Сталин и заговор генералов

Минаков Сергей Тимофеевич

Какие же обстоятельства или причины заставили генерала

А. Брусилова сделать своеобразную ремарку: «...которому в то время я имел наивность верить». В чем таком «обманул» Зайончковский своего бывшего начальника и приятеля, что радикально изменило к нему отношение со стороны Брусилова? Факт секретного сотрудничества генерала Зайончковского с ОГПУ? Но об этом генерал Брусилов, конечно же, не знал. Возможно, в определенной мере изменение отношения Брусилова к Зайонч-ковскому было обусловлено некоторой косвенной причастностью последнего к судьбе единственного сына «вождя» Брусиловского прорыва — бывшего ротмистра л.-г. Конно-гренадерского полка

А.А. Брусилова (1887—1919). Вспоминая 1919 г., генерал писал: «В это время мой несчастный сын Алеша, несколько месяцев назад выпущенный из тюрьмы, был еще с нами. О, дома у него создался такой ад, что он рвался из Москвы... подальше от своей жены и ее бабушки. ...Он хлопотал, и его устроили помимо

меня, с помощью А.М. Зайончковского, на службу по доставке лошадей и покупке седел для какого-то запасного полка. Он уехал, кажется, в Борисоглебск, приезжал на несколько дней как-то. Вскоре его коммунистическое начальство стало настаивать, чтобы он принял полк. Ясно, что для них было важно иметь в Красной Армии моего сына. Он отбояривался как мог, но безумно боялся, что его упрямство может меня погубить. Решающую роль сыграл генерал Зайончковский, сам будучи начальником штаба одной из красных армий¹, он уговорил его принять полк. Все это мне рассказывал бывший вахмистр Конногренадерского полка, который на красном фронте оказался его адъютантом, а потом вернулся в Москву. Он говорил мне, что, коща оказалось, что полк посылается на фронт, сын сильно мучился вопросом: как идти против своих? Он сказал всем: делайте кто что хочет, перебегайте к белым, уезжайте в Москву, на все я смотрю сквозь пальцы, ничего не вижу. Лично мне остается только пустить себе пулю в лоб, так как за мной, в Москве, в плену у красных мой старик — больной отец.

Затем вскоре оказалось, что помимо его воли этот полк оказался в плену у белых. Я больше ничего не знаю. Я уж писал в своей автобиографии, что мне рассказывали множество версий о его дальнейшей судьбе, то он умер от тифа, то бежал с группой конно-гренадеров в Константинополь, то по личному приказу Деникина был расстрелян белыми. Верного я до сих пор ничего не знаю. Одно полагаю правдоподобным, что в живых его нет»^{400 401}.

Однако это трагическое для А. Брусилова событие (потеря сына) случилось в 1919 г., и оно не повлияло на весьма положительную брусиловскую характеристику А. Зайончковского в 1 -й части воспоминаний, завершенных в 1922 г. Видимо, все-таки главной причиной изменения отношения А. Брусилова к А. Зай-ончковскому были именно «очерки», точнее — книга Зайончковского «Стратегический очерк войны 1914 — 1918 гг.>>, изданная в 1923 г. В ней рассматривались военные события как раз 1916 — 1917 гг., начиная с Брусиловского прорыва. Именно то, как освещал и анализировал эту операцию генерал Зайончковский, и вызвало недовольство и обиду со стороны Брусилова.

Хорошо знавший Зайончковского по совместной службе

А. фон Лампе вспоминал, что это был «человек тонкого ума, очень честолюбивый, пользовался придворным влиянием... Иностранных гостей всегда присылали к нам, так как Зайончков-ский мог принять их как никто». А. фон Лампе, уже будучи в эмиграции, тем не менее, видимо, под впечатлением былой службы, весьма лояльно относился к генералу. Возможно, он не потерял окончательно надежды на то, что Зайончковский сможет сыграть в благоприятных условиях свою положительную роль в победе Белого дела. «Менее всего я мог думать, что он пойдет к большевикам, да еще в строй, — писал фон Лампе. — Это не было на него похоже». Автор дневника свидетельствовал о «ярко выраженных монархических убеждениях» А. Зайонч-ковского, о его «дружбе с царем»¹.

Генерал А. Свечин считал, что «Зайончковский, по методам своего мышления, представляет собой реакционера 80-х гг., восьмидесятника с ног до головы, и ни одной крупинки он не уступил ни Октябрьской революции, ни марксизму, ни всему нашему марксистскому окружению»^{402 403 404}. По мнению политического руководства Военной академии РККА, Зайончковский весьма «топорно» приспосабливался к советской власти и новой, коммунистической идеологии («сочувствует коммунистической партии»)⁸. Свидетели вспоминали, что после одной из первых лекций по «стратегии революционной войны», прочитанной в академии Тухачевским, бывший генерал отреагировал своеобразно. «Да! — покачивая головой, говорит мне Андрей Медардович Зайончковский. — Заставит меня этот Мишенька на старости лет прочитать «Капитал» вашего Маркса»^{405 406}. Впрочем, весьма близкие, дружеские отношения между двумя «генералами» с разницей в возрасте в 30 лет сложились, видимо, несколько позднее, с 1922 г., после возвращения из Туркестана Н. Какури-на. По свидетельству дочери генерала, Тухачевский приходил в гости к Зайончковскому, особенно часто в 1923 — 1924 гг Л

Токио отношения между Тухачевским и Зайончковским, видимо, сохранялись до самой смерти генерала в марте 1926 г. Известно, что именно М. Тухачевский написал предисловие к исследованию А. Зайончковского, посвященному

истории 1 -й мировой войны¹. Это было понятно и во многом объяснялось их единодушием в оперативно-стратегических взглядах. Как Тухачевский, так и Зайончковский, разделяли наступательную концепцию «стратегий сокрушения»^{407 408 409}. А. Зайончковский, как и его племянник Н. Какурин, поддерживал «стратегию революционной войны», выдвинутую М.Тухачевским*. Видимо, отношения между Тухачевским и Зайончковским оставались вполне благожелательными до самой смерти генерала в марте 1926 г. В этом отношении вызывает сомнения эпизод, рассказанный Л. Норд, на который обратил внимание Б. Соколов. В нем якобы А. .Зайончковский на одном из «активов» в Военной академии РККА подхалимничал перед Сталиным; Тухачевский его упрекал за это, а Фрунзе дал отрицательную характеристику генералу в разговоре с М. Тухачевским⁴¹⁰. Похоже, это уже «ретроспективные накладки» мемуаристки под впечатлением позднейших «разоблачений» Зайончковского как секретного сотрудника ОГПУ. Для 1923—1925 гг. же ситуация, описанная Л. Норд, представляется малоправдоподобной.

Благодаря Какурину и Зайончковскому с Тухачевским познакомилась и дочь генерала — Ольга Андреевна Зайончковская (1892—1962?), ставшая одним из главных осведомителей ОГПУ о Тухачевском. Как и ее отец, с 1921 г. Зайончковская являлась секретным сотрудником ОГПУ.

Личность Зайончковского интересна еще и тем, что создавала достаточно масштабный и весьма разнообразный социокультурный фон в военных кругах, благоприятно ориентированный на Тухачевского. Как бывший командир л.-г. Егерского полка и командир 1-й (Петровской) бригады 1-й пехотной гвардейской дивизии¹ генерал от инфантерии «по гвардейской пехоте», а также как один из наиболее авторитетных высших начальников старой армии, оставшихся в СССР и в РККА (наряду с А. Брусиловым), Зайончковский «стягивал» на себя бывших гвардейцев.

О. Зайончковская-Попова признавалась много позже, что «сообщала (в ОГПУ. — С.М.) о Тухачевском со слов моего отца (А. Зайончковского), моего двоюродного брата Н. Какурина, матери и сестры Ивана Александровича Троицкого, Де-Лазари, Александра Николаевича, братьев Готовских...»^{411 412 413}. Таким образом, в близких, приятельских отношениях с Тухачевским из лиц, группировавшихся вокруг генерала А. Зайончковского, находились, кроме Н. Какурина и И. Троицкого, братья Владимир и Александр Готовские. На личности старшего из братьев, Владимира Готовского, выше я уже задерживал внимание читателя, поэтому остановлюсь на характеристике младшего.

Александр Николаевич Готовский (1888 — после 1936) был не только близким другом семьи Зайончковского и Какурина, но и близким сослуживцем и соратником Тухачевского. После окончания Николаевского кавалерийского военного училища он был выпущен корнетом в л.-г. Кирасирский Ее Величества полк, в котором прослужил вплоть до 1914 г Л В полку он был сослуживцем другого в будущем близкого сотрудника Тухачевского — М.А. Баторского. Окончив в 1913 г. Академию Генерального штаба, А. Готовский накануне 1-й мировой войны был назначен обер-офицером при штабе 3-го армейского корпуса. Ватоть до конца 1917 г. он прослужил на различных штабных должностях. Оказавшись в РККА с лета 1918 г., А. Готовский ватоть до мая 1919 г. служат в штабах войск Петроградского военного округа. Затем с мая 1919 до января 1920 г. был сначала помощником начальника Высшей каватерийской школы в Петрограде (бывшее Николаевское кавалерийское училище ), а затем — начальником оперативного управления штаба Южного фронта.

Его боевое сотрудничество с Тухачевским и, естественно, личное знакомство начались с весны 1920 г. на Западном фронте. Сначата А. Готовский был начальником Смоленских кавалерийских курсов вплоть до января 1921 г. Затем переведенный в Тамбовскую губернию возглавил войска Борисоглебского уезда. С назначением Тухачевского командующим войсками Тамбовской губернии в мае 1921 г. А. Готовский, высоко ценимый новым командующим как кавалерийский начальник, был назначен начальником кавалерийского лагерного сбора Тамбовского района. После перевода Тухачевского в Военную академию РККА А. Гатовский возвратился в Петроград на должность начальника 2-й Петроградской кавалерийской школы. В этом качестве оставался до начала 1923 г. В конце мая 1923 г., по не совсем ясным причинам, был отстранен от должности и отправлен в распоряжение Штаба РККА, где находился до конца марта 1924 г. Последующая его военная карьера была малопримечательна. С марта 1924 и до 1930 г. он находился на преподавательской работе в Высшей пограничной школе ОГПУ¹, а в 30-е гг. служил в Управлении механизации и моторизации РККА при И. Хагепском². Во время присвоения персональных воинских званий осенью 1935 г. получил звание полковника.