Сталинская гвардия. Наследники Вождя
Шрифт:
Так говорил Хрущев в 1957 году, после XX съезда. Неугомонный Никита Сергеевич не был последователен, его логика – логика колебаний и шатаний. Через несколько лет, на XXII съезде, Хрущев оказался вдохновителем еще более радикального ниспровержения Сталина. Все ошибки, о которых предупреждал Хрущев в 57-м, были им совершены в 1961-м, а потом – новое отступление, новая попытка устроить идеологические заморозки. Политический прагматизм сменяла истерика. Хрущев выглядел то несгибаемым советским патриотом сталинского закала, то самовлюбленным демагогом.
Сталина изгнали из советского обихода. Под покровом ночи вынесли из Мавзолея. Даже памятника над новой могилой у Кремлевской стены не было. Острословы предлагали поставить памятник Иосифу Джугашвили, как участнику тифлисской демонстрации. А Ярослав
Взвешенное отношение к сталинскому наследию не возобладало. Хрущевская кампания обернулась выкорчевыванием памятников, сведением счетов… Молодая интеллигенция – шестидесятники, как прозвали их по аналогии с XIX веком – противопоставила сталинской «железной руке» гуманизм и человечность «ленинских принципов». Консерватизму противопоставили вольнолюбивый дух «ищущей молодости». Пышному плакатному соцреализму – жизнеподобный неореализм, в котором революционная романтика представала не в глянцевых образах сверхчеловеков. Вместо итальянских карнизов, пролетарских скульптур и дородных колонн на главные площади городов пришли неоштукатуренные кирпичные кубы, а в предместьях воцарились пятиэтажки унылых марких цветов. В истории культуры разнообразно реализовалось оттепельное поколение – и это радостно. Если бы только при этом не демонизировали Сталина, не воевали с собственным прошлым… Создавая собственные художественные миры, не нужно было высокомерно перечеркивать свершения сталинского поколения. Прошло время – и мы научились восхищаться «тоталитарным» искусством «времен культа». В сталинские годы написаны лучшие книги Шолохова, лучшие стихи Твардовского и Симонова, симфонии Прокофьева и Шостаковича, песни Дунаевского, Блантера, Хренникова. Построены лучшие дома и подземные залы Жолтовского, Полякова, Душкина… Это не однообразное тоталитарное варево, у каждого художника – узнаваемый почерк, неповторимый путь и бездушных готовых клише, право, поменее, чем у позднейших поколений. И все это поднялось не «вопреки», а на победной волне сталинского века. В 1960—1970 годы трудно было оценить значение сталинского века. Тогда многим представлялось, что политическая стабильность и статус сверхдержавы – это нечто неизменное, от века присущее России «само собой». Сталинское кровопролитие бросалось в глаза, а достижения, казалось, легко было превзойти в век атомных бомб и космических полетов. Позволял проницательно оценить Сталина только осмысленный трудовой управленческий опыт, когда вдоль и поперек изъезжено российское бездорожье, когда судьбы тысяч людей прошли через сердце, когда назубок известно, почем фунт лиха… Одним из уникальных управленцев в истории России был Дмитрий Федорович Устинов. В книге воспоминаний «Во имя победы» (она была издана на излете брежневского правления) маршал Устинов отдал должное «уникальной работоспособности Сталина» и рассказал о нем как о выдающемся, почти идеальном политическом деятеле.
В середине 1960-х сталинские выдвиженцы, руководители СССР Л.И. Брежнев и А.Н. Косыгин сглаживали хрущевские перегибы. Издательствам и СМИ не рекомендовалось публиковать антисталинские опусы. Брежнев снимает заговор молчания вокруг Сталина, упомянув его в торжественной речи по случаю 20-летия Победы. Тогда-то и раздался шквал аплодисментов, который надолго, если
В 1969-м нельзя было пройти мимо столетия Сталина. На экраны вышел первый фильм киноэпопеи Юрия Озерова «Освобождение». Юрий Озеров – сам фронтовик – на свой страх и риск вписал в сценарий сцены со Сталиным. Впервые после ХХ съезда Сталина почтительно показывали на киноэкране. Зрители фильма вряд ли могли расслышать реплики вождя: они тонули в аплодисментах. Экранному Сталину устраивали овации! Мудрый полководец в строгом кителе, каким представил Сталина актер Бухути Закариадзе, оставался всенародным лидером и в 69-м году.
Михаил Эдишерович Чиаурели – «придворный» кинорежиссер Сталина, создавший запрещенные при Хрущеве эпические кинополотна о вожде «Великое зарево», «Падение Берлина», «Клятва», «Незабываемый 1919-й» – в 1969-м был редким гостем в Москве, работал в Грузии. Он ушел из большого кино, но в первые брежневские годы отдышался от травли и занялся мультипликацией. К 90-летию Сталина (разумеется, это не афишировалось) он выпускает мультфильм «Как мыши Кота хоронили», в котором иронически намекал наследникам Сталина: кто есть кто.
Идеологи ЦК разрабатывали программу, которую называли «реабилитацией Сталина». Но дезавуировать документы ХХ и ХХII съездов ЦК не мог, это противоречило осторожному брежневскому стилю. В Политбюро состоялась острая дискуссия, о которой мы имеем представление по неполным и отредактированным записям. Косыгин поддержал программу Суслова, но председатель Верховного Совета Н.В. Подгорный счел нужным «показать власть» и, по существу, возглавил антисталинское лобби в ЦК. Активно поддерживал Подгорного А.Я. Пельше. Брежнев выбрал компромиссное решение: к юбилею в «Правде» вышла уважительная юбилейная статья, но никаких иных почестей Сталину не воздавалось. Правда, памятник на могиле вскоре установили: скульптор Томский продолжил свою сталиниану.
Следующий этап реабилитации Сталина намечался к сорокалетию Победы. Работая над «Блокадной книгой», писатель Даниил Гранин встретился с А.Н. Косыгиным – уполномоченным Государственного Комитета Обороны блокадного Ленинграда. Когда в одном из вопросов писателя прозвучало (намеком!) пренебрежение к Сталину – сдержанный и хладнокровный Косыгин ударил кулаком по столу: «Не вам судить о Сталине!» – и резко свернул беседу. Быть может, Косыгин раздосадовался, четко увидев перед собой представителя интеллигенции, которая всеми силами препятствовала окончательной реабилитации Сталина.
И все-таки дело шло к восстановлению доброго имени генералиссимуса. Сталин оставался популярнее, чем любой из действующих политиков. Сталинистов обрадовали воспоминания авиаконструктора Яковлева, не пожалевшего для вождя добрых слов. Тогда же вышли в свет мемуары Устинова, о которых мы уже вспоминали. А книги членов Политбюро – это же готовые догмы, они в простоте слова не проронят. Ю.В. Андропов неожиданно привечает поэта-сталиниста Феликса Чуева, а сын Андропова пишет просталинскую монографию «На перекрестке двух стратегий» о предвоенном международном положении. Чаковский издает роман «Победа», а режиссер Матвеев его экранизирует в духе сталинских картин Чиаурели.
В 1984 году не было в СССР более влиятельного человека, чем Д.Ф. Устинов. В последний год жизни маршала вернули партбилет В.М. Молотову. На заседании Политбюро, обсуждая Молотова, Устинов высказался эмоционально: «А на мой взгляд, Маленкова и Кагановича надо было бы тоже восстановить в партии. Это все же были деятели, руководители. Скажу прямо, что если бы не Хрущев, то решение об исключении этих людей из партии принято не было бы. Вообще, не было бы тех вопиющих безобразий, которые допустил Хрущев по отношению к Сталину. Сталин, что бы там ни говорилось, – это наша история. Ни один враг не принес столько бед, сколько принес нам Хрущев своей политикой в отношении прошлого нашей партии и государства, а также и в отношении Сталина.