Сталинские соколы. Возмездие с небес

Сапрыкин Станислав Рудольфович

Погода прекрасная. безветренно тихо и отличная видимость. Набираю высоту, следуя за группой. Лишних двести пятьдесят килограммов почти не ощущается, все равно маневрирую с осторожностью. Маршрут проложен над предполагаемой линией фронта, хотя, как таковой, линии уже нет, есть отступающие на юго-запад немецкие части. Где-то на половине пути из облачности выныривает пара немцев, судя по эмоциональным выражениям в эфире, не одна. Яки пытаются увязать фрицев за собой. Наша группа избавляется от бомб, сбрасывая их куда попало, и как я понимаю. с чувством облегчения. Я упрямый! Думаю. нас много, прикроют, донесу груз до места. Но когда услышал барабанную дробь, идущую от обшивки моего самолета сзади, я понял, что хочу жить и, сбросив бомбу, заложил глубокий вираж влево против вращения винта. Завязался бой, в котором я был в проигрышном положении. Противник находился сзади, и я даже не понимал, кто меня атакует. Я видел пролетающие рядом с моим самолетом короткие

очереди и пытался уйти пологой нисходящей спиралью, учитывая, что высота, на которой я шел по курсу, была триста метров, возможности для вертикального маневрирования уменьшались с каждым мигом. Мне все таки удалось сбросить немца поднырнув под него на ножницах и удрать на полном газу не жалея двигателя. Я потерял группу, но через некоторое время пристроился к четверке Яков нашего сопровождения. Не зная, чем закончился бой, но, получив команду по радио следовать к Самбору, под прикрытием истребителей я пошел прежним курсом. Несколько раз нас обстреливали с земли отступающие немецкие части, Организованно отходящие с разных направлений рассредоточенными пешими или механизированными колоннами. Пока догонял группу, мог выбрать и проштурмовать несколько целей, но решил оставить их на обратный путь. Впереди метрах в пятистах идут остальные кобры, мое звено целое. Командир сообщает, что впереди видит цель, при сегодняшней отличной видимости различить чадящую летней дорожной пылью группу танков не сложно, тем более что на данном участке местность открытая.

Выбирая курс атаки, замечаю слева поезд, идущий по направлению от Борислава на Самбор. Наших здесь быть не может, значит, поезд немецкий.

Пикирую на группу танков, различаю четыре машины идущих с разными дистанциями и интервалами, чтобы усложнить прицеливание возможных бомбардировщиков. Короткий залп и тяну «на себя». Выхожу из пикирования, и пока остальная группа строит круг для повторных заходов на танки, инстинктивно иду в сторону замеченного поезда. Захожу сзади по линии железной дороги, поезд товарный с закрытыми вагонами, пикирую, и как только последний, а с моей стороны – первый вагон скрывается под мордой «Кобры», даю залп, постепенно выводя «Кобру» в горизонт, не прекращая стрельбы, так, чтобы накрыть пушечно-пулеметным огнем как можно больше вагонов. Не видя результатов своей атаки, но уверенный, что попал, повторяю заход. Поезд остановился, но людей вокруг нет, никто не бежит, покидая поврежденный состав. Значит, поезд везет технику или, у меня мелькнула страшная мысль, вдруг в закрытых вагонах военнопленные или население, угоняемое в Германию. Но времени думать нет, состав подо мной, стреляю, стараясь попасть в локомотив, пытаясь посчитать вагоны – более семи.

На обратном пути, войдя в раж, я попытался остатками боекомплекта проштурмовать механизированную колонну идущую от Львова, но, сделав один заход и попав под зенитный обстрел, я быстро дал ходу в свою сторону на высоте в тысячу футов.

Подошел к аэродрому, сделал круг, осмотрелся. на хвосте никого. Захожу на посадку и, сдуру, выравниваю самолет метрах на пяти, даю газ и ухожу на второй круг. И это было мое третье правильное решение за сегодня, после того, как сбросил бомбу и атаковал поезд. На посадке даю козла, но удерживаю ручку, только бы стойки выдержали. С третьего прыжка сажу Р-39 и подруливаю к замаскированной стоянке. Из кабины выполз как выжатый, будто по мне телега проехала – такая усталость за один боевой вылет.

Оказывается, мой самолет был поврежден огнем немецкого истребителя в районе всасывающего патрубка карбюратора, расположенного сверху за фонарем кабины, но понял я это только на земле. В голову, гад, мне целился! К тому же была повреждена трубка бензосистемы, и топливо легкой струйкой стекало вниз, возможно, оставляя легкий шлейф за самолетом в полете. От пожара и гибели меня спасло некое чудо. Вот это и называется – в рубашке родился! Уйдя вечером в дальний угол двора, я одной рукой сжал серебряный крестик, спрятанный под гимнастеркой, другой – вынул из нагрудного кармана фарфорового слоника, и так постоял несколько минут, не думая ни о чем.

Речкалов оценил мои действия правильно. Просто попасть в двигающийся танк из авиапушки – даже на полигоне пять процентов из ста, а чтобы 37-мм снаряд угодил куда надо, в слабое место – это вообще дело случая, пустого везения. По докладам остальных летчиков я понял, что наша атака ущерб танкам не нанесла, разве что психический. А тут я целый поезд остановил и не бомбой, а пушкой и пулеметами.

Кроме меня на аэродром вернулось четыре «Кобры», один летчик пропал, был он сбит огнем зенитной артиллерии, авиации, потерпел аварию или столкнулся в воздухе – не понятно. В этот день в небе над Львовом и Самбором одновременно было столько самолетов, что даже не знаю – оправданно ли. По нашим данным потери немцев составили восемь машин, из них три сбила наша группа, наши потери – семь, в том числе один Р-39. У немцев в этом районе вроде бы действовала группа асов истребительной эскадры «Мельдерс».

На

следующий день, такой же безоблачный и теплый, как и предыдущий, четверых летчиков, в том числе и меня, вызвал Речкалов. Мы поздоровались и, хотя в группе были старшие по званию и более титулованные летчики, командир полка сразу обратился ко мне:

– Докладываешь, что вчера успешно атаковал фашистский поезд в районе Самбора, значит, будешь специалистом по поездам. Самолеты ваши готовы, бомбы подвешены, вылетаете в район Драгобыча, немцы прорываются в юго-западном направлении на автомашинах, повозках, железнодорожным транспортом, пешими группами. Ваша задача уничтожать все обнаруженные поезда.

Поднялись в воздух в 15.30. Нас сопровождают две пары «Лавочкиных» соседнего полка. Вчерашние повреждения моего самолета устранены, настроение лучше вчерашнего. Сзади остался освобожденный Львов, идем вдоль железной дороги на высоте в тысячу футов по прибору. «Лавочкины» обогнали нас справа выше – пусть контролируют небо.

Сегодняшнее задание по штурмовке не кажется мне необычным, вчера ведь все обошлось, хотя никогда не знаешь, как сложится ситуация, тем более над территорией, пока занятой противником, да и население не особенно дружественно к нам, впрочем, как и к немцам. Идем с соблюдением значительной дистанции, после минут восьми полета за Дрогобычем в сторону Венгрии ведущий звена обнаруживает поезд, это еще старая Австро-Венгерская дорога, связывающая Львов с Веной. Делаем проход над составом с глубокими кренами вправо-влево, рассматриваем состав – товарный с закрытыми деревянными вагонами, что внутри? Строим коробочку, сбрасываю бомбу в пологом пикировании, как делают это Илы, и сразу даю газ, пытаясь уйти от возможных осколков и ударной волны фугаса. Прохожу над составом, судя по образовавшимся воронкам, бомба упала рядом с полотном в хвостовой части поезда, прямого попадания нет, но уверен, что сто килограммов взрывчатки должны были нанести ущерб подвижному составу, правда поезд с рельс не сброшен. Похожие результаты и у других членов группы.

«Лавочкины» дают знать о появлении пары немецких истребителей, оставляем поезд и стараемся быстрее набрать высоту. Высота для летчика это жизнь, причем не в поэтическом, а в самом прямом смысле, высота – это маневр, а прижатый к земле ты теряешь главное преимущество самолета – полет в трех измерениях.

В наборе вижу, справа враг пытается зайти в хвост моему ведущему. Правым поворотом на горке получается оказаться в хвосте немца и отсечь его от командира. Немец бросает преследование и уходит на скорости, моя слишком мала, чтобы догнать. Но немцев всего пара, а нас – восемь. «Лавочкины» докладывают о еще одной паре вражеских истребителей. Я их не вижу, все внимание небу, краем глаза замечаю огненную трассу с земли – это стреляет по нам вражеская пехота, не до них. Бой идет минут десять – двенадцать с одинаковой тактикой. не в свалке на виражах, а на большом пространстве используя скоростные качества самолетов. «атаковал – ушел».

Вроде бы все, по топливу надо идти домой. Захожу на посадку и на глиссаде выпускаю щитки, солдатики не выходят, что-то с механизмом, буду садиться без щитков на повышенной скорости. В последний момент, почти на выравнивании посадочные щитки все же выходят, создав неожиданную предательскую подушку, еле удерживаю самолет от взмывания. Все, сел! Заруливаю на стоянку, вижу, стоит пара необычных самолетов, с виду – Яки, но меньше чем «9» или «7» с каплевидными фонарями. Подхожу рассмотреть, это наши новые самолеты Як-3, соседи в гости прилетели.

Разбираем полет, докладываем. задачу выполнили, как минимум три вагона уничтожено, поди, сейчас проверь, пока этот район наши не захватят, прикрытие тоже молодцы, не только не подпустили к нам немцев, но и позволили группе без потерь сбить два истребителя противника.

Вечером рано пошли отдыхать, утром вылетаем на «воздушную охоту» и прикрытие наших войск ведущих бои за Калуш. Вчера немцам удалось отбить город у 1-й танковой армии, на утро назначено новое наступление.

Вылет в 5.45 в слабой утренней дымке. Поднимается эскадрилья из четырех пар. Строит «кубанскую этажерку», звено, в котором я должен лететь замыкающим, набирает высоту четыре тысячи девятьсот футов. За Р-39 взлетает пара Яков, прилетевших вчера. Я задерживаюсь с взлетом, проверяя выпуск посадочных щитков, догоню над Калушем. На маршруте самолетов противника не было. Солнце уже взошло, разгоняя утренний туман. Внизу блестит Днестр. Эти места мне знакомы только по полетным картам, а потому кажутся враждебными не приветливыми, а ведь это красивейшие места Прикарпатья. И люди – местное население, совершенно не кажущееся мне враждебным. Это трудолюбивый и достаточно душевный народ с непростой историей. Постоянное угнетение пришлых империй вынужденно сделало их осторожными, я бы сказал – хитрыми, но жители еще смогли сохранить первобытную чистоту души и широкое гостеприимство. Местные напоминали мне кавказцев, наверное, все горцы одинаковы. Их язык отличался необычной певучестью и красотой.