Сталинские соколы. Возмездие с небес

Сапрыкин Станислав Рудольфович

3 июля Лысенко, прибывший из штаба дивизии, собрал командиров эскадрильи, а те, в свою очередь, личный состав. Нам сообщили, что в ближайшие дни возможны удары противника с разных направлений, наша задача. нарушить сосредоточение вражеских войск в период занятия им исходного для наступления положения, а затем. уничтожать танки, артиллерию и мотопехоту. Теперь понятно, для чего нас собрали под Курском, педантичные немцы, верные своим традициях готовят большое летнее наступление.

Получив разведсведения о положении неприятеля, мы в тот же день начали готовиться к боевым вылетам, а лететь надо было уже завтра утром.

04 июля в 5.30 утра эскадрилья в составе шести самолетов поднялась в воздух, для штурмовки вражеской артиллерии, выдвинутой в район Змиевки южнее Орла. Судя по всему, противник выдвигал орудия батарей ближе к фронту, готовясь к артиллерийскому удару. Налет должен был стать для немцев неожиданностью, поэтому шли под прикрытием всего пары истребителей на высоте двести метров. Истребители специально отстали и набрали несколько

километров высоты, но не теряли группу из видимости. Под нами раскинулись просторы Среднерусской возвышенности. Над фронтом затишье и поэтому утренний полет однообразен. Я лечу и думаю, сколько же мне пришлось выучить районов за эту войну. Белоруссия, Кубань, Волга и Дон, Брянск, теперь Курск и Орел, и везде – ориентиры, подходы, аэродромы. Летная жизнь, конечно, не работа в конторе, но путешественником я стал больше по принуждению, а не по доброй воле. Новый самолет послушен и устойчив. Стрелок Константин что-то поет в своей кабине, наверное, пытаясь заглушить естественный страх, он из пополнения после Троицкой школы, как и восемнадцатилетний Наум, с которым я познакомился по пути в часть. Впрочем, какой страх в их годы, в восемнадцать лет я сам мало чего боялся, вся жизнь впереди, а опасности должны пройти стороной. Со мной неразлучная Васька. Я мог бы вполне оставить ее в землянке дожидаться возвращения хозяина, но брать в полет кошку уже стало традицией, да и я ведь еще живой, впрочем, почему «еще». Трудно сказать, что это. действительно языческая вера в оберег зверька с девятью жизнями или беспокойство о ее судьбе. ну ладно, меня убьют, так и бог с ней, а если собьют, плен, госпиталь, и так далее, кому нужно покалеченное животное. Нет, мы теперь с ней надолго, навсегда. Только бы ходить начала, надоели проблемы с ее туалетом и мытьем. Народ смеется. ты с ней как с дитем малым. А я отвечаю. у меня одна уж дочка почти взрослая, а про беременность жены молчу, пусть родит, тогда и порадуюсь. Ух, и напьемся, уж найду, что выставить товарищам.

Мои размышления прервала команда командира. вижу батарею на десять часов, атаковать с горизонтального полета.

Смотрю на окраине чахлого лесочка «фрицы» выкатили орудия и какое-то оборудование, рядом несколько танков или бронемашин. Сделали по три захода, выбирая цели. В первом я смазал, сбросив бомбы в поле, во втором – удачно попал в танк, когда зашел на третий. немцы опомнились и организовали дружный заградительный огонь. Несколько пуль или осколков, а может, и снаряд повредили левую плоскость. Я вышел из атаки и стал ждать группу. Пошли обратно, один Ил был заметно поврежден и оставлял черный след. Мой самолет летел, опираясь на невидимый воздух подраненным крылом, и небо не подвело, не сбросило рукотворную птицу на пыльную землю в лапы врага. Удостоверившись, что самолет устойчив и управляем, на обратном пути я атаковал случайно обнаруженную колонну грузовых машин противника, двигающихся в сторону наших войск. Атака получилась внезапной и удачной, машины с пехотой, шедшие в одну линию по проселочной дороге, не успели рассредоточиться, в первом же заходе вдоль колонны я постарался максимально использовать оставшийся боезапас и устроил огненный салют сразу из нескольких грузовиков. Наблюдая, как разбегается во все стороны личный состав Вермахта, я еще раз атаковал, а затем догнал ушедшую эскадрилью. Уже над территорией курского выступа подбитый и заметно отставший Ил совершил вынужденную посадку с убранными шасси на ровном поле. Мы пошли дальше, но один из летчиков решил вернуться и сесть рядом с товарищами на шасси, чтобы забрать севших на вынужденную. В этот не было никакой необходимости, Ил находился на нашей территории и экипаж рано или поздно вернулся бы в часть. Ошибка получилась роковой, поле не было идеально ровным. В результате, люди в севшем без шасси самолете остались живы, а второй «Ил-2» разбился и стрелок, получивший ранения при посадке, умер на следующий день. Были потеряны два самолета.

Отчитываясь по результатам налета, я доложил, что лично уничтожил одну артиллерийскую установку и семь автомашин.

Весь день техники колдовали над самолетом. Утром следующего дня немцы начали наступление. Впрочем, уже ночью слышалась артиллерийская канонада, также должны были работать наши ночные бомбардировщики по аэродромам противника. Мы вылетели в то же время, как и вчера приблизительно через пол часа после начала германского наступления. Наносим удар по мотомеханизированным войскам и артиллерии немцев, подтягивающимся в район Глазуновки. Наше звено из четырех Илов прикрывает целая эскадрилья истребителей, их штук восемь не меньше.

Утро, как две капли воды похожее на вчерашнее. раннее, ясное, с высокими редкими облаками. Утро – хорошее время дня, чтобы начинать нечто серьезное или интересное, ведь впереди еще целый день. Но на войне утро – это начало активных боевых действий, конечно, если вы не в ночной авиации, и оно может стать последним, и станет таковым для многих солдат этой войны. Наступающая ночь – это период успокоения. все, на сегодня отвоевались, а если можем так говорить, значит, живы и, как минимум, проживем еще одну ночь! Нет, на войне утро не радует. Впрочем, как говорят японцы. хорошее утро, чтобы умереть!

Как раз, когда я об этом подумал, нас атаковали истребители. Я понял это по начавшему стрелять хвостовому пулемету, молодец Костя, не спит. Проскочивший вперед немец попытался атаковать летевший впереди нас Ил. Огнем пулеметов мне удалось отогнать немца в сторону. Мы стали в оборонительный круг, а наше прикрытие связало их боем. Немцы оказались настырные, судя по всему, имели строгую команду

не дать штурмовикам нанести удар по войскам и техники. Мы пытались маневрировать, но были оттеснены от Глазуновки. Высоты орловского плацдарма обеспечили немцам скрытый подход подкреплений из глубины. Запутавшись в дорогах и не обнаружив германских резервов чтобы избежать потерь, мы вынуждены были вернуться обратно. Пересекая фронт, увидели немецкую атаку, противник, встречая ожесточенное сопротивление советской обороны, уже продвинулся на несколько километров. Когда мы шли в район Глазуновки, наступления еще не было. Линия фронта сдвинулась, и наносить удар по переднему краю, не зная точного положения наших частей, было рискованно. Мы возвратились на аэродром без потерь. Наше прикрытие заявило о четырех сбитых фрицах. Днем по нашим упущенным целям нанесли удар несколько эскадрилий «Бостонов». По сведениям соседей немецкие истребители устроили им жесткий прием, сбив или повредив от одного до трех бомбардировщиков и это не смотря на сильное прикрытие. Думаю, останься мы дольше, нас бы размазали Мессершмитты и Фокке-Вульфы.

Разобрали вылет, пока механики заправляли и проверяли самолеты, приняли «на орехи» за невыполненное задание и тут же получили новое распоряжение. нанести удар по скоплению войск и техники противника в районе Ржавце. Вылетели средь ясного дня в 12.45 без прикрытия на самоубийство. Считай, нас как штрафников отправили. Думаю, правильно, что только четверкой, пошли бы полком, весь полк оставили. Надежда только проскочить низко. Вышли на бреющем, увидели скопление танков, ушли в сторону, резко развернулись с набором высоты и начали атаку плотным строем. Немцы оказали сильное противодействие зенитным огнем, наш Ил повредили, на этот раз, задев правую плоскость. Начала травить пневматическая система. Давление в баллоне выпуска закрылков и шасси упало до 50 атмосфер. Израсходовав боезапас, повернули в сторону Харькова, а затем, маневром на высоте двести метров, стали возвращаться. Пересекли поле боя, перед нашими инженерными заграждениями скопилось множество танков противника, немцы атакуют крупными силами, подтягивают резервы. Внизу пыль, огонь, пожары, драка начинается не хуже Сталинградской. Это может показаться странным, но все штурмовики благополучно вернулись домой.

7 июля в 10.30 утра вылетаем для удара по скоплениям танков и автомашин в районе населенного пункта Степь. Немцы развернули наступление на Поныри, продвинувшись более чем на четыре километра. Уничтожив немецкие подкрепления, мы поддержим обороняющие войска. Впрочем, звено из четырех Илов вряд ли сможет сокрушить противника, вместе с нами работают несколько эскадрилий бомбардировщиков, наша задача подчистить их работу. Нас должны сопровождать две пары новых советских истребителей Ла-5.

Над полем боя мы столкнулись сильным противодействием и атаками истребителей. Мне удалось с первого захода уничтожить одну автомашину, на выходе из пикирования я почувствовал удар в хвостовой части. Недоброе предчувствие закралось в сердце. Даже сквозь шум мотора и выстрелы я услышал, как хрипит мой стрелок. Прежде чем истребители смогли связать немцев боем, наше звено вынужденно разделилось, одной паре удалось повернуть на юг, нас же немцы стали теснить в сторону Орла. Ситуация складывалась очень плохо. Идя вдоль Оки, мы пересекли Кромы, дальше был Орел, где нас бы сбили на сто процентов. Впереди летящий Ил-2 был атакован истребителем и сбит, но огнем хвостового пулемета стрелок успел повредить истребитель немца. Тот, не выходя из пикирования, ушел в землю рядом с упавшим Илом. Товарищи погибли, но благодаря их самоотверженности я остался без преследователя. Постепенно уходя от Орла влево, я решил пройти так еще некоторое расстояние, чтобы убедиться, что за мной не летит напарник сбитого немца. Так я вышел в район Нарышкино. Развернувшись на юг, я с удивлением обнаружил, что по железной дороге Брянск – Орел следует поезд. Я подошел ближе и насчитал не менее одиннадцати грузопассажирских вагонов, в каких обычно перевозят личный состав. Наверное, во мне пробудился инстинкт охотника, чего за собой ранее я не замечал. Боезапас из снарядов, пуль и РСов был почти не израсходован и я решился атаковать. Выстроив заход с наиболее удачного ракурса по ходу состава, я сделал два захода, расстреляв поезд из всего, что было на борту. Кроме вагонов, я попал в котел паровоза, так как состав остановился, и из него стали выбегать люди. Если бы сейчас появился хоть один немецкий истребитель, я был бы немедленно сбит. С другой стороны для немцев было большой самонадеянностью заниматься железнодорожными перевозками в орловском направлении среди белого дня, хотя и ночью можно было попасть под удар бомбардировщиков. Считая, что отомстил сполна, я быстро развернулся, не дожидаясь пока немцы вызовут истребители, и пошел на аэродром.

Мне удалось вернуться на аэродром с телом Кости. Стрелок был тяжело ранен и истек кровью еще в воздухе, я бы все равно не успел привести его живым. Незащищенная кабина убивала уже второго молодого парня в моем маленьком экипаже. Ему было всего восемнадцать. В таких случаях принято говорить – погиб еще нецелованым.

Другая пара вернулись раньше нас, так что сегодня мы потеряли один самолет и троих человек, сбив истребитель. О собственных результатах вылета и о поезде я конечно доложил. Доказательств у меня никаких не было, оставалось разве что надеяться на доклад разведки. Это был мой тридцать первый боевой вылет и согласно Приказу о порядке награждения я мог рассчитывать ни много, ни мало как на Героя даже и без поезда. Командир действительно подал представление о награждении. Я попросил, чтобы и Костю посмертно представили к награде.