Сталинка

Буденкова Татьяна Петровна

– Две картины. Одна должна быть в доме деда, а другая, там должен быть костёл выписан справа за плечом Иосифа, в приходском костеле Глубокого должна храниться. Так знаю.
– Незнакомец с трудом подбирал русские слова.

– В 1927 году в Варшаве продац его портрет, за большие деньги. Продац, будто он костёлу принадлежит. А дАкументов подтверждающих, что это так - нета. Мы вас долго шукали... э... искали. У вас может есть дАкументы. Тода можно портрет вернуть вам, как законной владельницы. Это великий гроши.

И всё-таки говорил он вполне ясно и понятно, чтобы у Агафьи зашлось сердце. А ведь и было отчего! Тем временем разгоралось утро. Туман выпал росой, и солнечные лучи заиграли его капельками на темно-зелёной ботве картошки.

– Мы сможем вас вытягнуть отсюда. Вы будите навучать своих детей хорошо. Жиц добра.

Судя по тому,

что незнакомец всё чаще сбивался на белорусский язык, стало понятно, как сильно он волнуется. Агафья, ничего не ответив, вырвала картофельный куст, обобрала ещё мелкую картошку в ведро и также, молча, шагнула в сторону.

– Я заувтра в этом же часу буду вас ждать тут.

Весь день, чем бы Агафья ни занималась, разговор этот не выходи у неё из головы. Ну почему, почему её дети должны учиться в сибирской глубинке, а не в европейских университетах? Так ведь здесь её дочерям, кроме школы никакого образования не видать! А жить? Обзаводиться семьёй, рожать её внуков... Может, стоит рискнуть? Да, рискнуть... И она отчётливо вспомнила, как сидела на стуле и наблюдала, как убийца её мужа грабит их дом, и как замерло её сердце, когда он подошёл к иконе. Там, за образами, были спрятаны бумаги, удостоверяющие её происхождение. Найдёт - не пощадит. Погибнут дочери... "буржуйское отродье"! Он уже взялся рукой за икону, но вдруг отдернул, будто обжёгся:

– Ладно, замаливай свои грехи! Нам все эти деревяшки не к чему!

Потом, когда остались одни, она растопила печь, пока ещё совсем не стемнело, взяла ведро, лопату и пошла к той берёзе, на которой был повешен её муж. Подставила ведро, встала на него, обрезала верёвку. Как заворачивала мужа в простынь, на которой ещё прошлую ночь он обнимал её горячими руками, как выкопала невдалеке могилу и потом волоком тащила его туда - всё это она помнила до мелочей, но так, будто видела всё это со стороны. Вернулась в дом затемно. Девчонки спали. Достала из-за иконы бумаги, собрала раскатившиеся по углам комнаты клубки, и вышла во двор. В тех клубках были спрятаны фамильные золотые украшения. И самое ценное - перстень с гербом. На перстне зубцы стены костёла, того самого, который нарисован на портрете Иосифа Корсака. Зубцы на перстне и зубцы на картине, должны совпадать. Портреты Агафья никогда не видела, не видела их и мать. Но их описание передавалось вместе с фамильным золотом. Если когда-нибудь жизнь изменится... Да. Так что? Настало время поменять жизнь?

Клубки и документы она тогда упаковала в железную коробку. Отсчитала от стены дома шаги, выкопала яму узкую и глубокую посреди картофельного поля и закопала туда эту коробку.

В огороде среди открытого поля - кому придёт в голову что-нибудь искать?

И вот теперь, в полной темноте, не зажигая лампы, Агафья вышла из дома. Примерилась - примерно отсюда она тогда шагала. Получалось, что посреди огорода, среди высокой ботвы надо выкопать яму. А если хоть немного ошиблась и коробка чуть в стороне? На глазах у всего Корсакова перерыть до срока картофельное поле? Нет, никак невозможно. Но даже не это пугало Агафью. Сама она вместе с детьми выехать никуда не может. Кто же её выпустит? Может попытаться? Господи, это же какая жизнь открылась бы для неё и дочерей?! Села на ступени крыльца. Прохладный ночной воздух дышал таёжной свежестью. И вдруг в этих травяных запахах ей почудился сладковатый запах разлагающейся плоти, вздрогнула, поднялась на ноги. Вместо таёжной свежести на неё вдруг дунуло могильной сыростью. И стало ясно, что никто не собирается вывозить её и детей отсюда. Иначе, зачем прятаться? Чего стОит закопать её вместе с детьми на любой таёжной полянке? А под эти документы, там, в Европе, кто угодно представится Корсаками. Отдать свою родословную на откуп неизвестному человеку? Агафья, Агафья, одумайся! Будто кто закричал в ухо! Нет, ещё не время! И она вернулась в дом. Но сон не шёл. Обдумывая всё происшедшее, всё больше осознавала, какой подвергаются опасности и она, и дочери. Портрет её предка оценен в большие деньги. Кому-то каким-то образом стало известно о существующих у неё документах, которыми можно доказать право на собственность картины. Неизвестные ей люди, нашли её в этой глуши явно не для того, чтобы сделать богатой. У них свой корыстный интерес. Значит, этим визитом дело не закончится. Но что делать? Тут можно не только документов, но и жизни лишиться... самой и детей не сберечь.

Утром она опять стояла с ведром у того же места плетня.

– Рад бацыть

вас в столь ранний час. Ну что, решились?

– Нет у меня документов.

– Этого не может быть! Нам доподлинно известно, больше их никому валодаць... э... владеть, иметь... Вы никуда отсюда не выезжать и ваши предки тож. Кроме вас никто не может иметь дАкумент. Вы не боись! Вы забирайте их с собой и вместе уедемо!

– Были бы, я бы с радостью. Но нет их. Сожгла в ту ночь, когда мужа повесили.
– И пошла к дому.

– Пачакаць, пачакаць... э... погодьте! Вчера ищо были, вы мне не отказали, а сегодня их нет?

Она шла не оглядываясь. К вечеру растопила баню так, чтобы дым шёл клубами из дверей, дала прогореть затопке и отправилась к соседке, с которой хоть и не поддерживала особо дружеских отношений, но иногда всё-таки общалась. Объяснила ей, что простудилась младшая дочь, надо бы в бане погреть, а в своей, как назло, труба забилась. Вечером, так, чтобы было видно из окон дома, в котором жил приезжий по её душу гость, месте с детьми пошла к соседке. Назад возвращаться не торопилась. А когда все-таки вернулись, то увидела как раз то, на что рассчитывала. Всё в доме перевёрнули! Не пожалели даже печку. Вывернули почти десяток кирпичей. В погребе бочки с остатками прошлогодних солений - перевёрнули. Даже стены погреба и надворных построек носили следы повреждений. Искали тщательно. А украли - недавно купленную пуховую шаль. Агафья понимала, что это на показ. И что этим дело не кончится. И подняла переполох о том, что дом ограбили. По крайней мере, на эту ночь себя и детей защитила. Приехал оперуполномоченный. Здорово разозлившийся из-за того, что пришлось ехать в такую даль из-за какой-то шали! Но Агафья плакала и упрашивала его не бросать её на произвол судьбы, убеждая, что она и вспугнула грабителей, когда возвращалась от соседки из бани, вот они и успели только шаль взять, а значит, могут вернуться за чем-нибудь из других вещей.

– Ладно, определим к тебе...
– он улыбнулся, - одинокая, говоришь? В засаду на пару дней молодого стажёра. Смотри, не обижай!

В эту же ночь, как и предполагала Агафья, непрошеные гости опять вернулись.

– Погоди, не выходи, - шептала стажёру, когда стало понятно, что кто-то шарит в надворных постройках.
– Ты один! А их там, кто знает сколько? Да и что там могут утащить? Курицу? Жизнь дороже. А вот как бы в дом ломиться не стали?

– Да что ж такого в твоём доме брать?
– огляделся он.

В свете луны тень человека метнулась через двор в огород. Но в дом никто проникнуть не пытался, потому что ну, кто в Корсаково не знал, что у Агафьи засада в доме? Или решили, что прошлый раз обыскали тщательно.

– Может беглые какие из тюрьмы или ещё откуда. Им всё сгодится!
– подсказала она, думая, что если убедятся, что документов нет, может и оставят в покое.

– Похоже, грабитель один, - и караульщик, не зная истиной сути, открыв дверь, пальнул в темноту.

На следующее утро, раным-ранёхонько Агафья заметила, как польский родственник соседки задними дворами уезжал из Корсакова. А начальству стажера, приехавшему забирать его из засады, рассказала, как разумно и смело он защитил двух малолетних детей и женщину, то есть её семью, от грабителей. Спас, а не то, лишили бы их грабители жизни!

И опять жизнь потекла из повседневных забот. Только теперь Агафья была начеку. То ей казалось, что в доме, куда приезжал незваный гость, за окнами мелькают странные тени, то у себя в огороде вдруг обнаруживала отпечаток чужого следа. Убеждать себя, что всё это ей мерещиться от страха - даже не пыталась. Решила лишний раз удостовериться, бывает ли кто во дворе по ночам? А для этого стала каждый вечер мести метлой из мелких прутиков двор и тропинки между грядок. И вот однажды ночью она проснулась от того, что ей показалось, будто по крыше кто-то осторожно ходит. Охотничье ружьё, купленное при первой же возможности взамен конфискованного, Агафья держала под рукой и теперь бесшумной тенью скользнула в простенок, так чтобы в случае чего и окна и входная дверь были под прицелом. Стоять так пришлось почти до рассвета и только когда за окнами стало сереть, незваный гость ушел с крыши. А утром, на еле заметном узоре из полосок от метёлки, она увидела чётко пропечатанные крупные мужские следы. И было понятно, что не отступились, продолжают искать документы. Агафья знала, что в доме искать нечего, но понимала и другое, этого не знают охотники за её документами. И значит, она с детьми находится в опасности. Но время шло, незваные гости пока больше не наведывались.