко отделял сферу межгосударственных отношений от сферы идеологии; это относилось и к отношениям с Советским Союзом. Особенно ярко это проявлялось тогда, когда речь шла о столкновении национальных интересов.

Что касается дружбы, то это понятие, с точки зрения Мао Цзэдуна, не относилось к сфере межгосударственных отношений. Это была область отношений, отдельных от межгосударственных отношений; это была часть отношений между народами, причем понятие «народ» здесь виделось Мао Цзэдуну в классовом понимании. Он полагал, что существовали некие общие классовые интересы трудящихся (а только они и входили в понятие народа) обеих стран; народ СССР, с точки зрения Мао Цзэдуна, поддерживал лидеров в КПК — КНР в их борьбе за «восстановление справедливости» в отношениях между нациями — Китаем и Россией.

Мао Цзэдун объяснял выдвижение на первое место среди внешних связей КНР в 1949 году межгосударственных отношений с СССР и государствами, которые назывались странами народной демократии, тем, что это диктовали тогда международная обстановка, а также исторические условия. Тем самым подчеркивалась мысль о временном характере создавшейся ситуации, о тактических ходах, которые была вынуждена совершать тогда только что образовавшаяся КНР.

Именно особые условия и ситуация в мире в то время и были теми обстоятельствами, которые побудили Мао Цзэдуна совершить поездку в СССР в конце 1949-го — начале 1950 года. Такая поездка была вынужденной, с точки зрения Мао Цзэдуна; она представляла собой, по сути дела, отступление от провозглашенных им в день создания КНР, то есть 1 октября 1949 года, принципов внешней политики нового государства китайской нации, нации Чжунхуа.

Мао Цзэдун тогда полагал, что КНР должна была развивать связи и сотрудничество с социалистическими государствами. При этом речь не шла ни о братских, ни о дружественных отношениях между государствами (идеологический элемент, теоретические установки марксистской теории при этом отсутствовали), но лишь об отношениях сотрудничества, лишь о развитии связей. Во всяком случае, именно это было предпочтительным с точки зрения Мао Цзэдуна.

Даже само наименование того договора, который был подписан в Москве во время пребывания там Мао Цзэдуна 14 февраля 1950 года, также было вынужденно принято китайской стороной. Мао Цзэдун предпочел бы говорить не о дружбе и союзе в отношениях СССР и КНР (как это первоначально предложила советская сторона, то есть предложил Сталин) и даже не о взаимной помощи (а это была поправка Чжоу Эньлая, направленная на то, чтобы хоть как-то уравнять партнеров), а о сотрудничестве и о развитии связей на основе полного равноправия и взаимной выгоды. Не случайно он упоминал и об уважении территориальной целостности и суверенитета. Здесь содержался намек, как показало развитие событий, на неурегулированность «прошлых счетов» и на недовольство политикой и действиями советской стороны на границе между двумя странами.

Даже тогда, когда речь шла о внешней торговле в 1949–1950 годах, когда КНР находилась в изоляции, Мао Цзэдун подчеркивал, что хотя, принимая во внимание сложившуюся ситуацию, Советский Союз и занимал первое место во внешнеторговых связях КНР, однако, с точки зрения Мао Цзэдуна, даже в эти годы следовало готовиться и вести торговлю с другими странами, в том числе с Англией, США.

В целом направленность внешней политики Мао Цзэдуна в момент образования КНР, постановка им вопроса о необходимости искать пути развития связей с возможно более широким кругом стран представляется разумной. Однако, анализируя состояние отношений между Сталиным и Мао Цзэдуном, нельзя пройти мимо тенденции Мао Цзэдуна выражать недовольство сложившимися к тому времени советско-китайскими отношениями, подчеркивать временный характер связей, возникших между СССР и КНР сразу же после образования КНР. Очевидно, с точки зрения Мао Цзэдуна, этим связям были присущи, по крайней мере, два недостатка: неравноправие партнеров с перевесом в сторону Москвы и смешение идеологических установок и межгосударственных отношений; и то и другое, как полагал Мао Цзэдун, ущемляло интересы КНР — КПК, нации Чжунхуа и должно было носить временный характер.

Вполне очевидно, что в момент образования КНР это новое государство продолжило политику предшествовавших государств китайской нации (в этом смысле КНР продолжила политику Китайской Республики, а Мао Цзэдун соревновался с Чан Кайши, стараясь показать, что он «лучше» борется за равенство в отношениях с СССР). Основными задачами этой политики было стремление решить вопросы территориального

характера, то есть добиваться «восстановления исторической справедливости» путем пересмотра договоров о границе и возвращения Китаю «утраченных» китайской нацией в истории территорий, а также проведение совершенно независимой и самостоятельной внешней политики. Это предполагало отделение основанных на всеобщих мировых юридических принципах, как и со всеми другими государствами планеты, нормальных межгосударственных отношений с СССР от своеобразных или особых отношений между коммунистическими партиями и народами соответствующих стран. При этом отношения между партиями и народами должны были, с точки зрения Мао Цзэдуна, помочь ему заставить Сталина, его государство «исправить» «историческую несправедливость» в отношении Китая. Мао Цзэдун был нацелен на борьбу за изменение временно складывавшегося под давлением упомянутых обстоятельств характера двусторонних связей между СССР и КНР. Поэтому прямо с октября 1949 года эти отношения стали в его глазах отношениями, для которых были в одно и то же время характерны и сотрудничество, и борьба, а точнее и борьба, и сотрудничество.

Организатором конкретной работы в сфере внешней политики был поставленный Мао Цзэдуном на этот пост премьер ГАС КНР и по совместительству министр иностранных дел КНР Чжоу Эньлай. Он же выступал в качестве члена высшего руководства КПК: члена Политбюро ЦК КПК, члена Постоянного комитета Политбюро ЦК КПК, заместителя председателя ЦК КПК. Одним словом, именно Чжоу Эньлай выражал и конкретизировал внешнюю политику Мао Цзэдуна, в том числе и прежде всего в отношении ВКП(б) — СССР.

При этом исходная позиция Чжоу Эньлая состояла в том, чтобы «отстаивать независимость» китайской нации. [125] В весьма значительной степени благодаря усилиям и дипломатическим способностям Чжоу Эньлая, который выполнял стратегические замыслы Мао Цзэдуна, были осуществлены большие изменения во внешней политике КПК — КНР в отношении СССР и США, если брать в целом все, что было сделано с 1949 по 1976 год: китайско-американские отношения были от противостояния через диалог доведены до учреждения на взаимной основе миссий связи в столицах обеих стран (косвенным следствием этого явился приход представителей Мао Цзэдуна в ООН), а китайско-советские отношения были от союза через период раскола приведены к противостоянию. В КПК — КНР это расценивалось как проявление в полной мере идеи Чжоу Эньлая (а по сути дела, Мао Цзэдуна) о независимой внешней политике КНР.

125

Чжун Гун дан ши яньцзю. — 1988. — № 2. — С. 3.

Здесь Мао Цзэдун, очевидно при помощи Чжоу Эньлая, использовал вопрос о принципе суверенитета. И в СССР, и в КНР было нечто общее при взгляде на этот вопрос: в обеих странах полагали, что принцип суверенитета — это необходимый принцип международных отношений, что все страны должны уважать его, что на суверенитет никто не имеет права посягать. По крайней мере номинально, в декларативном плане, и Сталин, и Мао Цзэдун одинаково смотрели на этот вопрос. Очевидно, они полагали выгодным, ссылаясь на такой принцип, требовать невмешательства зарубежных стран во внутренние дела СССР и КНР, а также проводить свою особую внешнюю политику.

В то же время у Сталина и Мао Цзэдуна, особенно сразу же после образования КНР, возникли и начали углубляться разногласия по этому вопросу.

Сталин полагал, что тогда, когда речь шла об отношениях между собой социалистических государств (а даже в наименованиях двух государств, СССР и КНР, это нашло в каждом случае свое выражение, ибо применительно к СССР присутствовало само слово «социалистический», а применительно к КНР слово «народный», что, с поправкой на период после Второй мировой войны, означало также характеристику классовой природы государства), то ряд принципов международных отношений, в том числе и принцип суверенитета, безусловно, как бы сами собой, подразумевались; более того, характер отношений между ними вполне естественно изначально приобретал черты дружелюбия, братства, глубочайшего идейного единства. Одним словом, отношения между странами с различным общественным строем находились на той ступени, когда важно было добиваться соблюдения ряда принципов, в том числе и принципа суверенитета. Очевидно, с точки зрения Сталина (а в данном случае и Мао Цзэдуна), обращение к принципам международного права, в частности к принципу суверенитета, было одним из приемов классовой борьбы на международной арене против враждебных социализму империалистических государств.

Сталин также полагал, что отношения социалистических стран находились на иной, более высокой — с точки зрения теории, которой он руководствовался, — ступени развития, где речь не шла об абстрактном, оторванном от классового содержания суверенитете по той, казалось бы, простой причине, что это (как бы) само собой разумелось, а главное, значительно более важное, чем суверенитет, состояло в том, чтобы развивать отношения классовой дружбы, а в необходимых случаях и союза, взаимной, в том числе военной, помощи социалистических стран как составных частей единого социалистического лагеря.