Сталин или русские. Русский вопрос в сталинском СССР

Рязанов Сергей

* * *

Здесь, пользуясь моментом, я хочу сделать отступление о слове «национализм», поскольку в книге оно встречается многократно и является одним из основных для нашей темы, при этом понимается в России очень по-разному.

В обиходе слово чаще всего обозначает ксенофобию, антипатию в адрес людей другой национальности. В интернетовских баталиях «красные» спорщики порой ссылаются на «определение Даля», где национализм трактуется как унижение и даже истребление других национальностей, но в действительности у Даля слово «национализм» отсутствует (не та эпоха).

В современном издании словаря Ожегова и Шведовой дается такое определение: «Идеология и политика, исходящая из идей национального превосходства и противопоставления своей нации другим». При этом в издании того же словаря 1972 года оно звучит иначе:

«1. Реакционная

буржуазная идеология и политика, направленная на разжигание национальной вражды под лозунгом защиты своих национальных интересов и национальной исключительности и практически служащая интересам эксплуататорских классов. 2. В порабощенных и зависимых странах – народное движение, направленное на борьбу за свою национальную независимость». В общем, национализм определяется авторами этого словаря в соответствии с текущими идеологическими установками, государственными либо их собственными. Обратим внимание: советский подход снова позволяет «порабощенным и зависимым» нациям то, чего не позволяет нациям-«поработителям».

А вот определение из «Иллюстрированного энциклопедического словаря» Бородулина 1998 года: «Идеология и политика в национальном вопросе, основа которых – трактовка нации как высшей ценности и формы общности. В 19–20 вв. национализм выступал как мощная объединяющая сила в борьбе за национальное освобождение в Европе, а затем в Африке, Азии и Латинской Америке. Национализм, сопровождаемый идеей национального превосходства и национальной исключительности, часто принимает крайние формы (шовинизм), сближается с расизмом и ведет к острым внутренним или межгосударственным конфликтам». Как видим, здесь разделяются национализм и идея национального превосходства. С другой стороны, они здесь не противопоставлены, и национализм рассматривается не только как освободительная идеология, но и как потенциально опасная. Можно провести аналогию с огнем или водой – они необходимы для жизни, но могут и погубить ее.

В современном российском обществе консенсуса вокруг слова «национализм» нет. Путин однажды назвал себя и Медведева «русскими националистами в хорошем смысле», а позднее сказал даже так: «Самый большой националист в России – это я». Но, как ни странно, это не мешает ему говорить о недопустимости национализма. Одним из любимых мыслителей Путина (по крайней мере, на публике) является белоэмигрант Иван Ильин – президент неоднократно цитировал его в посланиях к Федеральному собранию. Но слов Ильина о национализме Путин не цитировал, и не факт, что они ему известны.

Привожу их: «Национализм есть любовь к историческому облику и творческому акту своего народа во всем его своеобразии. Национализм есть вера в инстинктивную и духовную силу своего народа, вера в его духовное призвание. Национализм есть воля к тому, чтобы мой народ творчески и свободно цвел в Божием саду. Национализм есть созерцание своего народа перед лицом Божиим, созерцание его души, его недостатков, его талантов, его исторической проблематики, его опасностей и его соблазнов. Национализм есть система поступков, вытекающих из этой любви, из этой веры, из этой воли и из этого созерцания. Вот почему национальное чувство есть духовный огонь, ведущий человека к служению и жертвам, а народ – к духовному расцвету. Это есть некий восторг (любимое выражение Суворова!) [67] от созерцания своего народа в плане Божием и в дарах Его Благодати. Это есть благодарение Богу за эти дары; но в то же время и скорбь о своем народе и стыд за него, если он оказывается не на высоте этих даров. В национальном чувстве скрыт источник достоинства, которое Карамзин обозначил когда-то как «народную гордость»; и источник единения, которое спасло Россию во все трудные часы ее истории; и источник государственного правосознания, связующего «всех нас» в живое государственное единство» (статья «О русском национализме», 1950 г.).

67

Имеется в виду высказывание Суворова: «Помилуй Бог, мы – русские! Какой восторг!»

В советское время слово «национализм» употреблялось зачастую в негативном ключе и означало национальную антипатию. В негативном ключе употреблял его и Сталин. Но трудно подобрать другой термин для емкого обозначения той политики, которую он поощрял в нацреспубликах и к которой прибегнул впоследствии применительно к русскому народу. Если татары создают

Татарскую республику и вводят в школах татарский язык – это татарский национализм. Если башкиры поднимают вопрос о том, чтобы все территории с преобладанием башкир входили в состав их республики, – это башкирский национализм. Если казахи заботятся о количестве казахов в республиканской власти – это казахский национализм. Если русские возвращают в свои школы изучение своей национальной истории и упоминают в гимне СССР «Великую Русь» – это русский национализм. Можно искать и находить замены этому слову, но я не вижу такой необходимости, тем более что авторы, которых я цитирую, используют именно его – в нейтральном ключе.

И несколько слов о том, как соотносятся понятия «национализм» и «патриотизм». У А. Севастьянова, часто впадающего в крайности, я тем не менее встретил интересное замечание: «В отличие от исконных русских слов «Отечество», «Отчизна» (земля отцов – со всей исторической преемственностью боли, веры и подвига, со всей судьбой предков, рода русского, с русской кровью, а не только почвой), латинское слово «Patria» хотя имеет в точности то же содержание, но традиционно переводится у нас словом «Родина» (место рождения, территория; тут связь с родом-племенем разорвана). В этом контексте и слово «патриот» приобретает значение именно поклонника и защитника родины, территории, на которой родился. Принадлежность к народу, отношение к нему остаются за скобками» [68] (выделено у автора. – С. Р.).

68

Севастьянов А.Н. Время быть русским! Третья сила. Русский национализм на авансцене истории. М.: Эксмо, Яуза, 2004. С. 548.

И там же: «Политическая теория гражданского устройства предполагает две хорошо известные крайние точки зрения на проблему: «великодержавный патриотизм» и «безродный космополитизм». Ирония истории состоит в том, что в России эти крайности сошлись и породили уродливый гибрид: «безродный патриотизм» и «великодержавный космополитизм» (выделено у автора. – С. Р.) [69] .

69

Там же. С. 547.

В качестве синонима «национализма» часто используется слово «национал-патриотизм» (а крайний, чрезмерный национализм называется национал-шовинизмом или просто шовинизмом). В свою очередь, «безродный патриотизм» иногда обозначается как «государственный патриотизм» или «госпатриотизм», но широкого употребления этот термин пока не получил.

Зримая разница между государством и нацией: русские входили в состав Золотой Орды, но странно было бы ждать от них патриотизма в отношении этого государства. Равно как и чеченцы, будучи патриотами чеченского народа и чеченской земли по умолчанию, являются патриотами России постольку, поскольку Чечне от нее есть польза, – и было бы странно требовать от людей иного.

Глава 3

Народ-великан в стране Лилипутии

Серьезнейшее исследование сталинской национальной политики провел гарвардский профессор Терри Мартин, потратив уйму времени на российские архивы. Его диссертация вышла в виде книги-монографии «Империя «положительной деятельности». Нации и национализм в СССР, 1923–1939» в 2001 году, а через десять лет была переведена на русский язык.

Говоря о расхождении Ленина и Сталина в вопросе единого государства, когда Ленин отстаивал концепцию Советского Союза, а Сталин – концепцию Советской России, Мартин подчеркивает: «Сохраняя РСФСР, вместо того чтобы создать СССР, Сталин не собирался усиливать позиции русских, наоборот, он хотел их ослабить. Больше всего он боялся отдельной русской республики…» [70]

70

Мартин Т. Указ. соч. С. 545.