Сталинградский рубеж
Шрифт:
Я обратил внимание командующего на одну особенность сегодняшних действий противника: используя, по-видимому, всю мощь сосредоточенной под Сталинградом артиллерии и, вероятно, почти всю свою авиацию, он, насколько мы могли установить, ввел пока в наступление не более половины пехотных и танковых дивизий, которые имел перед фронтом нашей армии в первом эшелоне.
А раз так, то происходящее еще не было решительным штурмом города, хотя поначалу и походило на таковой. Но действия неприятельской артиллерии и авиации надо было считать уже непосредственной подготовкой к штурму, дополнявшейся широкой разведкой боем - очевидно, с расчетом
Излагая эти соображения, я не видел в них причины для отказа от намеченной контратаки. Наоборот - был убежден, что лишь предельная боевая активность, на какую только способна армия, может сорвать планы врага. Так же смотрел на это Кузьма Акимович Гуров.
Непоколебимым в своей решимости действовать активно оставался командарм.
– Все равно будем контратаковать, - твердо сказал он. - А что наши возможности крайне ограниченны, это ведь и немцам известно. И потому, думаю, никаких атак они от нас сейчас не ждут. "Удивить - значит победить" - так, кажется, говорил Суворов. Пусть настоящей победы у нас завтра и не получится, но что-то фашистам сорвем, в чем-то их запутаем, выиграем время...
Словом, у всех нас троих - командующего, члена Военного совета и начальника штаба - существовало полнейшее единомыслие насчет того, что следует придерживаться самой активной тактики. Не мыслило дела иначе и командование фронта. Еще до исхода дня, получив первые сведения о продвижении противника, оно потребовало от нас подготовить на завтра контрудар и выбить гитлеровцев из тех районов, где они вклинились в пашу оборону. Как нам сообщили, контратаки с аналогичными целями готовились также на правом фланге соседней 64-й армии.
Фронт обещал нам усиленную огневую поддержку - тяжелой артиллерией, стоявшей за Волгой, а также гвардейскими минометными полками и артиллерией речной флотилии. Как раз к этому времени была сформирована фронтовая группа артиллерии дальнего действия (на первых порах - в составе шести артиллерийских и минометных полков), и, таким образом, управление наиболее мощными огневыми средствами сосредоточилось в руках начальника артиллерии фронта генерал-майора артиллерии В. Н. Матвеева. Это позволяло использовать их наиболее эффективно, применять широкий маневр огнем, массировать его на решающих участках.
Под разрывы бомб и снарядов, от которых сотрясался, казалось, весь Мамаев курган, в штабе армии завершалась работа над планом контратаки. Ее исходные рубежи - после того, что произошло на центральном участке за последние часы, - естественно, были уже иными, чем представлялось сначала. Более скромная ставилась и общая задача: отбить поселок близ Разгуляевки, а также пригородную больницу и высоту к северу от нее, господствующую над этим районом.
Рассчитывать на большее не приходилось, даже если бы нам очень повезло. В бой вводился весь армейский резерв - сводный полк 399-й дивизии полковника Травникова с остатками 6-й танковой бригады подполковника Хопко. В контратаке должны были участвовать весьма поредевшая бригада Бурмакова, полк майора Савчука из дивизии НКВД, снимаемый с запасных позиций в городе, сводный батальон 112-й дивизии Ермолкина. Между этими частями распределили полученное в тот день маршевое пополнение и тысячу бойцов, набранных в армейских тылах.
Стрелковой
В 22.30 приказ был подписан, и направленцы штарма немедленно отправились с ним в войска. Чтобы упредить самые ранние действия противника, общая готовность назначалась на 03.00, начало атаки пехоты - на 03.30.
Этот приказ - № 145 - был первым боевым приказом войскам 62-й армии, подписанным В. И. Чуйковым. Думается, он, помимо прямого, чисто оперативного своего значения, был важен также тем, что не оставлял ни у кого ни тени сомнения насчет того, как решительно настроен новый командующий, насколько уверен, что армия способна наносить зарвавшемуся врагу крепкие удары и сражаться за Сталинград до победы.
За оставшиеся до рассвета часы подлежало выполнению еще одно решение командарма. Он признал - и вполне обоснованно, - что пребывание командного пункта армии и штарма на Мамаевом кургане, весь день находившемся под сосредоточенным вражеским огнем, сделалось невозможным. Придя в конце дня к такому выводу, Чуйков сказал нам с Гуровым:
– Дело не в наших жизнях как таковых. Если так пойдет дальше, мы, сидя тут без надежной связи, рискуем потерять нормальное управление войсками. Переносить КП надо безотлагательно, нынешней же ночью. Разрешение на это получим.
Как-то после войны один знакомый генерал, служивший с Василием Ивановичем Чуйковым раньше моего, отозвался о нем как о человеке, который никогда не отложит на завтра то, что необходимо сделать сегодня. Суждение было верное, но об этой черте Чуйкова я сказал бы немного иначе. Как военачальнику ему в исключительно высокой степени присущи умение не упустить момент, когда надо сделать что-то важное, способность предвидеть осложнения и опасность, когда их еще не поздно в какой-то мере предотвратить.
Ко многим памятным мне примерам такого рода относится и принятое им без долгих раздумий решение перенести КП с Мамаева кургана.
* * *
Единственным местом, пригодным для того, чтобы немедленно, без длительных приготовлений, развернуть там наш КП и основные отделы штарма, была штольня на левом берегу Царицы, где недавно располагался командный пункт фронта, а затем фронтовой ВПУ во главе с заместителем командующего генералом Голиковым. (Теперь Ф. И. Голиков находился за Волгой и непосредственно ведал переброской подкреплений для нашей армии, форсируя, пока были еще на подходе свежие соединения, отправку маршевых батальонов.)
В это "Царицынское подземелье" мы в течение ночи и перебрались. На высоте 102 сохранялся армейский НП, на котором оставался Николай Митрофанович Пожарский со своими помощниками: для управления огнем это место было неоценимым.
Последними уезжали с Мамаева кургана на двух "виллисах" командарм и я. Передвижение среди сталинградских руин и завалов стало делом непростым, и чтобы побыстрее преодолеть восемь-девять километров, отделяющих высоту 102 от Царицы, проводником взяли заместителя начальника бронетанковых войск армии подполковника Матвея Григорьевича Вайнруба. Руководя переброской с участка на участок чуть ли не каждого танка, он хорошо знал состояние городских коммуникаций.