Сталин

Волкогонов Дмитрий Антонович

Все мои братья – коммунисты, четверо командиры РККА. Сын 17 лет комсомолец. Мать и сестры с двенадцатью детьми в колхозе «Путь социализма» в Орловской области. Дядя повешен в 1905 г. за восстание на флоте, отец убит кулаками. Сам я московский рабочий. Участвовал в войне в Китае. Имею ранения. Награжден: орденом Ленина, тремя орденами «Красное Знамя», орденом Трудового Красного Знамени… Прошу Вас скорее прекратить мои переживания и муки.

Всегда Ваш Ефремов Михаил ».

Это письмо, как и тысячи других, осталось без ответа. Правда, Букштыновичу, Красовскому и Ефремову тогда повезло. Они уцелели. Но не благодаря Ворошилову. Машину репрессий ни он, никто другой не хотел тормозить и сдерживать. Более того,

отвечая на запросы с мест, Ворошилов лаконично и безжалостно санкционировал аресты, наказания, расстрелы. Вот текст нескольких телеграмм из множества подобных (в 1937 и 1938 гг.).

«Хабаровск. Блюхеру. На номер 88. Судить.

К. Ворошилов »

«Свердловск. Горбачеву. На номер 39. Разрешаю арест.

К. Ворошилов »

«Полярное. Командующему Северной Полярной флотилии. На номер 212. Судить и наказать как подобает.

Ворошилов »

«Свердловск. Гайлиту. Найти, арестовать и строжайше судить.

Ворошилов »

«Ленинград. Дыбенко. Магеру. На номер 16758. Разрешаю арестовать и судить.

Ворошилов »

«Тбилиси. Куйбышеву. Апсе. На номер 344. Судить и расстрелять.

Ворошилов ».

Как пишет Гай Светоний в своей книге «О грамматиках и риторах», Гай Альбуций из Новарии прославился тем, что самозабвенно защищал несправедливо обвиненных в убийстве. Один раз, защищая обвиняемого, он в присутствии Пизона «разгорячился до того, что стал оплакивать участь Италии…». Ворошилову до Альбуция было далеко: он не только не защищал невиновных, но и фактически был активным участником массовых репрессий.

В апреле – мае 1937 года он направил Сталину одну за другой ряд записок такого содержания:

«Политбюро ЦК ВКП(б)

тов. Сталину.

Прошу исключить из состава Военного Совета при Народном Комиссаре обороны СССР:

Тухачевского М.Н.

Эйдемана Р.П.

Лонгва Р.В.

Ефимова Н.А.

Аппога Э.Ф.

как исключенных из рядов РККА.

25 мая 1937 г.

К. Ворошилов ».

Расписавшись, Ворошилов слово «исключенных» зачеркнул и заменил словом «уволенных». Хотя он-то хорошо знал, куда всех их собираются «уволить». В последующие дни он направил Сталину такие же записки, но с другими именами; Горбачева, Казанского, Корка, Кутякова, Фельдмана, Лапина, Якира, Уборевича, Германовича, Сангурского, Ошлея, других… Наркома, видимо, не волновало, что практически весь Военный Совет при Народном Комиссаре обороны СССР оказался «шпионским», «фашистским», «троцкистско-бухаринским»… Главное – не перечить, соглашаться, «поддерживать линию товарища Сталина». Таким был еще один из «тройки» ближайшего окружения Сталина. Правда, его, в отличие от других, тень «вождя» укрывала не полностью. Его жизнь больше, чем других, была на виду у народа. Однако на самостоятельности суждений и поступков это никак не сказалось.

Соратники оказались под стать «вождю». Конечно, они, и особенно Берия, несут ответственность за все извращения и преступления, которые совершил Сталин. Но эту ответственность должны разделить и те, кто просто поддакивал, соглашался, голосовал, восхищался «мудрыми решениями» Сталина. Степень вины их различна. История рассудит, кто больше, а кто меньше виновен. А.А. Андреев, А.А. Жданов, М.И. Калинин, А.И. Микоян, Г.А. Маленков, Н.С. Хрущев, некоторые другие деятели из высшего партийного и государственного руководства фактически не пытались ограничить единовластие диктатора.

Я коснулся не всего, а лишь ближайшего окружения Сталина. О некоторых других лицах, исполнявших волю «вождя», читатель узнает из других глав. А теперь – еще об одном человеке, призрак которого часто посещал Сталина.

Призрак Троцкого

Конечно, этим призраком был Троцкий. Сталин его ненавидел больше, чем тогда, когда он

был рядом. Проклинал ту минуту, когда согласился с предложением о его высылке из страны. Он не хотел даже себе признаваться в том, что боялся Троцкого тогда. Но Сталин опасался этого призрака и теперь. И от чувства, что он никак не может решить «проблему» Лейбы Давидовича, как он раньше мысленно обращался к Троцкому, злоба закипала в нем еще больше. Однажды Сталин не удержался и почти публично сказал об этом.

В беседе с Эмилем Людвигом, о которой я уже упоминал ранее, Сталин, говоря об авторитетах, вдруг заявил:

– Троцкий тоже пользовался большим авторитетом… И что же? Как только он отошел от рабочих, его забыли.

– Совсем забыли? – переспросил Людвиг.

– Вспоминают иногда – со злобой.

– Все со злобой?

– Что касается наших рабочих, то они вспоминают о Троцком со злобой, с раздражением, с ненавистью.

Сталин был неискренен: возможно, и многие рабочие вспоминали Троцкого недобрым словом, но прежде всего вспоминал его он сам. Вспоминал «со злобой, с раздражением, с ненавистью». Так он вспоминал «одного из выдающихся вождей» в силу ряда обстоятельств. Когда Сталин слушал Молотова, Кагановича, Хрущева, Жданова, ему нередко приходила мысль: насколько умнее, выше этих функционеров был Троцкий! На целый порядок! Он мысленно перебирал других своих соратников и в растерянности убеждался – ни по уровню мышления, ни по организаторской хватке, ни по ораторскому таланту, ни по мастерству публициста они не могли сравниться с Tpоцким. Но он был умнее и талантливее и его, Сталина. И хотя Сталин отгонял от себя эту мысль, в душе порой не мог не согласиться с этим. «Как я мог выпустить такого врага», – едва не стонал Сталин. Однажды он признался в ближайшем кругу, что это была одна из самых крупных ошибок в его жизни.

Другая причина, постоянно подогревавшая его ненависть к Троцкому, заключалась в том (в этом он не мог признаться даже самому себе), что он часто следовал в своей практике рецептам изгнанного врага. Генсек помнил, что, когда шла борьба вокруг нэпа, Троцкий однажды заявил на Политбюро: «Рабочий класс может приблизиться к социализму лишь через великие жертвы, напрягая все свои силы, отдавая свою кровь и нервы». Эту же мысль он провел затем в октябре 1922 года на комсомольском съезде. Поверженный соперник не уставал тогда повторять, что без «рабочих армий», «милитаризации труда», «полного самоограничения» революция рискует никогда не вырваться из «царства необходимости в царство свободы». Почти весь XV том сочинений Троцкого посвящен «милитаризации труда». Выступая 12 января 1920 года на заседании коммунистической фракции ВЦСПС, Троцкий призывал на особо важные объекты посылать «ударные батальоны, чтобы они повысили производительность личным примером и репрессиями». Необходимы «принудительные меры, необходимо установить военное положение в… ударных областях. Нужно применить там трудовую повинность с военными методами…». В этих выкладках – классическая азбука казарменного коммунизма, одним из певцов которого в начале 20-х годов был Троцкий. Полностью от этих идей он не отойдет никогда.

Сталину всегда импонировала идея так поставить дело, чтобы люди были готовы добровольно «отдавать свою кровь и нервы». Троцкий в изгнании (с Принцевых островов, из Франции и Норвегии) не раз писал об «эпигонстве» Сталина, подразумевая, видимо, не только его компиляторские склонности, но и заимствования в социальной методологии.

Но главное, почему Сталина постоянно страшил призрак Троцкого, заключалось в другом: тот создал свою политическую организацию – IV Интернационал и при первой возможности ставил на одну доску его и Гитлера. Это было невыносимо. Вечный призрак мстил за поражение так больно, как не мог бы придумать и сам Сталин. Нередко ему казалось, что их борьба, которая как будто закончилась в ночь на 10 февраля 1929 года, когда пароход «Ильич» незаметно покинул одесскую гавань с Троцким на борту, в действительности еще только начинается.