Сталинградский рубеж
Шрифт:
Ему выпало, числясь заместителем командарма при фактическом отсутствии такового, завершать боевую подготовку резервной армии - будущей 64-й, развертывать ее в июле в донских степях перед идущим напролом врагом, с ходу вводить в тяжелые сражения. Чуйков действовал смело, решительно и в то же время расчетливо.
В первых числах августа, когда 64-й армией уже командовал генерал М. С. Шумилов, ее левый фланг оказался открытым в результате прорыва фронта соседней 51-й армии. Положение создалось близкое к катастрофическому: в образовавшиеся "ворота" рванулась - из района Цимлянской через Котельниково - в тылы Сталинградского фронта (тогда еще не разделенного
В сложнейшей обстановке, без надежной связи, самостоятельно ведя разведку и постепенно наращивая свои очень скромные поначалу силы за счет разыскиваемых в степи остатков отходящих частей, он успел вовремя организовать на Аксае крепкую оборону. И притом - весьма активную. Такую, при которой контратаки не раз переходили в преследование дрогнувшего врага.
– Там мы не только устояли перед натиском противника, но и основательно побили его, - вспоминал потом Василий Иванович. - И отраднее всего было убеждаться, что войска, собранные при отступлении, не потеряли боевого духа, дерутся хорошо, в атаки ходят дружно...
Остановив гитлеровцев на Аксае, группа Чуйкова обеспечила другим соединениям 64-й армии возможность закрепиться на новых рубежах. А фашистскому генералу Готу пришлось подтягивать резервы, просить поддержки у Паулюса, искать для дальнейшего наступления иное направление, где ему тем временем также был подготовлен сильный отпор. Неприятельский замысел охватить большими клещами Сталинградский фронт и концентрическими ударами овладеть городом - срывался.
Тогда, в первой половине августа, я был еще на Кавказе. Да и потом, находясь в 62-й армии, лишь постепенно узнавал подробности, относящиеся к начальному периоду Сталинградской битвы, связанные с обстановкой на других ее участках. То, что рассказывал Чуйков, существенно дополняло мои представления о развитии событий на юго-западе, в полосе нашего левого соседа. В то же время в этих его рассказах, что было не менее интересно, раскрывалась натура самого Василия Ивановича - человека с горячим сердцем и железной волей, военачальника, мыслящего широко и смело, чуждого в своих решениях и действиях каких-либо шаблонов, неустанно стремящегося понять, как вернее одолеть врага в данных конкретных условиях. Надо ли объяснять, сколь важны были такие качества командующего в Сталинграде?
Разумеется, для разговоров о давнем или недавнем прошлом, обо всем, что непосредственно не касалось сегодняшних и завтрашних боевых задач, время у нас появилось лишь позже. Сначала было не до этого.
Командарм привез принятое одновременно с его назначением решение Военного совета фронта: оборону Сталинграда возложить на 62-ю армию.
Казалось бы, оно не содержало ничего нового и просто констатировало очевидную реальность: какой же армии оборонять город, как не той, в полосе которой он находится, за исключением южных предместий? И тем более что с соседями эта армия разобщена на обоих флангах.
Но смысл решения, как мы понимали, состоял в том, чтобы подчеркнуть нашу общую - от генерала до солдата - ответственность за Сталинград.
В штабе фронта Чуйкова, конечно, информировали о состоянии 62-й армии, но за недостатком времени, вероятно, не особенно детально. Зная, что положение тяжелое, он - этого мы с Гуровым не могли не почувствовать, видимо, все-таки рассчитывал застать армию не до такой степени ослабленной, как было
Вспоминая свое знакомство с армией, Василий Иванович потом писал: "Одна танковая бригада имела только один танк, две другие были совсем без танков..."
Некоторые соединения, не исключенные еще из списков армии, уже переставали упоминаться в сводках. У полковника Казарцева от его славной 87-й стрелковой остался, по существу, один штадив, который подлежал отправке за Волгу - формировать дивизию заново.
А в вечернем донесении из 35-й гвардейской дивизии, поступившем вскоре после прибытия генерала Чуйкова на Мамаев курган, говорилось: "Отразив неоднократные атаки пехоты с танками и бронемашинами, дивизия удерживает прежние позиции, имея в своем составе 150 бойцов и командиров..."
Не дожидаясь вопроса, как все-таки может дивизия держаться, я доложил командующему, что на нее работают два гвардейских минометных полка и один гаубичный и что ей приданы также группа танков и бронебойщики из бригады Ильина.
Командарм приказал соединить его с командиром дивизии и осведомился, не тот ли это Дубянский, которого он знал по Белорусскому округу. Оказалось, тот самый, и Чуйков этому обрадовался. Однако когда комдив вслед за тем попросил пополнения, старое знакомство не помогло.
– Пополнения пока не будет, - отрезал Чуйков. - Когда получу, подброшу. А пока - стоять насмерть!..
Составом армейского резерва командующий поинтересовался еще в первые минуты нашей беседы. Услышав, что резерв исчерпывается сводным полком 399-й стрелковой дивизии полковника Н. Г. Травникова (все, что от нее осталось), покачал курчавой головой и, морщась, словно от зубной боли, сказал: "Негусто!"
Беднее действительно было некуда: на армию - один резервный полк, притом далеко не штатной численности.
А ведь и второй эшелон мы имели только на наиболее напряженных участках, да и там - неплотный. Несколько дней назад, когда еще весь городской оборонительный обвод представлял собою запасной рубеж в ближнем тылу, было решено занять его частями 10-й дивизии НКВД, о чем я упоминал. Но полностью осуществить это так и не удалось. Два из пяти полков дивизии по-прежнему находились на переднем крае. Заменить их там было нечем.
Дивизия полковника Сараева, влившаяся в 62-ю армию в порядке оперативного подчинения, тогда еще не очень поредела. Близкий к штатному состав сохраняли также бригады Горохова и Болвинова. Почти все остальные стрелковые соединения и части, как и танковые (с артиллерийскими дело обстояло лучше), перестали быть тем, чем именовались, и при других обстоятельствах были бы давно отведены на переформирование. Как констатировалось потом в одном авторитетном историческом труде, армия к тому времени фактически не имела настоящего пехотного ядра.
Разумеется, читатель мог, суммируя приводившиеся мною данные, и сам сделать такой вывод. Но я говорю об этом прямо, чтобы дать еще более ясное представление о том, что застал на правом берегу Волги новый командарм. Положение его было не из тех, каким можно позавидовать.
Армии, находящейся в таком состоянии и прижатой к сталинградским окраинам, непосредственно противостояли, не считая сосредоточенных за ними резервов, по меньшей мере одиннадцать фашистских дивизий, обеспеченных крупными средствами усиления, поддерживаемых многочисленной, господствующей в воздухе авиацией.