Сталин. История и личность

Такер Роберт

– .СИ »«*

Грузинсное дело

Под влиянием событий в Грузии конфликт между Лениным и Сталиным достиг своего апогея. В 1921 г. Орджоникидзе поссорился с влиятельной группой грузинских коммунистических лидеров из-за спорных вопросов, касавшихся государственной организации Закавказья. Объединение само по себе представлялось желательным уже по хозяйственным соображениям, но не было согласия относительно наиболее подходящей формы. Предложенный Сталиным и Орджоникидзе план предусматривал образование Закавказской федерации, в рамках которой Грузия, Азербайджан и Армения продолжали бы существовать в виде самостоятельных, но тесно взаимосвязанных республик. В результате возник бы государственный орган всего Закавказья, подчиненный Кавбюро, чей контроль над политической жизнью всего региона усилился бы. Позднее

Орджоникидзе совершенно недвусмысленно признал наличие подобных соображений, заявив на совещании закавказских партийных организаций: «Эту истину — о необходимости организации в Закавказье административно-политического центра — усвоил себе даже тупой русский царизм»²⁶.

На

пленуме, состоявшемся в Баку 3 ноября 1921 г., Кавбюро в присутствии секретаря ЦК Молотова решило приступить к реализации плана создания федерации. О принятом решении сообщили Политбюро, для которого это явилось полной неожиданностью, и оно запросило у Орджоникидзе дополнительную информацию по данному вопросу. Местные партийные круги также оказались захваченными врасплох, поскольку Кавбюро приняло решение без предварительного обсуждения с тремя закавказскими ЦК партии и в отсутствие Мдивани, одного из членов бюро. В последующем Кавбюро добилось согласия этих партийных органов, однако в Грузии пришлось преодолеть сильную оппозицию значительной группы коммунистических руководителей во главе с Мдивани, который объявил план создания федерации «преждевременным»²⁷

Испытывающие трудности в налаживании отношений со своим народом и стремившиеся сохранить хотя бы внешние атрибуты национальной независимости, грузинские коммунисты были обеспокоены скороспелой федерацией и не хотели быть свидетелями того, как Орджоникидзе усиливает свою власть. Их возмутила поспешная и высокомерная манера действий Кавбюро, и, желая притормозить образование федеративной структуры, они, вспыльчивые, как все грузины, разгорячились еще больше. На заседании президиума ЦК Грузии Мдивани 23 ноября заявил, что весь грузинский Центральный комитет, за исключением трех членов, считает Орджоникидзе «злым гением» Кавказа и полагает необходимым добиваться его отзыва. Через два дня Мдивани передал Сталину по телеграфу личное послание, в котором протестовал против существовавшей процедуры принятия решений, жаловался на то, что «Серго обвиняет грузинских коммунистов, главным образом меня, в шовинизме», и предлагал изменить персональный состав Кавбюро. Узнав о поступке Мдивани, Орджоникидзе и Орахелашвили вынудили ЦК компартии Грузии установить правило, запрещающее любому члену обращаться в вышестоящие партийные инстанции, если Центральному комитету не представлена копия послания. Такой оборот дела вызвал сильные нарекания со стороны московского ЦК, который предложил Орджоникидзе отменить новое правило и предостерег от введения какой бы то ни было цензуры. Все члены партии могли и в дальнейшем сообщать свою позицию по любому вопросу непосредственно в ЦК²⁸.

Как и следовало ожидать, обращение через голову Орджоникидзе к Сталину ни к чему путному не привело, ибо творцом курса, который проводил Орджоникидзе, являлся сам Сталин. Когда к концу ноября Кавбюро в ответ на требование Политбюро предоставить дополнительную информацию выслало в Москву относящиеся к делу документы, Сталин, изучив поступивший материал, составил проект резолюции Политбюро, который направил на одобрение Ленину. Текст письма Сталина никогда не публиковался (по свидетельству советских историков, его нет даже в Центральном партийном архиве), но, судя по ответу Ленина от 28 ноября 1921 г., Сталин согласился с планом создания федерации, обойдя, правда, предостережение относительно необходимости продвигаться постепенно и прилагать все силы, чтобы убедить местное население и партийцев на местах в преимуществах федерации. Двадцать третьего ноября Ленин получил телеграмму от Михаила Фрунзе, большевистского лидера и члена ЦК, совершавшего поездку по Кавказу, в которой говорилось о существующей среди грузинских коммунистов оппозиции планам федерирования и об их недовольстве тем, как эти планы навязываются. В записке Сталину, посланной через два дня, Ленин одобрил его проект постановления, но предложил сформулировать «чуточку иначе». В частности, в редакции Ленина говорилось о необходимости признать федерацию закавказских республик принципиально абсолютно правильной, «но в смысле немедленного практического осуществления преждевременной», т. е. требующей нескольких недель обсуждения, пропаганды и проведения снизу через Советы. Центральным Комитетам трех закавказских республик предлагалось поставить вопрос о федерации на обсуждение партии, рабочих и крестьянских масс, организовать агитацию за федерацию через съезд советов каждой республики, а в случае сильной оппозиции своевременно проинформировать Политбюро. В тот же день Сталин принял поправки Ленина, но предложил вместо слов «несколько недель» записать: «известный период времени». Он пояснил, что нескольких недель не хватит, чтобы вопрос о федерации решить в грузинских Советах, которые «только начинают строиться»²⁹. Проект резолюции Ленина с этой поправкой Политбюро одобрило на следующий день.

Но ни сопротивление грузинских коммунистов плану федерации, ни раздоры Орджоникидзе с их лидерами на этом не кончились. Незадолго до возвращения в Грузию в качестве наркома земледелия Махарадзе 6 декабря 1921 г. передал Ленину и ЦК докладную записку, в которой утверждал, что экономическое объединение Закавказья было проведено сверху без предварительной подготовки и «в порядке боевых приказов». Что же касается федерации, то это, по его мнению, представляло собой формальный акт политического объединения, точно так же навязанного сверху, который ничего не давал и означал «лишь создание на верхушке еще одного лишнего бюрократического аппарата, крайне непопулярного в глазах масс и совершенно изолированного от них»⁵⁰. Тринадцатого декабря Сванидзе направил личное письмо своему высокопоставленному родственнику следующего содержания:

«Дорогой Иосиф! В последнее время не было ни одного заседания ЦК, которое бы не начиналось и не кончалось бурными сценами между Серго и Буду... (Орджоникидзе) колотит нас тяжелой дубинкой авторитета Центра, к которому, кстати,

мы питаем не меньше уважения и доверия, чем товарищи из Кавбю-ро... Об одном прошу убедительно, примирить как-нибудь Серго и Буду, если это объективно возможно. Научи их относиться друг к другу с уважением. Р.5. Я бесконечно буду тебе благодарен, если ты вырвешь меня из этой атмосферы и дашь мне возможность работать в какой-нибудь иностранной миссии»⁵¹.

Просьба Сванидзе относительно работы за границей была удовлетворена (его назначили советским торговым представителем в Берлине), однако нет свидетельств того, что Сталин постарался примирить Орджоникидзе и Мдивани. Действуя по старой привычке за кулисами и предоставляя другим сражаться в открытую, он был главным действующим лицом конфликта.

К концу 1922 г. федерация все же стала реальностью. Но когда осенью того же года возник вопрос о Конституции, конфликт вспыхнул с новой силой. Мдивани и его друзья, недовольные сталинским планом «автономизации», весьма приободрились, обнаружив в беседах с Лениным, что он также против такого плана и за союз (по форме) равноправных советских республик. Мдивани встретился с Лениным 27 сентября, чтобы обсудить проблему выработки Конституции, а через два дня у Ленина состоялся разговор с тремя сторонниками Мдивани: М.С. Окуджавой, Л.Е. Думбадзе и К.М. Цинцадзе. В этой беседе Ленин поинтересовался: «Если “автономизация” плохо, а как “Союз”?». Обрадованные грузины ответили, что если маленькая Грузия и Российская Федерация вступят в СССР на равных, то этим они будут «козырять» перед массами⁵². Состоявшийся 5-6 октября 1922 г. пленум ЦК одобрил ленинский план образования СССР при условии, что и Российская Республика, и Закавказье войдут в него в качестве федераций. Хотя грузинская оппозиция, таким образом, получила лишь частичное удовлетворение, ее лидеров обрадовало, что в борьбе с теми, кого некоторые выступавшие на октябрьском пленуме клеймили «великодержавни-ками», у них есть такой мощный союзник, как Ленин. В этой связи один из грузин заявил: «Мы по Ленину, они за военный коммунизм»⁵⁵. «Они» относилось прежде всего к Сталину и Орджоникидзе.

Новый поворот дела настолько приободрил грузинских представителей, что, вернувшись домой, они снова подняли вопрос о федерации, предложив на пленуме Тифлисского комитета партии, чтобы Грузия вступила в СССР в качестве самостоятельной республики. Орджоникидзе был вне себя и на заседании, состоявшемся 20 октября или на следующий день, заявил: «Верхушка ЦК КП (б) Грузии является шовинистической гнилью, которую надо немедленно отбросить». Этой же ночью семь человек из числа присутствовавших, включая Маха-радзе, вызвали по прямому проводу Москву и продиктовали оказавшемуся на другом конце А. Енукидзе резкую жалобу на Орджоникидзе для передачи Ленину через Бухарина и Каменева (они явно не доверяли И.В. Сталину). На другой день грузинский ЦК девятью голосами против трех высказался за то, чтобы ходатайствовать о непосредственном вступлении Грузии в СССР. Однако Ленин, передав жалобу в Секретариат, т. е. по сути Сталину, направил грузинам телеграмму, в которой еще раз подтвердил решение октябрьского пленума и упрекнул за выпады против Орджоникидзе. Сталин же 22 октября телеграфировал Орджоникидзе: «Мы намерены покончить со склокой в Грузии и основательно наказать Грузинский ЦК Сообщи, кого мы должны еще перебросить из Грузии, кроме отозванных четырех. По моему мнению, надо взять решительную линию, изгнав из ЦК все и всякие пережитки национализма. Получил ли телеграмму Ленина, он взбешен и крайне недоволен грузинскими националами»⁵⁴. В этот момент Грузинский ЦК в полном составе подал в отставку. Несогласное большинство послало Ленину телеграмму, в которой извинялось за резкий язык первого своего послания, но снимало с себя всякую ответственность за конфликт. Тем временем Орджоникидзе, опираясь на мощную поддержку Сталина, приступил к чистке грузинской партии, удаляя оппозиционеров с государственных постов.

Но к этому моменту в высших партийных кругах Москвы поняли, что в Грузии сложилась ненормальная ситуация. Каменев и Бухарин предложили в Политбюро поручить ЦК создать комиссию по расследованию. Не будучи в состоянии возразить, Сталин сделал ловкий ход, заявив, что самым подходящим кандидатом на пост руководителя комиссия является Дзержинский, в то время поправлявший здоровье на берегу Черного моря в Сухуми. Енукидзе, которого Ленин прочил на эту роль, предусмотрительно отказался. В итоге Секретариат назначил Дзержинского председателем, а В.С. Мицкявичуса-Капсукаса и Л.Н. Сосновского — членами комиссии. Ленина, помнившего отрицательное отношение Дзержинского в прошлом к лозунгу национального самоопределения, состав комиссии не обрадовал, и при голосовании, проведенном среди членов Политбюро по телефону, он воздержался. Сталин, Каменев, Калинин и Зиновьев поддержали предложение, а Троцкий заявил-. «Не возражаю». Только что вернувшийся из зарубежной поездки Мдивани высказался против такого состава комиссии, особенно против Сосновского. Сталин пошел навстречу и заменил Сосновского одним из своих сторонников — украинцем Мануильским⁵⁵. «г, ЮЦ.-.И л. ...

Не очень веря в объективность комиссии, Ленин попросил своего заместителя в совнаркоме Рыкова отправиться в Тифлис и провести независимое расследование. В конце ноября 1922 г., перед началом работы комиссии Дзержинского, на тифлисской квартире Орджоникидзе произошел крайне неприятный инцидент. Рыков беседовал с неким А.А. Кобахидзе, единомышленником Мдивани. Когда Орджоникидзе вмешался в разговор, Кобахидзе упрекнул его в том, что он имеет собственного белого коня, и затем допустил оскорбительное выражение, за что пришедший в ярость Орджоникидзе ударил Кобахидзе по лицу³⁶. В опубликованных после смерти Сталина мемуарах Анастас Микоян пояснил, что белого коня Орджоникидзе подарили горцы, когда тот вернулся на Кавказ. Приняв подарок (к чему обязывал кавказский обычай), Орджоникидзе передал коня в конюшню Реввоенсовета и выезжал на нем только во время парадов в Тифлисе. Кобахидзе же несправедливо обвинил его чуть ли не в коррупции³⁷