Сталин. Ледяной трон
Шрифт:
Потом Гитлер, воссоединяя братские германский и австрийский народы, присоединил к рейху независимую допрежь Австрию. По-немецки это называлось красиво – «аншлюс». Англия с Францией одобрительно промолчали. Гитлер уже понимал, что их можно гнуть через колено…
И потребовал от Чехословакии передать ему Судетскую область – изрядный кусок страны с могучими укреплениями и прочим добром. Англия и Франция, вызвав чехословацких руководителей в Мюнхен, принялись выкручивать им руки, объясняя, что воевать с милейшим человеком Гитлером ни за что не станут, а потому панове чехи обязаны немецкий ультиматум принять. Чехам пришлось капитулировать. Английский премьер-министр Чемберлен, вернувшись из Мюнхена в Лондон, громогласно заявил, придурок, встречающим: «Я привез мир для целого поколения!» Того самого поколения, которому совсем скоро пришлось шесть лет бить вшей в окопах.
Французы тем временем увлеченно разрабатывали план войны против Советского Союза – авиация в союзе с английской громит бакинские нефтепромыслы, танки и пехота вторгаются с территории Турции и Финляндии.
Захватив Францию, немцы быстренько отыскали целый чемодан этих планов – и немедленно их опубликовали, цинично посмеиваясь в кулак. Для Франции, как в том анекдоте, получилось как-то неудобно…
Ну, а потом Англия и Франция преспокойно оставили Польшу один на один с вермахтом. А когда одному из высокопоставленных британских деятелей генералы предложили малость побомбить германские леса и заводы, тот, выпучив глаза, словно кот, который гадит на солому (по выражению бравого солдата Швейка), воскликнул прямо-таки в ужасе: «Господа, вы мне предлагаете уничтожать чужую частную собственность?!» Ручаться можно, его даже в дурдом не отправили: ни тогда, ни потом, когда немецкая авиация спалила в Англии чертову уйму частной собственности и поубивала массу народу…
А когда СССР предложил Англии и Франции заключить реальный союзный договор, они прислали в Москву каких-то старых пердунов, военных пенсионеров, которые не имели права ничего подписывать.
Вот и пришлось Сталину заключать с Германией договор о ненападении…
6. Самая короткая ночь, самый длинный день…
Вопреки распространенному убеждению, советские генералы отнюдь не были тупыми солдафонами. Порой они отличались прямо-таки изощренной фантазией и раскованностью ума. Взять хотя бы случившуюся еще до Большого Террора историю, когда знаменитый комкор Кутяков предложил Сталину гениальный, с его точки зрения, план ликвидации белой эмиграции (1933 г.). Пройти мимо этой истории никак нельзя (очень уж наглядно иллюстрирует умственные способности «гениальных жертв сталинизма»), а потому, не размениваясь на собственные комментарии и оценки, попросту приведу оба документа, письмо Кутякова и ответ Сталина, благо они короткие, но любопытнейшие.
Вдохновенно пишет Кутяков:
«Дорогой тов. Сталин!
Не моего ума дело, но эта мысль меня беспокоит много времени. Я считаю, что белогвардейцев, живущих заграницей, нужно всех амнистировать.
Мы теперь настолько сильны, что нам их бояться нечего.
Разрешите им жить в Дальне-Восточном крае.
Этим мероприятием, мне кажется, мы достигнем:
1) Дезорганизуем все белое движение, которое стремится с оружием в руках завоевать себе отечество, т. е. возвратиться в Россию. 2) Оставим всех генералов и вождей без солдат. 3) Заселим Дальне-Восточный край. 4) Заставим – да они сами с охотой, чтобы искупить прошлые преступления, будут зверски драться с японцами. 5) Нам легче и дешевле обойдется их перевоспитать в советском и колхозном духе – в Сибири, чем во время войны драться с ними.
В общем, если бы нам удалось молодых здоровых 100 тысяч перетянуть в Сибирь, этим самым мы окончательно убили бы всякое желание остальных мечтать с оружием в руках завоевывать себе Родину, т. к. без оружия мы даем им право честно трудиться и жить в Сов. России.
Кроме того, японцам это было бы неприятно.
Конечно, тогда нужно организовать в Сибири сильное Г.П.У.
Хорошо было бы это провести XVII съездом партии.
Тов. Сталин, Вы любимый и мудрый вождь нашей партии. Может быть я написал глупость. Прости, что беспокою».
Ответ Сталина:
«И все же я не согласен с Вами, что „белогвардейцев, живущих за границей, нужно все же амнистировать“. Единой и сплошной белогвардейско-эмигрантской массы нет в природе. Милюков, Струве, Керенский, Дан, Гучков, Рябушинский и тому подобное – тоже белогвардейцы. Вы, кончено, согласны, что их не стоит амнистировать. Генералов, вождей всяких и руководящих людей из офицеров, как правильно говорите, тоже, конечно, не следует амнистировать. Не стоит также амнистировать белогвардейцев, несущих службу в полиции, охранки, контрразведки, диверсии
Вот Вам картина.
Остается рядовая и средняя масса эмигрантов, боровшаяся в свое время против нас в армиях Деникина, Врангеля, Краснова, а ныне работой добывающая себе кусок хлеба во Франции – в городах, в Балканских странах и Бразилии – на полях. Часть этих людей (не все!) не прочь бы, пожалуй, вернуться в СССР. Но они уже не вояки, они воевать не хотят, и если вернутся в СССР, то не для того, чтобы проливать кровь на Дальнем Востоке. Конечно, все бывает на свете, и вполне возможно, что часть из этой группы охотно поедет на Дальвост. Я знаю, например, что в Синьцзяне имеется 2000 белогвардейцев, которые ведут себя не плохо и которых мы, вполне возможно, амнистируем не в далеком будущем – все равно – согласятся они пойти на Дальвост или нет. Но такие вещи надо делать не через трибуну XVII съезда партии, в порядке амнифестации, а без шума, в порядке тщательного отбора и кропотливой работы по проверке людей. Предлагаемая Вами манифестация (XVII съезд партии и пр.) нецелесообразна и опасна. Во-первых, овчинка не стоит выделки (соберем 5–10 тысяч людей, а это – мелочь). Во-вторых, такая манифестация может быть понята, как призыв Соввласти к белым придти на помощь, т. е. проявление слабости, что нежелательно для нас. В-третьих, могут подумать, что мы твердо решили воевать с японцами и открыто собираем для этого армию, несмотря ни на что, несмотря на то, что не исчерпаны еще все средства мирного разрешения конфликта, несмотря на то, что японцы, быть может, пошли бы под конец на уступки. Выходит, что мы выглядели бы, как зачинщики войны – не японцы, а мы! Понятно, что нельзя нам лезть в эту штуку, которая, как видите, очень похожа на ловушку…»
Читателю предоставляется самому оценить уровень интеллекта двух дискутирующих сторон.
Я лишь добавлю от себя, что Кутяков не унялся. Ему определенно хотелось быть не просто военным, а мыслителем. С идеей амнистии белогвардейцев он еще несколько лет носился, как дурень с писаной торбой, выдвигая столь же авантюрные прожекты, сочинял брошюрки касаемо советско-польской войны. Его «теоретические» поползновения встречали без всякого энтузиазма – да вдобавок прежестоко обидели, не назначив командующим тем округом, который он желал возглавлять. И рассердился товарищ Кутяков, видный мыслитель, и пошел к Тухачевскому в известное предприятие. Ну, шлепнули…
Но особенно пышным цветом фантазия иных генералов расцвела после XX съезда, когда, получив недвусмысленную отмашку от Хрущева, лампасники принялись сочинять всевозможные небылицы о покойном Верховном Главнокомандующем. Тон задавал чурбан номер один Советской Армии Георгий Жуков, а вслед за «сказками дедушки Жоры» и чины поменьше вносили свой вклад в дурную легенду. Сталин, по их уверениям, руководил военными операциями по глобусу, в армейских делах не разбирался вовсе. А главное, стал единственным виновником разгрома Красной Армии в июне сорок первого – поскольку парализовал всякую деятельность высших командиров тем, что строго-настрого запретил ориентировать войска на оборону и приводить их в боевую готовность. По-настоящему талантливые полководцы, вроде Рокоссовского, от этого баснотворчества брезгливо уклонялись, а вот бездарную мелкоту несло…
Давайте посмотрим, как обстояло дела в июне сорок первого – согласно не басням, а точным и подробным свидетельствам.
То, что Сталин, согласно укоренившемуся давно и прочно мифу, запугал своих генералов настолько, что они оцепенели, будто кролик перед удавом, и боялись отдать войскам приказ хотя бы поглядывать по сторонам, истине нисколько не соответствует. В действительности все происходило как раз наоборот.
Вот, скажем, нарком Военно-морского флота Кузнецов. Отчего-то грозные сталинские приказы о полнейшей неподвижности до него, полное впечатление, не дошли – и он задолго до рокового часа как раз и приказал своим морякам бдить недреманно и быть готовым к любым поганым сюрпризам. И, как только в три часа утра самого длинного дня года немецкие самолеты пересекли советские границы, уже парой минут позже дружно загрохотала вся зенитная артиллерия Балтийского и Черноморского флотов.