Стальная акула. Немецкая субмарина и ее команда в годы войны. 1939-1945
Шрифт:
Осмотревшись в перископ, Лютке велел Винклеру всплывать. Потом он разбушевался снова, увидев, что с заглушки люка все еще свешивается палец Мюллера. Рулевой оторвал его и бросил в центральный пост. Теперь разорался инженер-механик:
— Здесь вам не помойка!
Когда лодка выскочила из воды, Лютке снова пришел в ярость, поскольку не смог открыть люк. На этот раз главным идиотом на борту оказался Штолленберг. Тайхман поднялся по трапу и навалился на маховик со всей силы, но повернуть его не смог.
— Винклер, опуститесь до глубины 20 метров, — велел командир.
Получилось вот что: когда
Лодка опустилась на 10 морских саженей, и командир несколько раз повернул маховик. Когда лодка всплыла, он промок и снова разворчался, хотя сам был виноват в том, что в щель хлынула вода.
За обедом старпом прочитал маленькую лекцию о том, какую опасность представляет собой женитьба для всех мужчин, и для подводников в частности, или как обручальное кольцо чуть было не отправило на дно пятьдесят человек. Если бы Мюллер не носил своего обручального кольца, он бы не потерял пальца. Но тут инженер напомнил ему, что он потерял палец не из-за обручального кольца, а из-за своей печатки; на что старпом возразил, что первый лейтенант носил печатку только для того, чтобы не поддаться искушению снять обручальное кольцо. Тогда инженер взял щипцы, поднял палец с кольцами и положил его на грудь Мюллеру.
— Когда он проснется, это поможет ему снова погрузиться в сон, — сказал Винклер. — Гораздо дешевле морфия и намного лучше.
После нескольких ехидных замечаний в адрес первого лейтенанта и парочки непристойных шуток инцидент был исчерпан.
Так началась одна из последних битв с конвоями, перед тем как наступили божественные сумерки немецкого подводного флота. Самолет возвратился. Но он не стал атаковать подлодку, а повернул назад и исчез за горизонтом. В течение часа это повторялось четыре раза. Во второй раз он подлетел очень близко. Это был самолет с авианосца. А в ту пору это означало, что где-то рядом проходит конвой.
Когда Тайхман встал на вахту в 16:00, день уже угасал. Ветер стих; море было сравнительно спокойным и черным, словно уголь. С востока медленно выкатилась ночь.
Появились первые звезды, блестевшие необычайно ярко, и вскоре уже все небо было усыпано ими. Стало очень холодно.
В северной части неба колыхалось зарево; воздух, казалось, потрескивал от электричества. В отдельных местах море стало темно-зеленым. Нос лодки раздвигал фосфоресцирующий планктон — казалось, что она пашет поле из золотого песка. Мало-помалу зарево на севере превратилось в сполохи, напоминавшие вспышки молнии. И когда все звезды, которые когда-либо видел Тайхман, показались на небе, северное сияние протянулось по нему, — словно сверкающие копья.
Радисты ругались — из-за северного сияния прием был очень плохой. В 19:00 они записали отрывки радиограммы, посланной субмариной, обнаружившей конвой.
На мостик поднялся командир; он определил новый курс и велел дать полный ход. Тайхман спустился поужинать. Они со Штолленбергом разделили между собой вахты первого лейтенанта. Медленно и задумчиво Тайхман жевал свою фасоль с копченой свининой и картофельным пюре. Подкрепившись, он сменил Штолленберга на мостике.
В 20:30 пришла радиограмма от командования подводным флотом: восьми субмаринам, включая лодку Лютке, предписывалось
В 23:10 они заметили эсминец. Командир велел вызвать наверх боевой расчет орудия. Он состоял из старпома, двух мичманов и квартирмейстера. Старший квартирмейстер сидел за картами в центральном посту, прокладывая курс.
Эсминец не обращал внимания на подлодку, а может, еще не заметил ее, так что Лютке мог идти прежним курсом. На горизонте появились темные тени, о которых было доложено командованию. Тени росли; они двигались прямо на подлодку. Командир слегка изменил курс.
Незадолго до полуночи пришла новая радиограмма от командования. Лютке предписывалось поддерживать контакт с конвоем и навести на него другие субмарины. Включили радиокомпас и передали сведения о курсе конвоя на другие лодки.
В 1:00 вахтенные на мостике заметили в левой четверти немецкую лодку. В это же самое время радисты сообщили, что еще две субмарины установили контакт с конвоем.
В 1:20 пришла радиограмма командования: «Атаковать конвой».
— Торпедные аппараты к бою, товсь! — приказал командир, и его приказ был передан по системе громкой связи.
Аппараты с первого по пятый были подготовлены для залповой стрельбы. Старший квартирмейстер рассчитал курс цели, а командир оценил скорость конвоя в девять узлов. Подлодка на полной скорости пошла на обгон, ибо командир собирался открыть огонь, когда курсовой угол будет равен 45.
Когда угол стал равен 10, он велел сбавить скорость, чтобы уменьшить кильватерную струю, и медленно, демонстрируя врагу свой узкий силуэт, направился к передним судам конвоя. Из-за северного сияния он побоялся подойти слишком близко. Но даже при этом люди на мостике не могли понять, почему враг не заметил лодку. Два британских эсминца самой новейшей постройки описывали круги во главе конвоя, но и они не обнаружили ее. Один из них, подняв огромный вал фосфоресцирующей пены, прошел в 500 метрах от лодки.
— Эсминец, пеленг ноль, господин капитан-лейтенант, — произнес старпом.
— Поточнее, пожалуйста. Пеленг пять.
Несмотря на холод, людям стало жарко. Тайхман и Штолленберг, изучая свои сектора в бинокли, слышали слова, произнесенные на мостике. Им казалось, что эсминец шел практически вровень с ними.
— Удаление по-прежнему 800 метров, господин капитан-лейтенант, — сказал старпом.
— Какой вы у нас грамотный.
Теперь мичманам показалось, что эсминец несется прямо на них. Тайхман бросил на него взгляд и замер, словно его пронзило раскаленной докрасна иглой. Своими высокими надстройками эсминец напоминал небольшой небоскреб, который двигался прямо на него.
— Пеленг пять; удаление семь-ноль-ноль, господин капитан-лейтенант, — произнес старпом.
— Я рад, что вы, наконец-то, правильно определили пеленг. Но зато удаление теперь подкачало. Так что, будьте добры, ведите наблюдения поточнее. Удаление теперь шесть-ноль-ноль.
— Слушаюсь, господин капитан-лейтенант. Будем погружаться?
— Какого черта? Похоже, что там все спят.
По-видимому, так оно и было. Эсминец снова отвернул и двинулся назад к конвою.
Когда подлодка находилась на расстоянии 1200 метров от правой колонны конвоя, командир велел старпому стрелять.