Сталин: как это было? Феномен XX века

Кузнечевский Владимир Дмитриевич

Главное же, к чему я стремился при этом, — понять мотивацию этих действий. Для меня важно — почему Сталин вел себя в той или иной ситуации именно так, как он себя вел, а не иначе. Какие цели он при этом перед собой ставил? И ставил ли вообще? Что из задуманного ему осуществить удалось, а что — нет?

Для абсолютного большинства авторов сталинианы, особенно зарубежных, остается фактом, что Сталин вел свою собственную войну против своего народа. Но была ли такая война? А если временами это и походило на войну с народом, то почему Сталин это делал?

При этом я полностью отдаю себе отчет в том, что нам, живущим всего-то лишь несколько десятков лет после смерти Сталина, ответить

на эти вопросы адекватно вряд ли удастся. Да и сам Сталин, как подлинная историческая личность, всей своей жизнью оставил нам больше вопросов, чем ответов на них.

Строго говоря, и я предпринял попытку всего лишь поставить вопросы:

Почему литература о Сталине через десятки лет после его смерти стала набирать силу и пользоваться все более широким спросом? Почему в XXI столетии в книжных магазинах не только Москвы, но и глубокой провинции России стали появляться стеллажи, на которых написано: «Книги о Сталине»? Почему возле этих книжных полок в Москве и Твери, Ярославле и Рязани, Пестово и Устюжне толчется молодежь?

И, наконец, главный вопрос, из разряда «проклятых», который не перестает мучить многих из нас: коли Сталин был, как иногда пишут отечественные публицисты, «проклятием России», тогда, выходит, наши отцы, матери и деды, да и многие из нас, прожили свою жизнь напрасно? Так ли это?

ГЛАВА 2.

НАРОД ТАЛАНТЛИВ, А «НОБЕЛЕВЦЕВ» МАЛО. ПОЧЕМУ?

«ОБРАЗОВАННЫЙ МУСОР» — ВРАГ СОЦИАЛИЗМА

По неофициальным подсчетам ЮНЕСКО, в XX веке каждое третье открытие в мире связано с Россией. Однако формального отражения в сфере международных научных наград и признаний эта ситуация не получила. Как представляется, причина такого положения кроется в родовой травме большевистской идеологии, базирующейся на идеологии марксизма, апологетически воспринятой Лениным и положенной в основу государственности Советской России.

И это при том, что за годы советской власти было создано совершенное и мощное наступательное и оборонительное вооружение в мире и промышленная база для его воспроизводства. Как теперь ясно, это стало возможным за счет колоссального напряжения сил оставшейся в Советской России после октябрьского переворота технической интеллигенции и массового трудового героизма народа. Но при этом представителей культурной и духовной интеллигенции руководители большевиков из России насильственно выбрасывали за границу, русских православных священнослужителей как основу и фундамент духовного развития русского народа просто физически уничтожали.

Откуда произошла эта человеконенавистническая линия на уничтожение мыслящего потенциала нации? Гадать не приходится — от «учения Маркса, которое всесильно, потому что оно верно» (Ленин). Критерием ценности человека в этом учении выступала не духовная и интеллектуальная составляющая, а низкопробная человеческая зависть определенной части общества, находящейся на нижних ступенях социальной лестницы, к чужому богатству и образованию.

Всякая революция низвергает старую власть, писал Маркс ^{3} . А второй основоположник «всесильного учения», Ф. Энгельс, уточнял: старая власть — это богатые, новая власть должна состоять из бедных. Поэтому социальная революция — это открытая «война бедных против богатых» ^{4} .

В 1960-х годах немецко-американский философ и социолог Герберт Маркузе довел эту идею до абсурда, когда провозгласил идею о революционной роли аутсайдеров (люмпены, преследуемые нацменьшинства

и т.п.). В те годы радикальные слои студенчества и интеллигенции стран Западной Европы, но прежде всего — в ФРГ и Франции, приняли идеи Маркузе на вооружение, за чем последовали левоэкстремистские выступления на Западе. Сегодня этой идеей пользуются организованные отряды международного терроризма. Так что и здесь ноги растут из марксизма.

В «Принципах коммунизма» (1847 г.), произведении, которое легло в основу «Манифеста Коммунистической партии» (1848 г.), Энгельс строго отчитывал «демократических социалистов» за то, что те выступают за «уничтожение нищеты и устранение бедствий нынешнего общества», в то время как бороться надо, учил он, «против богатых». Если вы этого еще не поняли, пенял им друг и идейный соратник Маркса, значит, вы являетесь «либо пролетариями, которые еще недостаточно уяснили себе условия освобождения своего класса, либо представителями мелкой буржуазии» ^{5} .

Трезвые головы в рабочем движении находились и тогда. И они вслух недоумевали: каким же образом бедные, прогнав богатых, которые в подавляющей своей части одновременно с этим являются еще и образованными и имеют опыт управления делами общества, смогут с ними справиться? Ведь ни соответствующего образования, ни опыта у них нет!

Энгельс сердился на непонятливых (О. Бёнигка, А. Бебеля, других) и отвечал: смогут, управляют же рабочие своими потребительскими товариществами «так же хорошо и гораздо более честно, чем буржуазные акционерные общества» ^{6} . Разнокачественность уровней управления (небольшим добровольным товариществом и государством) в расчет, конечно, не принималась.

До конца своей жизни основоположники марксизма убеждали своих последователей, что для того чтобы «строить» общество по сконструированным ими для рабочего класса чертежам, ни ума, ни специальных знаний и не надо. В их видении как-то вообще не сопрягались понятия «социализм» и «интеллигенция». Более того, к этой последней они всю жизнь испытывали стойкое недоверие, подозрение и даже презрение.

В переписке с упомянутыми выше руководителями немецкой социал-демократии в последние годы своей жизни Энгельс объяснял, что для строительства нового общества вполне достаточно просто классового инстинкта пролетариата.

Самое большое препятствие, считал он, заключается не в обобществлении крупного производства («здесь не будет совершенно никаких трудностей»), а в наличии «мелких крестьян и тех назойливых, сверхумных образованных, которые тем больше делают вид, что все знают, чем меньше они смыслят в данном деле». Именно «образованные», считал Энгельс, должны еще многому «учиться у рабочих», а не наоборот. Предлагал он и рецепты относительно того, как устранить указанное им препятствие.

Что касается техников, агрономов, инженеров, архитекторов, школьных учителей и т.п., без которых Коммунистической партии, когда она придет к власти, на первых порах не обойтись, то «на худой конец, — писал он, — мы можем купить их для себя». А если среди них все же окажутся предатели, что, конечно, будет наверняка, то они «будут наказаны как следует в назидание другим… и поймут, что в их же интересах не обкрадывать нас больше». Гуманитарная же интеллигенция, учил вождь, Коммунистической партии не просто не нужна, более того, вредна. «Мы прекрасно можем обойтись без остальных “образованных”, — писал он, — и, к примеру, нынешний сильный наплыв в партию литераторов и студентов сопряжен со всяческим вредом, если только не держать этих господ в должных рамках» ^{7} .