Сталин. История и личность

Такер Роберт

Хотя Ленин прямо и не выступал против подобной интерпретации, его собственная точка зрения была в корне иной. Тот роман, заголовок которого он заимствовал для своего революционного плана, можно было бы с полным правом считать драматическим изложением философии революции Лаврова, а Ленина — автора «Что делать?» — назвать марксистским Лавровым. Ибо и Ленин верил, что победа возможна только при наличии организованности, он тоже хотел создать партию борьбы за перемены, чье влияние будет распространяться концентрическими кругами от ядра из преданных делу, энергичных и просвещенных вождей — в данном случае вождей, овладевших марксистской теорией. И он считал социальные болезни великой, отсталой, бюрократической и плохо управлявшейся Российской империи источником физических страданий, которые позволили бы партии героев собрать под свои знамена массы сторонников. Несмотря на искреннюю и горячую приверженность марксизму, Ленин был настолько прототипом русского радикального интеллигента, настолько пропитан русскими революционными доктринами 60-х и 70-х годов, что его революционный план

имел поразительное структурное сходство с планом, предложенным в «Исторических записках». И подобно тому плану был принят некоторыми за непреложную истину.

Если вдуматься, манера аргументации Ленина должна была представляться Плеханову немарксистской. В плехановском мышлении не оставалось места для особой веры в способность социал-демократических Рахметовых творить чудеса в революционном деле и тем самым делать историю. Понятно, почему Плеханов обвинил Ленина в возрождении старой теории народников о героях и толпе. Единственное отличие состояло якобы в том, что революционные герои Ленина должны были вести не крестьянскую, а пролетарскую толпу. Запоздалую критику книги «Что делать?» Плеханов объяснил тем, что только после II съезда ему стало ясно, какое «огромное влияние» данная брошюра оказывает на практических работников партии и в какой степени это влияние есть следствие содержавшихся в ней ошибок. Плеханов заметил, что «Ленин написал для наших практиков катехизис, не теоретический, а практический, за это многие из них прониклись благоговейным уважением к нему и провозгласили социал-демократическим Солоном»¹⁷

Язвительный комментарий Плеханова стал невольным подтверждением силы ленинского труда, его удивительного воздействия на многих «практиков» движения. Особенно в период всеобщей деморализации нуждались они в том, что предложил Ленин: в практическом плане и программе, предназначенных для того, чтобы содействовать реализации революционных целей партии. Брошюра давала активистам движения четкую революционную перспективу, которой им так не хватало, и звала к революционной работе не только среди фабрично-заводских рабочих, но и во всех слоях населения, недовольных деспотическим государственным строем. Но самое важное то, что она вселяла в них веру в реальную возможность победы народа над царизмом. Вскоре это наглядно продемонстрировал 1905 г. Поэтому неудивительно, что брошюра Ленина вызвала восторженную реакцию у многих русских марксистов. В докладе организации «Искра» на II съезде говорилось, что, по свидетельству многих в России, они сделались сторонниками «Искры» после ознакомления с этой брошюрой. «Она давала нам — практическим работникам — то, в чем мы особенно нуждались», — рассказывал младший брат Мартова, который в то время был членом Харьковского комитета¹⁸. Валентинов, тогда член кружка молодых социал-демократов в Киеве, вспоминал, что вся группа с величайшим энтузиазмом приветствовала выход в свет труда «Что делать?», увидев в Ленине бесспорного кандидата на пост руководителя партии, которого следовало избрать на предстоящем II съезде. Валентинов также помнил, какой восприимчивой оказалась группа к ленинской мысли об индивидуальном революционном героизме¹⁹.

Хотя это и было чуждо духу исторического материализма, тем не менее ленинский призыв к богатырским усилиям революционных героев кружил головы молодым революционерам-марксистам, занятым нелегальной политической деятельностью в русской провинции в условиях, которые часто бывали отчаянными. К этим лицам принадлежал и будущий Сталин, тогда малоизвестный партийный функционер Закавказья. Он был одним из тех, кто стал читать Ленина как социал-демократического Солона. Сталин полностью принял взгляды Ленина и в 1904 г. в письме к товарищу, проживавшему в Лейпциге, грузинскому революционеру, признался, что считает его своим вождем. С презрением отмел он критику Плеханова в адрес работы «Что делать?». В ленинском сочинении его особенно привлекли учение о лидерстве и теоретический вывод о том, что миссия марксистской интеллигенции — возвысить пролетариат до сознания социалистического идеала, а не «разменивать этот идеал на мелочи или приспосабливать к стихийному движению»²⁰.

Принято считать, что большевизм как самостоятельное течение внутри русской социал-демократии возник в 1903 г. Но, как уже указывалось выше, его появление нельзя в полной мере объяснить лишь тем расколом, в результате которого он получил свое название. Изначальный импульс большевизму дала и, по существу, вдохнула в него жизнь вовсе не ссора на II съезде, а выход в свет труда «Что делать?». Еще до его появления Ленин уже являлся автором широкоизвестных сочинений и политическим деятелем, с которым считались в кругах русских марксистов. Но именно вдохновляющая сила брошюры, написанной в 1902 г., возвысила его в глазах многих, сделав центральной фигурой большевистского движения. Помимо сильнейшего воздействия идей Ленина на умы некоторых из его современников, все это свидетельствовало также о том, что на революционном горизонте России появилась харизматическая личность. Настоящий «ворон» наконец-то взлетел.

Лидер и движение

Харизматическую власть Макс Вебер противопоставляет «традиционной» и «рационально-правовой» и определяет ее как власть, которая отвергает все предшествовавшее и представляет собой «особую революционную силу». Она являет себя миру, провозглашая необходимость и возможность радикальных перемен. В классическом виде она проявляется

в позиции религиозного пророка, который говорит: «Это записано... а я вдохну это в вас словом...». По мнению Вебера, харизматическая власть тесно взаимосвязана с социальным движением, возникающим вне существующего государственного порядка и всегда каким-то образом против него направленным, т. е. радикальным движением религиозного, политического, культурного или какого-либо другого характера. Подобные движения обычно притягивают лиц, которые испытывают острый дистресс в той или иной форме (в социальной, экономической, психической или их сочетании) и которые готовы на все за обещание избавить от него. Человек, олицетворяющий это обещание, потому ли, что он выступает с проповедью необходимости радикальных перемен или же из-за его способности указать дорогу, ведущую к переменам, является потенциальным харизматическим лидером.

Преисполненный чувством собственного предназначения, такой человек выдвигает себя как наиболее подготовленного в лидеры движения за перемены. Его последователи, которые обычно являются и его учениками, охотно соглашаются с подобным лидерством, ибо видят в нем лицо, обладающее необычайными способностями и дарованиями. Факт «признания» особых качеств Вебер считает решающим для действенности харизмы²Причем имеется в виду вовсе не какая-то иррациональность лидера или его последователей, а только то, что его харизматическая власть имеет определенные мессианские свойства. Поэтому она вызывает ревностное и восторженное преклонение. Возникающая в подобных условиях сильная эмоциональная привязанность может найти свое выражение (еще при жизни лидера или после его смерти) в культе вождя. Таким образом, можно предположить, что стихийно возникающая на эмоциональной почве склонность последователей создавать вокруг вождя культ личности является одним из характерных признаков харизмы.

Харизматические движения получили широкое распространение в различных цивилизациях с античных времен и до наших дней. И хотя данный феномен не зависит ни от времени, ни от общественного строя, тем не менее в разные времена и у разных народов эти движения значительно отличались друг от друга по характеру особых свойств, которыми наделялись лидеры, а также по характеру узаконенного ритуала взаимоотношений между лидерами и их последователями. В религиозной среде, например, лидер может демонстрировать свою божественную силу, творя (или делая вид, что творит) чудеса. В условиях, где абсолютное почтение к носителям высшей власти является общепризнанным правилом поведения, последователи харизматического лидера всегда будут ему безоговорочно повиноваться, не допуская никаких отступлений от его взглядов по любому вопросу. А вот в непринужденной атмосфере современного радикального движения, которое пышно расцветает на ниве внутренних дискуссий и полемик, харизматическая власть лидера не исключает возражений со стороны последователей (особенно из числа занимающих более высокие посты) по поводу его той или иной точки зрения. Более того, может быть, именно необычайная убедительная сила рассуждений и доказательств, проявляемая лидером в спорах, является главным источником харизматического воздействия и одним из тех качеств, которое побуждает последователей избрать его вождем и подчиниться его власти. Как мы увидим, так было и с движением, у истоков которого стоял Ленин.

Харизматические вожди, вероятнее всего, появляются в периоды кризисов, когда страдания делают людей восприимчивыми к движениям за перемены и к идеям тех, кто их возглавляет. В новейшей истории Запада таким периодом была эпоха индустриальной революции, которая сорвала с насиженных мест большое число людей и породила массовую нищету промышленных центров. Появившиеся в первой половине XIX в. социалистические теории (включая марксизм) представляли собой проповеди радикальных перемен, обещавшие избавление от страданий. Фридрих Энгельс одним из первых указал на сходство данного исторического периода с тем временем, когда возникло христианство. Заметив, что христианство и современный социализм рабочего класса зародились как движения угнетенных, он писал: «И христианство и рабочий социализм проповедуют грядущее избавление от рабства и нищеты; христианство ищет этого избавления в посмертной потусторонней жизни на небе, социализм же — в этом мире, в переустройстве общества. И христианство и рабочий социализм подвергались преследованиям и гонениям, их последователей травили, к ним применяли исключительные законы... И вопреки всем преследованиям, а часто даже непосредственно благодаря им и христианство и социализм победоносно, неудержимо прокладывали себе путь»²².

Условия для харизматических тенденций были весьма благоприятными, и те не замедлили появиться. Исследуя историю европейского социализма второй половины XIX столетия, Роберт Мичелз обнаружил, что одна из его характерных черт — «присущий массам культ почитания». Основатели, а затем вожди социалистических движений представлялись последователям «светскими божествами». Так, например, когда Фердинанд Лассаль в 1864 г. посетил Рейланд, то жители устроили ему прием, «как божеству». И Маркса, и Лассаля посмертно причислили к лику «социалистических святых» тех движений, рождению которых они способствовали. В центральной Италии родители из социалистов охотно нарекли мальчиков именем Лассальо, а девочек — Марксина. Сицилийские сельскохозяйственные рабочие во время торжественных процессий несли рядом святой крест, красный флаг и плакаты с лозунгами, заимствованными из сочинений Маркса. Меняя протестантскую веру на социализм, индустриальные рабочие Саксонии заменяли в домашних алтарях портрет Мартина Лютера на портрет Августа Бебеля²³.