Сталин и заговор Тухачевского
Шрифт:
1. Надо искоренить незаконные методы следствия.
2. Наказать виновных.
3. Дела о Ревисе и Маркевиче пересмотреть.
Ясно было, что точка не поставлена, что расследование дел следователей НКВД, словно бумеранг, может вновь возвратиться на прежнюю орбиту. Так и получилось в конце концов. В результате Ягода лишился всех постов и затем сел на скамью подсудимых, уличенный во множестве отвратительных преступлений, среди которых числилось и убийство Куйбышева. На процессе Бухарина и Рыкова в 1938 г. этот вопрос также рассматривался, и показания обвиняемых были более чем интересны.
Смерть Куйбышева поразила многих людей, близко знавших его, в том числе и его сестру, которая в последний раз видела
Не верилось, никак не верилось, что человек с таким богатырским здоровьем мог так внезапно, так неожиданно сгореть». (Там же, с. 41.)
Все поклонники Тухачевского представляют дело так, что Куйбышев умер «сам собой», «вполне естественно», «от чрезмерно напряженной и нервной работы». Какие доказательства? Никаких! Поэтому подобные утверждения и не внушают доверия. Фактом является другое, как видно уже из одного приводившегося эпизода: что Куйбышев слишком много знал о деятельности оппозиции в аппарате НКВД, по этой причине он был очень опасен, все время создавая угрозу множества провалов и полного разоблачения. Следовательно, его надлежало убрать! Что и сделали по заданию высоких шефов. В свете этого становятся понятными следующие факты:
1. Подсовывание Куйбышеву некоего «невинного лекарства», якобы для поддержания бодрости его нервной системы среди напряженной работы.
2. Странное поведение секретаря Куйбышева: когда тому стало плохо, он решил пойти домой (жил нарком в Кремле), секретарь не пошел проводить его, не вызвал с работы жену, не позвонил в амбулаторию, которая находилась в доме Куйбышева, этажом ниже, чтобы оттуда пришел дежурный врач или сестра для помощи, но поручил кому-то другому разыскать персонального врача Куйбышева, прикрепленного к нему Ягодой (!).
3. Позвонить, однако, одному из своих шефов, секретарю ВЦИКа Енукидзе, он не позабыл. Ему он тотчас сообщил, что Куйбышеву очень плохо и конец приближается. Тот бодро ответил: «Все в порядке, не зовите врача и держитесь молодцом».
Из последних сил Куйбышев позвонил жене Ольге Андреевне, та — в амбулаторию. Когда она вернулась домой, там уже хлопотали медики. Но все было бесполезно: Куйбышев уже не дышал.
Сестру Куйбышева тоже вызвали с работы, сказав ей по телефону: «Валериану очень плохо, приходи скорее!» Эти слова привели ее в ужас. «Я поняла, — вспоминала она позже, — что произошло что-то ужасное. Приходит на мысль недавняя трагическая гибель Кирова! Гоню эту мысль от себя, но все же она неотступно, все сильнее и сильнее точит мой мозг».
При вида мертвого брата она спрашивает именно о том, что кажется ей наиболее «естественным»: «Его убили?» Жена Куйбышева отвечает (со слов проф. Левина, врача Менжинского, Енукидзе и Куйбышева!): «Умер от разрыва сердца».
Вот в такой атмосфере Сталину приходилось жить и работать. Трудно при таких обстоятельствах пылать ко всем «братской любовью», трудно желать устроить общий «консенсус».
Акулов, следуя лучшим традициям партии, пользуясь поддержкой Крыленко, наркома юстиции СССР(1936-1938), яростно боролся за справедливость сначала с Ягодой, потом с Ежовым, с недобросовестными и бесчестными следователями, которые, по его наблюдениям, на 75% определяли судебный приговор своими материалами. Еще до убийства Кирова, 4 июля 1934 г. он в своей директиве прокурорам союзных республик писал: «По данным Прокуратуры СССР, за последнее время (!) наблюдаются частые случаи нарушения судьями и прокурорами во время судебного заседания элементарных процессуальных правил, обеспечивающих нормальный ход судебного следствия.
Судьи и прокуроры при допросах обвиняемых, свидетелей или экспертов проявляют
Грубому, недопустимо фамильярному отношению к допрашиваемым сопутствует, в большинстве случаев, и неряшливое, кустарное, упрощенное отношение к исследованию обстоятельств дела и ведению всего судебного следствия». (Блинов. Иван Акулов, с. 75.) А как ведут «исследование обстоятельств дела» Викторов и К°?!
В соответствии с предложениями Акулова, для переподготовки судей и прокуроров ЦИК и СНК СССР приняли важное постановление от 5 марта 1935 г. Это постановление предусматривало:
1) Создание Всесоюзной правовой академии при ЦИК СССР с двухгодичным сроком обучения.
2) Организацию Харьковского и Ташкентского правовых институтов.
3) Создание сети юридических школ и курсов.
И вот этой-то деятельности, направленной на резкое улучшение правосудия, «диктатор» Сталин и не думал препятствовать! Понятно, почему. Ведь эта деятельность находилась в полном соответствии с духом его собственного письма!
Так разрушаются те басни, которые распространяют современные «право»-троцкистские элементы!
— Но все-таки, — трагически вопрошают оппоненты, — применяли при Сталине «недозволенные методы»?! И с его согласия, даже по его указаниям?!
— В известном числе случаев, возможно, и применяли. Но никаких документов на этот счет нет. Бесспорных документов! Если бы они имелись, то противники Сталина уже тысячу раз бы их опубликовали! Если же никаких публикаций мы до сих пор не видели, то, значит, их нет!
— А как же знаменитая сталинская телеграмма?! Ее-то он разослал по всем ЦК национальных компартий?! Разве не обосновывал он в ней право НКВД на пытки, на самый ужасный произвол?!
— А с чего вы взяли, господа, что она сталинская? Под ней что, подлинная подпись его стоит? И где подлинник этой телеграммы?! Почему он до сих пор не опубликован фотографически?! Почему сама телеграмма до сих пор не предъявлена? Почему не рассказано самым подробным образом, кто ее отправлял, как и когда, какие пометки она имеет; кто персонально и при каких обстоятельствах принимал ее на местах и кому о ней лично докладывал, кто с ней знакомился на верхах национальных компартий, какие есть по этому поводу документы? Короче, какие есть доказательства тому, что сама эта «телеграмма» не подлог, который совершила всем известная клика, чтобы бросить тень на Сталина и взорвать партию?! Надо подробно разобрать все вопросы, связанные с существованием «телеграммы Сталина», опубликовать все необходимые документы! Без этого все обвинения ничего не стоят!
Нужно обладать редкой наглостью и бесстыдством, чтобы ссылаться на сомнительную «телеграмму Сталина»! Ведь отлично известно, каковы были принципы подбора документов на Нюрнбергском процессе, юридическая часть которого считается образцовой. Вот пример: разбирался вопрос о телеграмме Фишера Франку, содержавшую приказ Гитлера «сровнять Варшаву с землей». Что, довольствовались какой-то жалкой копией? О нет! Польский журналист, присутствовавший на этом процессе, в своей книге пишет:
«Так вот, оказывается, для включения этой телеграммы в число вещественных доказательств процесса, потребовалось еще шесть других документов. Вот они: