Сталкер времени. Либерея
Шрифт:
Иван вошел внутрь, посветил свечой, которую все это время держал в руке, и дернул за кожаный шнурок, висевший у входа. Почти сразу загорелись несколько факелов и осветили помещение. Это тоже придумали мастера, строившие это секретное убежище.
Царь посмотрел по сторонам: вдоль стен стояли дубовые стеллажи, а на них книги, у многих было золотое «облачение» с драгоценными камнями и серебряными застежками. Почти все книги, что здесь хранились, Грозный прочел. Если какой-то язык был неизвестен Царю, книгу на русский переводил знающий человек.
Посередине тайной комнаты стоял стол, рядом с ним кресло, напоминающее Царский трон, стоящий в Московском
Иван подошел к столу, зажег стоявший на нем подсвечник, сел, раскрыл фолиант, в середине книги находился черный тонкий прямоугольный кристалл. Грозный перекрестился, аккуратно взял его и прикоснулся к плоскости, кристалл через мгновение начал светиться, и на нем появились странные пиктограммы в виде Египетских иероглифов. У Царя на лбу выступил холодный пот, он еще раз перекрестился и нажал на одну из них.
Через несколько секунд перед Царем возникло изображение, напоминающее голограмму. Это был человек, одетый в белый современный комбинезон. Через паузу голограмма металлическим голосом произнесла:
– Я рад тебя снова видеть, Великий Государь, здравствуй, – человек в белом комбинезоне поклонился. – Что привело тебя ко мне? Мы не общались с тобой уже много лет…
– Мне нужна твоя помощь, существо неведомого мне мира, – ответил Иван.
– Я слушаю тебя.
– Ты много раз помогал мне, давал дельные советы, благодаря им я завоевал и Казань, и Астрахань. После этого я поклялся, что больше никогда не буду тебя спрашивать ни о чем, – Царь на некоторое время замолчал. – Но теперь я не знаю, что мне делать. Ливонская война почти проиграна. А с Юга моей державе опять угрожает Крымский Хан. Несколько лет назад я приказал, чтобы здесь, на Севере, в Вологде начали строить новую столицу. Ответь, я правильно поступил?
– И да, и нет. Прежде чем начинать войну или строительство, лучше посоветоваться со мной, – ответила голограмма.
– Что я должен сделать? – спросил Грозный.
– Во-первых, поберечь деньги и прекратить строительство новой столицы. А потратить золото и серебро из царской казны на производство пушек, они тебе понадобятся через год, когда твои воеводы с их помощью разгромят под Москвой войско Крымского Хана, и он больше никогда не подойдет к Москве. Правда, через сто сорок лет Москва перестанет быть столицей. Но после кровавого бунта вновь обретет свое величие. И еще, с одна тысяча пятьсот семьдесят первого года от рождества Его пройдет двести лет, и Крым на все времена останется русским.
– Благодарю тебя, я поступлю так, как ты советуешь, – произнес Царь и уже хотел нажать на иероглиф, но голографический человек остановил его:
– Все, что хранится здесь, – голограмма показала на книги, стоящие на полках, – должно остаться на своих местах, впереди у твоей страны смутные времена. В Москве эти сокровища могут погибнуть, в том числе и я…
– Смутные времена? – озабоченно спросил Иван.
– Да, так их назовут историки будущего. Это будет уже после тебя, и ты ничего не сможешь изменить. Но они пройдут, и твое государство возродится, как птица Феникс из пепла, и навсегда станет великим.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно.
– Спасибо, я верю тебе, – сказал Царь и нажал на иероглиф, голограмма пропала, и вскоре кристалл погас.
– 3-
Телепортация успешно
Рядом с каретой за дорожным невысоким столиком на раскладных стульях сидели два человека в европейских платьях, о чем-то беседовали и неспешно завтракали. Максим, прячась в высокой траве, подкрался поближе к экипажу, чтобы подслушать, о чем толкуют эти иностранные господа.
Оказавшись рядом, он услышал английскую речь. И хотя за несколько веков английский язык претерпел большие изменения, Максим прекрасно понимал, о чем говорят иностранцы.
– Герберт, – сказал первый англичанин, его звали Ричард, он был чуть старше второго, и его поведение подчеркивало, что он главнее своего соплеменника, – я взял тебя в это опасное путешествие в надежде, что ты будешь во всем мне помогать. А на деле все наоборот. В Архангельске за соболей ты дал завышенную цену. И если бы я вовремя не вмешался, от этой сделки мы ничего бы не получили. Запомни, прибыль английского купца, торгующего с русскими, должна составлять не меньше трехсот процентов…
– Но, сэр… – хотел возразить Герберт…
– Не перебивай меня, я еще не закончил, – недовольно произнес Ричард. – Вчера в дорожном кабаке ты напился как свинья и до сих пор не можешь прийти в себя. Затеял драку с половым, я понимаю, что шрамы и синяки украшают мужчину, – англичанин показал на огромный синяк, который красовался под левым глазом Герберта, – но мы на чужой земле и должны держаться здесь с английским достоинством.
Максиму надоело слушать пустую болтовню сыновей туманного Альбиона, и он очень осторожно подобрался к карете с противоположной стороны, тихонько открыл дверь и юркнул внутрь. На каретных диванчиках лежали два больших красных шерстяных пледа. Ими англичане укрывались в дороге. Они прибыли в Архангельск ранней весной, а до Москвы добрались лишь в середине июня. Максим наподобие римской тунике накинул на себя один из пледов (сталкеры после телепортации всегда появлялись в новом временном измерении абсолютно голыми), открыл дверь кареты со стороны англичан, встал на подножку, вознес к небу правую руку и на идеальном английском произнес:
– Быть или не быть, вот в чем вопрос. Смириться ль под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье?
Англичане, не ожидавшие столь эффектного появления кого-либо, да еще с началом монолога Гамлета, который к этому времени Шекспиром еще не был написан, от удивления открыли рты.
– Здравствуйте, господа, – продолжил Максим, спрыгнул с подножки кареты, направился к столику англичан, ловко отщипнул от курицы, которой завтракали посланцы туманного Альбиона, куриное крылышко, обглодал его и бросил косточки в небольшой глиняный горшок, стоящий на столе.
Первым от шока отошел Ричард и очень возмущенно произнес:
– Кто ты такой, и что ты себе позволяешь?
– Меня зовут Максимус, – невозмутимо ответил Максим.
– Ты англичанин? – уточнил Ричард.
– Нет, я, – Максим на секунду задумался, – я немец, но всю жизнь прожил в Англии, – Клинг сказал так специально, чтобы у его собеседников не было вопросов к его английскому произношению, которое по меркам конца двадцать первого века было абсолютно идеальным, но по меркам конца семнадцатого могло вызвать вопросы.